Павел Нахимов - Адмирал Ее Величества России Страница 73

Несмотря на кровавые встречи русских с турками, западные державы не переставали изъявлять желания и надежды на прекращение возгоревшейся войны. Истребление эскадры на Синопском рейде хотя и раздражило невежественных фанатиков-турок, однако же оказало подавляющее действие на дух сановников Порты. «Чего можем ожидать от помощи западных держав, – спрашивали наиболее влиятельные люди Турции, – когда, в присутствии союзных флотов, русские решились уничтожить нашу эскадру?»

Европейская дипломатия, по-видимому, столь же усердно, как и прежде, старалась возобновить мир. Правда, западные державы, по просьбе министров Порты, решились в конце 1853 (в начале 1854) года ввести свои морские силы в Черное море, однако же дали понять туркам, что доставленная им защита не должна мешать их примирению с Россией, и взяли с Порты обещание, что флот султана не предпримет никакого действия, не снесясь предварительно с их адмиралами. Соединенные эскадры вошли в Черное море 22 декабря 1853 г. (3 января 1854 г.), вместе с дивизией оттоманского флота.

Два дня спустя лорд Радклиф объявил в прокламации к англичанам, живущим в Константинополе, что «флот ее величества, состоящий из десяти линейных кораблей, одного фрегата и семи пароходов, под начальством вице-адмирала Дундаса, вошел в Черное море одновременно с французским флотом и имея одинаковую с ним цель», и что «адмиралу Дундасу поручено защищать, по возможности, законные интересы Порты, не нарушая однако же существующих до сих пор дружеских отношений между Англией и Россией».

Тем не менее, еще прежде того, 12 (24) декабря 1853 года британский посол в Петербурге лорд Сеймур имел жаркое объяснение с графом Нессельроде. Начав беседу уверением в неизменном доброхотстве своего правительства России, лорд Сеймур сказал, будто бы с нашей стороны было нарушено доверие, нам оказываемое англичанами.

По словам его, «правительство ее великобританского величества, соблюдая права общеевропейские и свои собственные, не могло оставаться равнодушным в виду занятия нашими войсками Дунайских княжеств, угрожающего независимости и целости владений Турции. Правительство ее величества обязано защищать Порту и оно исполнит свой долг.

Победа при Синопе весьма прискорбна для Англии, как с умыслом нанесенная обида западным державам. Напрасно уверяли, будто бы на турецких судах были посажены войска, назначенные для десанта у Сухум-Кале; на них находились только припасы для Батумского гарнизона, и несмотря на то, эти корабли были уничтожены в турецкой гавани, состоявшей под защитой Англии…»

Граф Нессельроде прервал речь британского посла уверением, что со стороны нашего правительства не было и тени намерения оскорбить Францию и Англию. Дело при Синопе было неизбежным последствием положения, в которое мы были поставлены. Турки объявили нам войну и начали ее прежде назначенного ими времени; они же первые вторглись в наши владения и заняли пост, который удерживают доселе в своих руках, а между тем порицают нас за то, что мы отвечаем на их неприязненные действия такими же действиями. Наше нападение было делом собственной защиты: турецкие суда, несомненно, были нагружены военными припасами для снабжения племен, враждебных нам.

Лорд Сеймур, выразив противное мнение, объявил, что настоящее положение дел потребует неотлагательного входа английской эскадры в Черное море; а 31 декабря (12 января 1854 г.) резиденты западных держав сообщили изустно графу Нессельроде извещение о появлении соединенного флота в Черном море и мерах, предписанных французским и британским кабинетами их адмиралам. Но между обоими сообщениями было существенное различие: лорд Сеймур объявил, что турки должны воздержаться от враждебных действий на Черном море, а генерал Кастельбажак умолчал о том.

Несколько дней спустя граф Нессельроде потребовал, через дипломатических агентов России в Париже и Лондоне, объяснения: имеет ли плавание соединенного флота западных держав целью поддержание перемирия, равно выгодного для обеих сторон, или ограничение движений русского флота?

Ежели союзные державы, руководясь совершенным беспристрастием, желают предупредить столкновение между русским и турецким флотами, то для этого надлежало обязать Порту, чтобы принадлежащим ей судам было определительно запрещено всякое враждебное покушение против русского флота и русских владений в Европе и Азии; в таком случае турецкие берега и суда также будут в совершенной безопасности.

Если же турецким кораблям будет допущено по-прежнему перевозить войска, боевые припасы и провиант из одной гавани в другую, то и русские суда должны пользоваться таким же правом. Подобные условия могли бы прервать враждебные действия на море между Россией и Портой.

По размене официальных нот между нашими резидентами в Париже и Лондоне, генералом Киселевым и бароном Брунновым, и обоими союзными кабинетами, оказалось, что правительства Франции и Англии имели в виду не только защищать турок от всякого нападения со стороны моря, но и способствовать им в снабжении своих портов, препятствуя, вместе с тем, в случае нужды и силой оружия, свободному плаванию русских судов в прилежащих к нашим владениям водах Черного моря.

Несмотря на уверения в неизменном дружественном расположении к России, изъявленные в депешах союзных держав, и преимущественно со стороны Англии, русские посланники, согласно инструкциям, данным на случай неудовлетворительного ответа на их поручение, немедленно прервали дипломатические сношения и потребовали свои паспорта. Непосредственно затем, послы Англии и Франции, аккредитованные при русском дворе, также сообщили графу Нессельроде о прекращении дипломатических сношений с Россией.

Император Николай, видя явное пристрастие Франции и Англии в «восточном вопросе», обратился к берлинскому и венскому дворам с предложением заключить, на случай войны Англии и Франции против России, договор, на основании которого обе германские державы обязались бы соблюдать строжайший нейтралитет, поддержанный силою оружия.

Со своей стороны, российский монарх повторял уверение в готовности своей прекратить войну, как только будут обеспечены достоинство и пользы его империи; в случае же если дальнейшее развитие событий произведет изменение относительно положения дел в Турции, петербургский кабинет обязывался не принимать никакого решения без предварительного соглашения со своими союзниками. Это предложение было сообщено кабинетам обеих германских держав русским посланником в Берлине Будбергом и отправленным в Вену графом Алексеем Федоровичем Орловым.