Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин Страница 74

Весь этот день я чувствовал себя удрученным. Казалось бы, ничего особенного, бывали разговоры и потяжелее, но от этого на душе остался мутный осадок. Не покидало ощущение, что я узнал о своем приятеле то, что он прежде так умело скрывал. Я увидел уродливую гримасу его души. Или образ постперестроечного человека?

Младший Боровков появился у меня через две недели. Вернувшись с объектов, я заметил его в приемной. Он был в модном светлом костюме. Развалившись в кресле, что-то увлеченно объяснял секретарю. Увидев меня, поспешно встал и выразил деланную учтивость.

Пригласив Валентина-младшего в свой кабинет, я спросил:

– Где столько времени пропадал?

– Да дел много было.

– Но ведь мы с тобой договаривались. Я руководителя управления механизации вызывал для встречи с тобой.

Молодой человек, медленно пережевывая жвачку и рассеянно глядя в окно, негромко, но твердо ответил:

– Да мало ли о чем мы договариваемся.

– Может, ты передумал? Скажи прямо сейчас, и не будем зря время тратить.

– Я, может, и передумал, да дед хочет, чтобы я работал у вас.

– Зачем? Работы в городе завались.

– Не знаю.

– И как нам быть?

– А как договорились с дедом, так и делайте.

– Что ж, будем обучать тебя на автокрановщика. Знаешь, что это такое?

– Приблизительно.

– Оформим тебя слесарем, будешь работать в мастерских по ремонту техники, а вечерами учиться.

– Выходит, я и работать должен, и учиться?

– Должен. А как же иначе?

– Дед говорил, что я буду на курсах учиться, и мне за это зарплата полагается.

– Нет, так сейчас не бывает. Это было раньше, при богатой советской власти. А при капитализме мы должны каждую копейку считать и за каждую отчитываться.

– Тогда надо посоветоваться с дедом.

– Посоветуйся. Однако, я вижу, что работать ты не собираешься. Или я ошибаюсь?

Валентин-младший искоса посмотрел на меня и, ничего не ответив, вышел из кабинета. Через несколько минут мне по мобильному позвонил Валентин-старший:

– Алексей, извини, что по телефону говорю, а не лично. Скажи, ты думаешь внука на работу принять?

– Я-то думаю, но он не желает.

– Как это не желает?

– Хочу оформить его слесарем в ремонтных мастерских, а по вечерам – на курсы крановщиков. Не желает.

– А я по-другому хочу.

– Тогда расскажи, Валентин, чего ты хочешь.

– Отправь его на курсы и плати зарплату слесаря, хотя бы ради меня. Не коммунистические времена, ему твои героические нагрузки не по силам.

– А по-моему, вполне крепкий молодой человек. Справится. Впрочем, могу предложить компромисс: днем пусть работает слесарем, а в дни учебы буду давать отгулы.

– Это уже лучше.

– А твой внук-то захочет иметь такое расписание?

– Надеюсь, не обидишь. А хочет он, не хочет, плевать мне на это. Главное, – я хочу. Потому что знаю – именно так можно сделать из него человека.

Прошло еще две недели. Я поинтересовался у начальника управления механизации рабочей судьбой Боровкова-младшего.

– Да он за две недели был на работе всего три дня, затем позвонил и сказал, что заболел. Больше не появлялся. Правда, наши ребята видели его в городе, он сидел за рулем иномарки.

– Они не ошиблись?

– На светофоре встретились, разглядеть можно было.

– Как появится, узнай аккуратно, в чем дело. Мне он не скажет.

– Хорошо, попробую.

Появился внук Боровкова через неделю после этого разговора, принес больничный. Все честь по чести, но какие-то сомнения закрались у меня. Поручил проверить достоверность больничного листа. Проверили. Все оказалось в порядке.

Время шло, но, как я ни старался, ничего с Боровковым-младшим не получалось: ни учебы, ни работы. Пригласил парня для разговора.

– Скажи, Валентин, может, тебе чем-то другим заняться? – спросил я напрямик.

– Может быть, – утвердительно и довольно резко ответил внук моего приятеля.

– Много времени прошло, а водительские курсы до сих пор не окончил. Это же не высшая математика.

– Может, и не высшая, но болезни одолели, – ответил он, нарочито кашлянув.

– Да, здоровье у тебя неважное, судя по больничным листам. Обследоваться нужно детально. Ты ведь так много проболел.

– Ну что я могу поделать? – вспыхнув здоровым румянцем, ответил Боровков-младший.

– Отправим тебя в военный госпиталь. Не может ведь молодой парень постоянно болеть.

– Никуда я не пойду и нигде проверяться не буду, – вмиг побледнев, отпарировал горе-сотрудник.

– Как же так, Валентин? Я ведь деду твоему обещал. И тебе только добра желаю.

– Не нужно мне ни добра, ни проверок здоровья, вы и так уже проверили мои больничные. Неужели мало доказательств?

– А откуда тебе это известно?

Валентин замялся, глаза у него забегали, однако он сумел справиться с негодованием и ответил спокойно:

– Оттуда и известно, куда письма направляли.

– А кто же тебя информировал? Письма ведь шли не врачу, выписывающему бюллетень?

– Алексей Николаевич, это вас не касается, – непререкаемым тоном возразил Валентин.

– Давай еще посоветуемся с твоим дедом, потолкуем, как нам быть.

– Не надо. Во-первых, он болеет, и на этот раз его сильно прижало. Во-вторых, он решает вопросы, как Василий Иванович Чапаев: шашка наголо, и полетела с коней «белогвардейская сволочь».

– Я не гордый, могу и сам к нему заехать.

– Подъехать можете, но прошу вас – обо мне ни слова.

– Это почему так?

– Так он снова завещание изменит, – уже с искренней эмоцией признался парень.

– Какое завещание?

– Долго рассказывать.

– Да нет, Валентин, ты уж расскажи. Не любопытства ради, а чтобы знать, как правильно вести себя с твоим дедом.

Боровков-младший смотрел в окно и молчал.

– Что ж, неволить не буду.

– Не торопите меня. Думаете, так просто все взять и рассказать?

Голос у внука задрожал, лицо сморщилось в детской плаксивой гримасе. Мне он показался тогда несчастным забитым ребенком, даже в душе шевельнулось чувство жалости. Я участливо и ласково посмотрел на расстроенного собеседника и услышал невероятное признание.

– Когда погибли мои родители, у меня, кроме бабушки, никого не осталось. Дед тоже был, но он жил своей жизнью, с бабушкой он был в разводе и жил в другой семье.

– Все-таки он самый родной тебе человек.

– Как бы не так.

– Поверь, мне не интересны чужие семейные тайны.

Парень как будто обиделся, соскочил со стула и резко направился к выходу. И уже от двери прокричал:

– Можете сказать ему все, что считаете нужным! Мне надоело быть пай-мальчиком, я устал изображать из себя послушного внука! Все, что я делал и делаю в своей жизни – все по его проклятой указке! Он отправил меня в армию, он захотел сделать из меня классного рабочего, а после этого – инженера-строителя…

– Но что здесь плохого?

– А что хорошего?

– Ты сказал об этом деду?

– Чтобы он лишил меня наследства?

– О каком наследстве ты говоришь?

– О своем. Я – единственный наследник капиталов своего дедушки. Мне должно все достаться, потому что других претендентов нет. Эта старая сволочь держит меня на коротком поводке. Не дай Бог высказаться против него! Он тут же вспоминает о завещании и грозится его сжечь.

– Что в завещании? Яхты и пароходы?

– А вы не усмехайтесь. Там много чего есть. И пароходы, и бизнес-центр, и фабрика по производству пластмасс, и два десятка квартир по всему миру.

– Ты уж не преувеличивай,