Иосиф Пилюшин - У стен Ленинграда Страница 75

В эти сутки никто из солдат даже не пытался лечь уснуть хотя бы на один час. Все ждали зари нового дня, чтобы наконец приступить к ликвидации окруженных вражеских войск в поселках и городах на побережье Финского залива. Со стороны противника всю ночь строчили станковые и ручные пулеметы, не слышно было ни одного винтовочного или автоматного выстрела.

- Из пулеметов стреляют, а выйти в траншею боятся, - сказал Найденов, устанавливая на бруствер бронированный щиток.

- Зачем тебе щиток понадобился, Сережа? - спросила Зина.

- Хочу осмотреть место, чтобы лучше добраться до их траншеи.

В бледных лучах позднего январского рассвета из мглы начинали выступать очертания предметов. Морозный восточный ветер шевелил оголенные ветки деревьев, по насту мелкими волнами гнал крупицы снега, забрасывая их в воронки, на дно траншеи, в стрелковые щели солдатского окопа.

С приближением рассвета все сильнее и сильнее стучала в висках кровь. Сердце томилось жаждой мщения. Хотелось отплатить врагу за все страдания, пережитые защитниками Ленинграда. Слух ловил любой звук или шорох на рубеже противника. Мы ждали команды к атаке. Рядом со мной, привалившись плечом к стенке траншеи, стояла Зина. Она сосредоточенно смотрела на Ленинград, озаренный лучами утреннего солнца. Затем энергично встряхнула головой, выпрямилась и спросила, обращаясь к Найденову:

- О чем, Сергей, призадумался?

- Дома был, Зиночка, с мамой и сестренкой разговаривал. Ведь сама знаешь, когда уходил на войну, сестра была маленькой. А теперь сама пишет: "Приходи скорей домой".

Строева вздрогнула, поспешно закрыла руками лицо и глухо сказала:

- А у меня нет больше Володеньки...

- Снайперы! Живо к командиру роты! - раздался вдруг громкий окрик связного.

Базанов скрылся так же внезапно, как и появился. Смятение, только что охватившее Зину, сразу исчезло - точно его ветром сдуло. Она оттолкнулась всем телом от стенки и взглянула на меня, как бы прося прощения за минуту душевной слабости.

Слева от станции Лигово, у самого подножия Пулковских высот, части 189-й дивизии уже вели бой. В нашей траншее чувствовалось заметное оживление. Бойцы и командиры в последний раз проверяли, все ли готово к решающему броску вперед.

Романова мы встретили возле командного пункта роты. Несмотря на подчеркнутую собранность и даже некоторую резкость в движениях перед началом боя, взгляд командира был по-прежнему мягкий, почти ласковый. Теперь на возбужденном, зардевшемся от мороза лице явственнее выделялся белый шрам, который пролегал поперек левой челюсти, пересекал наискось левую бровь и скрывался под шапкой-ушанкой.

- Ни шагу, ни выстрела без моей команды, - отчеканил Романов, глядя на часы. - Оборона кончилась! Через несколько минут идем в наступление. А в наступлении, товарищи, сами знаете, тактика снайпера резко меняется. Следите за вражескими пулеметчиками и снайперами, а с остальными мы сами справимся. В общем, будете находиться при мне.

И вот она, долгожданная минута! Сперва одна, за ней другая, потом третья зеленые ракеты взвились к небу. Без единого крика бросились мы на рубежи немцев. Первую и вторую траншеи взяли с небывалой быстротой. Никто из нас не останавливался; мы рвались в глубь обороны гитлеровцев, разрушая на своем пути все, что вызывало малейшее подозрение.

Немцы выползали из укрытий с широко открытыми перекошенными ртами, некоторые из них плакали. Находились и такие, которые бросали оружие и, ухватившись руками за голову, бежали в глубь своей обороны. Но куда уйдешь от меткой пули мстителя?

На четвертом рубеже Найденов, остановившись у вражеского дота, крикнул:

- Ребята! Глядите, что делают гитлеровцы со своими солдатами!

У станкового пулемета стоял совсем молодой на вид солдат с седой головой. Он был прикован цепью за левую кисть руки к пулемету; стальная лента с патронами была нетронутой. Найденов штыком сломал звено цепи и освободил немца от пулемета. Смертник с благодарностью глядел на русского солдата, что-то говоря на своем языке.

- Кто он? - спросил Сергей командира.

- Это их смертники.

- А за какое преступление они прикованы? - спросил Найденов.

- Он говорит, его приковали за то, что вслух сказал: "Нам коммунистов не победить".

Вечером, когда укрепленные рубежи противника остались позади, мы собрались перекусить у поселка Горелово. Кто-то из товарищей притащил ящик немецкого рома. Гаврила налил кружку красной жидкости и подал Найденову:

- Сергей, на, выпей. Ребята хвалят.

- Спасибо, хлебай сам, коль принес эту гадость, а я на всякий случай приберег нашей русской горькой. Выпьешь кружечку, аж душа задымит, крякнешь от удовольствия, а от этой дряни только за кустом лишний раз остановишься. На, Гаврила, бутерброд, закуси, чтобы душа этой дрянью не провоняла.

Дивизии 42-й армии очистили от гитлеровских оккупантов побережье Финского залива и вышли на шоссейную дорогу.

Фотография

Идя плечом к плечу с товарищами, я видел, как многие из них, выйдя на обочину дороги, останавливались и смотрели в сторону Ленинграда. Они молча прощались с родным городом, с боевыми друзьями-ленинградцами.

Первые километры, пройденные по освобожденной земле... Вокруг все разрушено. У каждого из нас одно желание: скорее увидеть мирных советских граждан. Но никто не выходил на дорогу, чтобы встретить своих освободителей. Проходя по улицам деревень, мимо обгоревших труб, торчавших к небу, мы ускоряли шаг. Найденов тронул меня за руку:

- Осип, неужели всех наших людей уничтожили гитлеровцы?.. Хотя бы собака побрехала, и то на сердце легче было бы.

- Во время боев люди попрятались. Утихомирится - вернутся.

- Куда?

- К этим обгоревшим трубам, Сережа, и построят новые дома. Когда будем возвращаться домой, увидишь.

Красное Село мы прошли на рассвете. Здесь сохранилось несколько домов. На окраине города справа от кладбища стояли немецкие крупнокалиберные пушки, обстреливавшие Ленинград. Некоторые из них были сдвинуты со своих позиций или опрокинуты. Поодаль от кладбища - аккуратные ряды могил немецких солдат. Около домика возле пруда одиноко стояла пожилая изможденная женщина. Одной рукой она держалась за жердь забора, а другой приветливо махала проходившим советским воинам.

В памяти оживали дни нашего отступления... Вспомнилась та старушка с белокурой внучкой, которых я встретил среди беженцев на пути к фронту после первого ранения. Где-то они теперь?..

На пути от Красного Села до Ропши мы не встретили ни одного мирного жителя. Улицы Ропши были завалены кирпичом, бревнами. Пришлось пробираться через развалины, перелезать через разбитые и сгоревшие танки, самоходки, транспортеры, перебегать пепелища домов, которые еще дымились. Выйдя за город, мы свободно вздохнули.