Людмила Третьякова - Красавицы не умирают Страница 8

Зинаида Ивановна, как и свекровь, поддерживала от­ношения с ее подопечным Федоровым. Может быть, оно и не стоило упоминаний, но факт примечательный: среди светских знакомых, среди блистательного окружения — незнатный, малоизвестный, бедный поэт, человек явно не ее круга. С ним, литературным Башмачкиным, утончен­ная аристократка сохраняет дружеские отношения на долгие десятилетия! Страницы ее альбома так же откры­ты для скромного Федорова, как и для великих совре­менников.

...В 1832 году художник Григорий Чернецов получил заказ от Николая I на создание огромной картины, изоб­ражающей парад на Царицыном лугу.

Пять лет отдал Чернецов этой работе. Он задался целью показать всех чем-нибудь примечательных современников-петербуржцев. Здесь люди разные, но не слу­чайные. О каждом из них говорят в обществе: о Петре Телушкине, например, который в 1830 году без лесов, с помощью одной лишь веревки починил крест на шпиле Петропавловской колокольни.

В середине полотна Александр Сергеевич Пушкин вместе с Жуковским, Гнедичем и Крыловым, Алексей Николаевич Оленин, президент Императорской Академии художеств. Да разве о каждом из 223-х расскажешь? И надобности такой нет — в данном случае нас интересуют только прекрасные дамы, которых художник «пригласил на полотно».

Не забудем, что картину заказал сам Николай I. Это обязывало Чернецова быть особенно тактичным. Известно, что венценосец — большой поклонник женской красоты. Вот почему на картине только те, про кого говорили или писали: «знаменитая красавица», «славилась своей красо­той», «одна из первых красавиц своего времени».

...Госпожа Кох стала героиней громкого происшествия в Петербурге. Ее, ученицу балетных классов театрального училища, похитил офицер Васильев для своего друга пору­чика князя Вяземского.

Дерзкий похититель был сурово наказан — его пере­вели на Кавказ под пули горцев, где он вскоре и погиб. Влюбленный князь, отсидев свое на гауптвахте, вышел на волю влюбляться дальше в воздушных жриц Терпсихоры. Тем более что девица Кох упорхнула в Копенгаген, стра­шась гнева Николая I: все знали, что театральное училище с его воспитанницами — вотчина мужской половины им­ператорской семьи.

...Вот хорошенькая балерина Екатерина Телешова. Среди ее многочисленных поклонников знаменитый гене­рал-герой Милорадович, который на потеху черноглазой прелестнице, как говорили, «кричал петухом». Александр Сергеевич Грибоедов писал в письме: «Телешова в три-четыре вечера меня с ума свела». Из-за нее случилась кровавая дуэль.

...Здесь же на картине актриса Анна Степанова. Ее прелестное лицо осталось не только у Чернецова, но и на изделиях императорских фарфоровых заводов. Ходили слухи, что она была любовницей Николая I. Умерла от ча­хотки совсем молодой, в двадцать два года.

Среди представительниц «большого света», разумеется, женщины тоже знаменитые, жизнь которых давала обиль­ную пищу для разговоров. Взять хотя бы Татьяну Бори­совну Потемкину. Красавица, каких поискать, она на балы не ездила и вообще сторонилась светских развлечений. Все свое время и огромные средства отдала благотворитель­ности. В Петербурге не было богоугодного заведения, где не знали бы эту прелестную женщину с огромными груст­ными глазами. Император, как писали, «дал ей позволение обращаться непосредственно к нему всякий раз, когда это потребуется». Она и обращалась. Порой это давало со­вершенно неожиданные результаты. Однажды Потемкина выхлопотала прощение шестидесяти крестьянам, сосланным в Сибирь за бунт. Разумеется, неожиданное возвращение мужей к женам после долгого и, казалось, безвозвратного отсутствия породило много комичных и драматичных эпи­зодов.

У другой дамы с картины — Любови Васильевны Су­воровой — была совсем иная репутация, нежели у Потем­киной. Жена внука знаменитого полководца была на ред­кость хороша собой и столь же легкомысленна. Пушкин упоминает о ней в своем дневнике 6 марта 1834 года: «В городе много говорят о связи молодой княгини Суворовой с графом Витгенштейном... Суворова очень глупа и очень смелая кокетка, если не хуже...»

Григорий Чернецов предоставил нам редкую возмож­ность увидеть Зинаиду Ивановну в толпе своих соотече­ственников. Да и как художник мог обойти ее вниманием? Юсупова слишком заметна на фоне петербургской жизни тех лет. Современники упоминают в своих мемуарах ее дом, где давались едва ли не самые роскошные балы в го­роде. Она в самом расцвете — двадцать с небольшим лет! — своей тонкой, классической красоты. Разумеется, у нее масса поклонников, и среди них тот, имя которого светские сплетники стараются не упоминать, а лишь подымают глаза к небу. Государь!..

Не близость ли имен венценосца и Юсуповой и опре­делила ее место на картине Чернецова?

Престарелые красавицы обычно сжигали свою любов­ную переписку. Зинаида Ивановна с обычной для нее смелостью этим пренебрегла.

Царь предлагал княгине, между прочим, провести лето рядом с ним. Для этого павильон «Эрмитаж», который скрывался в тени лип Царскосельского парка, отдавался в полное ее распоряжение. Вероятно, Зинаиде Ивановне этого никак не хотелось. Княгиня отказывается от лестного предложения. Ее аргументы граничат с дерзостью: у нее достаточно имений, чтобы самой выбрать, где поселиться.

...Безусловно, Зинаида Ивановна была женщиной сильных страстей. Она в полной мере обладала способ­ностью совершать из ряда вон выходящие поступки. Се­мейные предания сохранили историю о том, как велико­лепная красавица влюбилась в государственного преступ­ника и, когда тот был приговорен к заключению в Свеаборгскую крепость, поехала за ним. Она купила дом на холме как раз напротив тюрьмы и могла каждый день ви­деть окно темницы своего возлюбленного.

В 1925 году правнук Зинаиды Ивановны Феликс Юсупов, живший в эмиграции в Париже, в одной из рус­ских газет прочитал о том, что большевики, обыскивая их дом в Петрограде, «нашли в спальне прабабки потайную дверь, скрывавшую гроб с телом мужчины». «Я долго ду­мал о тайне, окружавшей эту находку, — пишет Юсупов. — Мог ли это быть скелет того молодого революцио­нера, которого она любила и прятала у себя до самой его смерти, после того, как облегчила его побег? Я вспоминал, что за много лет до того, когда я в этой самой спальне раз­бирал бумаги прабабки, я испытывал такое странное недо­могание, что позвал лакея, чтобы не находиться там одному».

Как говорил князь Вяземский, если это и неправда, то хорошо придумано...

* * *

...Сменялись поколения и монархи, а среди российской ари­стократии семья Юсуповых продолжала сохранять наиболее видное место. Фантастическое богатство, помимо того, что было накоплено столетиями, к середине XIX века умножа­лось ежегодной прибылью в десять миллионов рублей.