Михаил Ардов - Матушка Надежда и прочие невыдуманные рассказы Страница 8

- "А это мы,Батюшка, акафист преподобному Сергию читаем".

- "А-а. Я и гляжу: Старец стоит..."

А другой раз плохо ему стало: "Зина, читай отходную..." Я читаю, боюсь,а он и говорит: "Вот святитель Митрофаний подходит, благословляет..." А потом уж со всем плохо: "Надо причаститься... Дай мне Святые Дары..." Они у него тут хранились... Потом попросил зеркальце. У нас тут зеркала не было. Батюшка говорил, что у монаха зеркала не должно быть... Взял зеркальце, поглядел и говорит "Еще жизнь есть..."

А последние минуты днем наступали.

"Давайте, - говорю, - Батюшка, переоденемся..." Переодели мы его, сел он поперек кровати. А я посуду мыла чайную. А он так тяжело дышит и на меня смотрит... Глаза такие большие... И вдруг как откинулся об стенку головой и... готов. Я схватила свечку, скорей молиться... А Матушка из-за занавески: "Что там такое?"

- "Ничего... С Батюшкой плохо..." Тут она встала и поглядела: "Что это? Все?.." Скорее узелок свой схватила и на кровать... А ей когда-то сказали, что она в один день с ним умрет. Было это двадцать третьего марта, на день Лидии. Народ к нему,конечно, шел. Платочки ему в гроб клали, полежат они там, и опять берут себе. Гроб такой громадный был, широкий... А так легко вынесли в эту дверь - все удивлялись. Погода была ужасная, дождь лил прямо на него. И Матушка тогда ехала, лошадь сзади шла. А его до кладбища на руках несли...

Одна деревенская речь говорила: "Как нам не плакать? Кто это говорит, чтоб мы не плакали?.. Все мы к нему прибегали, всем он нам советовал..." И так громко кричала, на все кладбище... Пришли мы с похорон. Матушка легла, забылась...

И вдруг как закричит: "Что? Два года? Два года!..." - и заплакала. Это ей еще, значит, два года смерти ждать... "Так долго, так долго..." И прожила она у нас еще два с лишним года. Мы-то думали, она скоро за ним пойдет. А на вторую годовщину опять узелок свой взяла, ждала смерти... Потом расплакалась: "Скоро ли?"

Умерла в сентябре, в день своего Ангела. Ночью очень мучилась. Я Псалтырь ей читала... Глядит на стенку, а тут этот портрет Батюшки и висел, она и говорит: "Скоро?! Скоро?! Скоро?!..."

И схоронили мы ее в Батюшкиной могиле, рядом гроб положили... И вот после ее смерти Фросе во сне является Батюшка. И как стукнет посохом: "Сейчас же бросай работу; езжай живи к Зине!" Она ему: "Батюшка, мне пенсию надо отработать". - "Никакая тебе не нужна пенсия. Езжай к Зине!" И стали мы тут жить с Фросенькой. А потом и ее я схоронила. Она свою смерть предчувствовала. Ко всем за десять даже километров прощаться ходила. Насчет похорон все распорядилась, как поминки, как что... Это она нашим деревенским, а мне не велела говорить, и сама ничего не говорила. Жалела меня... Сердцебиение у нее было ужасное, врачи удивлялись... А все что-то делала, не могла без дела...Что-то делала в огороде, упала - сотрясение мозга... Потом простудилась - воспаление легких.Я ей вот тут кровать поставила, она так и лежала. И все, все терпела. Это как наш Батюшка говорил: "Не просто терпение, а благодарное и радостное терпение..." Первого марта - Антонины праздник был - пришли к нам две имянинницы Антонина и Евдокия. Блинов принесли, рыбы жареной... Масленица была. Фрося моя так хорошо блинков поела... Ну, ушли гости. Она лежите "А ты, - говорит, - читай вечернюю молитву..." Я читаю, и все оначто-нибудь видит. "Смотри, - говорит, - сколько ко мне гостей пришло... Марфа, Мария, преподобный Онуфрий, преподобный Сергий, Матушка Великая... Что это они тебя благословляют, а меня нет...

Ах, вот и меня благословили... Батюшка, пришел Батюшка... А Зина как же?.." Тут она и заплакала. Это он, наверное, ей сказал, что я еще тут останусь... А на утро поднялась в шесть часов. Ходит по комнате, смотрит... Я ей: "Ну что ты встала?" Она - ни слова. Потом: "Зина, ты все хорошенько убери. Чтобы на комоде порядок был..." Подошла ко мне, к комоду, поглядела на меня и повалилась... Похоронили мы ее тоже с Батюшкой, гроб в гроб...

Вот и осталась я тут одна... А Батюшка еще при жизни говорил: "Я после смерти вас не оставлю. Буду иметь дерзновение у Господа. Буду о всех о вас заботиться..." Это ему Матушка Великая всех поручила, когда ее арестовывали... В восемнадцатом году. Приехали они в обитель во Вторник, на Пасху, в третий день. "Мы должны вас увезти". Тут сразу вся обитель узнала, все сбежались. Она попросилась у них помолиться. Разрешили. Пошла она в больничную церковь.Батюшка к ней пришел. Сестры окружили... "Ну, - эти говорят, - надо ехать". А сестры тут: "Не отдадим,мать!" Схватили ее руками. А они говорят Батюшке: "Мы ведь посланные. Мы должны это сделать, чтобы хуже не было..." Посадили ее и сестру с ней, келейницу ее Варвару... Она говорит Батюшке: "Оставляю вам моих цыпляток..."

Была она и мать, и друг, и настоятельница была мудрая. И молитвенница особенная. Стояла, как изваяние, не шелохнется. Сколько раз в церкви заплаканную ее видела... И повезли ее... И сестры бежали за ней, сколько могли... Кто прям падал до дороге... А я тут как, раз пришла к обедне. Слышу, диакон читает ектенью и не может, плачет... И увезли ее в Екатеринбург, с каким-то провожатым и Варвара с ней. Не разлучилась...

Потом письмо нам прислала, Батюшке и каждой сестре. Сто пять записочек было вложено и каждой по ее характеру. Из Евангелия, изБиблии изречения, а кому от себя... Она всех сестер, всех своих детей знала... И потом еще посылка от нее пришла-булочки какие-то нам всем. Говорят, потом их всех в шахту бросили. А Варваре сказали: "Вас мы не хотим бросать. Вы к ихней фамилии не принадлежите". А она им: "Как с Матушкой поступаете, так и со мной..."

Не разлучилась... А еще говорят, что в Святой Земле, в монастыре нашем, русском, есть гроба их серебряные - Матушки Великой и Варвары... Там она и легла, где хотела... А Батюшка еще Фросе во сне говорил: "Не тревожьтесь ни о чем. Все у вас будет в достатке". Я вот пенсию не получаю, хоть у меня стаж сорок лет... А живу - и никакой нужды". Дрова мне добрые люди бесплатно привозят...Огород копают, все сажают... За электричество с меня денег не берут... Хлеба всегда принесут, молока... И деньги присылают... Мне тут один из города, из собеса, пришел воды напиться:

"Что-то, - говорит, - я вас не знаю. Вы пенсию получаете?"

- "Нет",- говорю. "Как так?" - "А вот так..." - "Я вам могу выхлопотать".

- "А мне, - говорю, - она не нужна..."Так и живу тут, как Батюшка мне благословил, до смерти... А летом тут у меня народу много... Сестры бывают наши - Даша, Мария, Нина, Анна... Приезжают хоть на денек к Батюшке на могилку. Дети его духовные из Москвы, из Орла - каждый год... Да мало уж нас в живых сестер-то осталось, штук, наверное, двадцать... Батюшка нам так сказал: "Здесь у вас маленькая обитель. Всех, кто приходит к вам, принимайте..."

Господи, до смерти моей не дай мне забыть - курчавые облака, небо, распахнутое над лугами и дальним лесом, речушка Малица, толпа старых берез с тучей птиц над ними, грачиное "Р" над полуброшенной деревней, развалины церквушки, избушка Батюшки, его огород, где он копал картошку, его ель, которая так разрослась, его обительское кресло с потертой бархатной подушкой, кивот с безыскусными украшениями, лампадки, бумажные сытинские иконки, Святитель Митрофаний, Преподобный Онуфрий с бородою ниже колен, Преподобный Серафим согбенный и в такой же полумантии, как у Батюшки, и фотографии, фотографии - удивительное Батюшкино лицо, Великая Матушка с прямым носом и тонкими губами, Валентина Сергеевна, Батюшкина Матушка, Фросенька с цветами, и вечером тоненький голосок: "Се Жених грядет в полунощи..." и самоя Матушка Надежда, и как она провожала меня, как мы шли с ней через рожь, и как она потом стояла возле кладбища, где Батюшкина могилка, худая и прямая, со своим посохом, и как смотрела мне вслед, и как я, уже не различая черт ее лица, все еще чувствовал на себе ее взгляд несказанной доброты и кротости - все, что осталось в этом мире от Марфо-Мариинской обители милосердия.