Эдвард Форстер - Эссе Страница 11

Перед расставанием наш хозяин подал нам книгу, содержавшую записи, которые свидетельствовали о его вежливости и внимании по отношению к путешественникам; они были подписаны многими влиятельными лицами. Мистеру Фэю и мне было тоже предложено поставить свои подписи в этом списке. Мы исполнили его просьбу, но были удивлены тем, что джентльмену в его положении приходится прибегать к такому приему, который не может не унизить его в глазах гостей».

Последнее замечание довольно язвительное, если принять во внимание, как много консул сделал для нее. Но ведь она и есть язва, энергичная, наблюдательная, но язва.

Невзирая на погоду, невзирая на слухи об ограбленных караванах, Элиза заставила своего мужа как можно скорее отправиться в глубь страны, и нам надо немного рассказать об их приключениях. Нашим путеводителем будет ее перо. Оно прокладывает себе путь сквозь препятствия; единственное, что сдерживает его хозяйку, это страх перед турецким цензором и желание скрыть от друзей на родине дурные предчувствия. Стоит случиться несчастью, и она его описывает. Но к будущему она всегда относится с доверием, оптимистически, и ее доблестная решимость мириться с трудностями придает очарование характеру этой особы, в иных обстоятельствах несимпатичной.

Супруги Фэй избрали путь по реке. Так как канал Эль-Махмудия еще не был прорыт, им пришлось морем добираться до Розеттского устья{43} Нила. Они чуть не потонули на мелководье, но едва они его миновали, как от берега внезапно отделилась лодка с грабителями, и мистеру Фэю пришлось стрелять в них сразу из двух пистолетов. Они ушли от своих преследователей и быстро достигли Розетты, более значительного и, по-видимому, гораздо более опрятного города, чем Александрия. Элиза пришла в восторг. На нее сразу же нахлынули мысли об Англии и библейские образы.

«Розетта поражает своей чистотой, тем более отрадной, что здесь редко когда удается встретить ту чистоту и опрятность, к которым мы привыкли дома. Окружающая местность интересна своей новизной, в особенности когда вспоминаешь о том, что здесь когда-то временно пребывали сыны Израиля. В моей памяти возникла прекрасная, я сказала бы, ни с чем не сравнимая история Иосифа{44} и его братьев, я любовалась берегами, где на старости лет нашел себе убежище глава рода, а его раскаявшиеся сыновья склонили голову перед младшим братом. Мне казалось, что я во сне, так удивительно было, что я нахожусь здесь».

Новость, однако, что Иаков{45} когда-либо жил в провинции Бихеира. Миновав ее, а затем пирамиды, которые супруги Фэй видели только издали, мы последуем за ними в Булак, «порт Великого Каира», где их беды возросли. Ввиду того, что ограничения для христиан здесь были еще более суровыми, чем в Александрии, миссис Фэй для того, чтобы вступить в город, должна была одеться так, как одевались местные женщины. «Прежде всего мне пришлось надеть шаровары и желтые кожаные полусапожки, а поверх них комнатные туфли»; затем длинное атласное платье, другое платье, с короткими рукавами, шелковый халат, напоминавший стихарь; со лба до самих ног свисала кисея, а поверх всего было накинуто черное шелковое покрывало. «В таком одеянии, спотыкаясь на каждом шагу, я двинулась вперед; с большим трудом взобралась на свое благородное животное, но так как вуаль мешала мне свободно дышать, я чуть не умерла по дороге». Она въехала в европейский квартал, где царили ужас и смятение. Слухи относительно каравана оказались ничуть не преувеличенными. Только что были получены подробные сведения. На караван напали между Каиром и Суэцем, всех путников поубивали или же бросили умирать под лучами солнца; хуже того, турецкие власти так расстроились из-за происшедшего скандала, что грозили уничтожить всю европейскую колонию, если только вести об этом просочатся за пределы района. Решили, что миссис Фэй будет в безопасности у итальянского врача. Когда она, спотыкаясь, брела к его дому, у нее соскользнула с лица вуаль, и какой-то прохожий упрекнул ее в непристойном поведении. К тому же она заболела.

«Вспыхнула эпидемия какой-то тяжелой болезни с ужасными симптомами. Совершенно внезапно у людей начинаются страшные боли в одеревеневших конечностях, лихорадка, бред, и при этом человек совершенно не потеет. На протяжении двух дней болезнь усиливается, на третий день обычно появляется обильный пот (простите за выражение) и рвота, которые и уносят болезнь».

Едва только болезнь миссис Фэй миновала, она отправилась посмотреть празднества, посвященные разливу Нила. Они разочаровали ее и вызвали чувство отвращения.

«Среди всей толпы я не увидела ни одного приличного человека. Вот и все, что я могу сказать об этом грандиозном празднике. У нас были самые веские причины желать, чтобы он не состоялся: испарения, поднимавшиеся от грязной толпы, сделали жару уж вовсе непереносимой. Окна моей спальни выходят на канал, так что я извлекаю все выгоды от такой близости прохлады».

Постепенно события приняли более спокойный оборот. Мистер Фэй, также подхвативший заразу, поправился, к нему вернулась энергия в той степени, в какой она вообще была ему свойственна, а турецких начальников с помощью взятки в три тысячи фунтов стерлингов удалось убедить преодолеть их чувствительность и оставить европейскую колонию в живых. Супругам Фэй предстояло ужасное путешествие, но впереди их ждала Индия и, быть может, богатство.

В предместье Каира был сформирован Суэцкий караван — нечто грандиозное. В связи с недавними убийствами каравану была придана многочисленная охрана, и путешествие, которое продолжалось три дня, прошло без всяких несчастий. У мистера Фэя была лошадь; Элиза, все еще задыхающаяся в восточном одеянии, ехала в паланкине, ненадежно подвешенном между двумя своенравными верблюдами. Сквозь занавески днем она видела солнце и скалы, а ночью — звезды. Она отмечает их красоту, ее чувства обострены сознанием опасности, и впоследствии она с каким-то романтическим ощущением вспомнит эту пустыню. К крыше паланкина над ее головой были подвешены бутылки с водой, дыни и крутые яйца — продукты на дорогу, которые гремели, стукаясь друг о друга, и тем сильно мешали ее сну. «Однажды сверху сорвался пакет с крутыми яйцами; яйца повывалились из сетки и основательно обстреляли меня. Счастье, что они были вареные, а то я оказалась бы в замечательном наряде». Рядом с миссис Фэй ехал верхом ее муж, а подле него маячила меланхолическая фигура мистера Тейлора в сопровождении больной собаки — борзой; молодой человек был так измучен жарой, что в изнеможении слез с лошади и попросил оставить его в покое и дать ему умереть. В этой просьбе ему отказали, и Элиза, со своей стороны, отказалась взять собаку в свой паланкин. Она всегда была благоразумна. Она не собиралась оказаться заточенной с горящей от жара больной собакой, которая могла к тому же ее укусить. «Я надеюсь, никто не упрекнет меня в бесчеловечности за то, что я в этих условиях отказалась взять к себе животное; чувство самосохранения запрещало мне согласиться на это. Я понимала, что подвергать себя такому риску было бы слабостью, а не состраданием». В конце концов собака погибла. Какой-то араб убил ее своей кривой саблей, мистер Тейлор запротестовал, араб накинулся на мистера Тейлора. «По этому происшествию вы можете судить, среди каких негодяев мы оказались».

В Суэце, на их счастье, стояло судно, и они сразу же погрузились на него. Мистер Фэй пишет своему тестю записку, чтобы сообщить, что они пока еще живы, потрясающе краткую записку:

«Кое-кто теперь очень болен, но я перенес все не хуже любого араба из нашего каравана, который состоял по меньшей мере из пяти тысяч человек. Моя жена настойчиво отбирает у меня перо».

Она берет перо и вот для чего:

«Дорогие друзья, у меня нет ни минуты времени, так как судно ждет нас, поэтому я могу лишь попросить вас присоединить ваши голоса к моему в восхвалении нашего небесного хранителя за то, что мы спаслись от различных опасностей нашего путешествия. Я никогда не думала, что обладаю таким здоровым организмом. Я, как лев, переносила тяготы пустыни. Арабы почти начисто обокрали нас. Здесь рай для воров; я считаю, что все население можно разделить на два разряда воров: на тех, кто применяет силу, и тех, кто добивается своей цели с помощью мошенничества… У меня нет больше ни секунды. Да благословит вас бог! Дорогие друзья, молитесь за меня».

Неясно, когда супругов Фэй ограбили и что именно у них украли; быть может, они просто понесли обыкновенные потери, неотъемлемые при любой посадке на судно на Востоке. Но само судно было ограблено, и очень сильно. Оно имело отношение к предыдущему злосчастному каравану, и правительство в своем замешательстве обчистило его. Не осталось ни одного стула, ни одного стола. И все же Фэй были счастливы очутиться на его борту. У них была хорошая каюта, капитан был с виду добродушным и вежливым, а их попутчики, некие мистер и миссис Таллок, мистер Хейр, мистер фуллер и мистер Мэнести, а также мистер Тейлор из каравана, казалось, обещали составить вполне безобидную компанию на время плавания по Красному морю. Будущее представлялось безмятежным. Но Элиза есть Элиза. И мы пока еще не видели Элизу в общении с другой женщиной. А также мы еще не видели миссис Таллок.