Александр Шмаков - Письма из Лозанны Страница 19

Главное направление романа было определено до поездки в Магнитогорск. Катаеву захотелось показать в будущем произведении советских людей, осуществляющих крылатую мечту: «Я знаю — город будет!»

Об этом Катаев проникновенно скажет:

«Магнитогорск стал уже для меня городом Маяковского, и я нетерпеливо ждал свидания с первой, уже почти готовой, самой большой в мире домной, стремительно шагающей по строительной площадке в своем железном расстегнутом пальто, на голову выше всех остальных объектов, плывущих в облаках раскаленной степной пыли навстречу тучам и буранам».{128}

В. Катаев рассказывает в «Траве забвения», что после своего последнего свидания с Магнитогорском он получил письмо от слушательницы совпартшколы Клавдии Зарембы, в которую был чуточку влюблен в годы юности. Вся эта лирическая картинка, умно, к месту вставленная, вероятно, плод писательского воображения, ибо в Магнитогорске никакой Зарембы краеведы не отыскали. Но это только лишний раз подчеркивает привязанность автора «Время, вперед!» к Уралу, к городу, с которым его навсегда свела юношеская мечта.

Вот еще один пример, подтверждающий эту мысль. В книге «Маленькая железная дверь в стене», хронологически и тематически далеко отстоящей от событий, описанных в романе «Время, вперед!», писатель вновь возвращается к Магнитке. Будучи в Париже, при встрече с редактором «Юманите» Марселем Кашеном, он рассказывает о пятилетках и чудесном строительстве гигантского Магнитогорска, где он провел четыре месяца в качестве специального корреспондента «Правды».

Марсель Кашен, внимательно слушая гостя и одновременно делая быстрые корректурные пометки на полях гранок, говорит:

— Завтра мы даем о Магнитогорске в «Юме» большую информацию…{129}

И, действительно, назавтра в газете «Юманите» была напечатана информация о новом и диковинном городе, выросшем на берегах реки Урал.

ПИСАТЕЛИ СЕРЕДИНЫ ВЕКА

В лодках по Яику{130}

О своем плавании по Уралу Алексей Толстой написал рассказ «Из охотничьего дневника». Рассказ датирован сентябрем 1929 года и вошел в Полное собрание сочинений писателя. Поездка названа охотничьей экспедицией.

Да, это была небольшая экспедиция, до мелочей продуманная и тщательно организованная. Письма Алексея Толстого «капитану» экспедиции Василию Правдухину, а также очерки братьев Правдухиных, опубликованные в разное время в периодической печати, — появись под одной обложкой, дали бы интересную и полезную книгу.

Поездка на лодках вниз по Уралу — старому Яику — состоялась в августе 1929 года, а подготовка к ней началась весной. Инициаторы поездки — заядлые охотники-рыболовы братья Правдухины — Василий, Николай и Валериан. У них был уже накоплен опыт. Братья не раз путешествовали на лодках по Уралу, богатому своей природой.

Компания Правдухиных и их друзей — Калиненко, Боборыкина и Обтемперанского на этот раз пополнилась ленинградцами — А. Толстым, Л. Сейфуллиной и киносценаристом Б. Липатовым.

Еще в марте члены будущей охотничьей экспедиции получили письмо, в котором рисовались перспективы поездки. Вероятнее всего, автором письма был Валериан Правдухин. Он спрашивал:

«Что делать тому, в чьей груди бьется сердце с задором и охотничьей ярью зверей-прародителей? Что делать тому, кто не может жить без девственной природы, кто должен хоть раз в год слышать ее голос? Ответ один: тот должен ехать на реку Урал!»

И далее описывались красоты предстоящего путешествия:

«Там солнце всходит из-за пушистых взмахов ковыля, там над степью парит еще орел и от него, как стрела, бежит молодой сайгак. Там в степи — дрофа, стрепет, торчан; по озерам — гуси, утки, кулики. Там — масса хищников: беркут, орел, сокол-сапсан. В самом Урале — белуга, осетр, шип, сом, сазан, судак, жерех, щука, окунь, головень, подуст, лещ и чехонь. В прибрежных лесах и камышах — волк, лиса, барсук и заяц. Там — тетерев и куропатка, терн и ежевика. Там — первобытный народ, уральский казак, кочевник-киргиз. Там — кибитка и запах кизяка…»{131}

После этого письма состоялось несколько собраний, горячо обсуждавших насущные проблемы путешествия на лодках по реке, а затем — и сама поездка в край древнего Яика.

И вот позади хлопотливые сборы и приготовления к путешествию. Скрылась за поворотом реки пароходная пристань, глазам предстала зелень лесов левобережья Урала. Уже льется песня, сочиненная дружной девяткой:

Наш путь далек, тверда рука —Пой песни, пой!Как друга, встретит нас река —Пой песни, пой!..

Места, к которым причаливают лодки, чтобы дать кратковременный отдых экспедиции, воскрешают живые страницы давней истории уральского казачества, времена пугачевцев; встает и совсем недавнее — бои чапаевцев за Советскую власть. Есть что вспомнить, кого послушать; есть, о чем позднее рассказать в своих произведениях.

Так оно и получилось. У Алексея Толстого появился рассказ «Из охотничьего дневника». Увлекательные книги написал Валериан Правдухин — «По излучинам Урала» и «Годы, тропы, ружье», где в главе «Последний рейс по Уралу» описана «экспедиция». Задушевно рассказала о своих впечатлениях Лидия Сейфуллина в очерке «Счастье в природе». Опубликовали путевые заметки в газетах и журналах Василий и Николай Правдухины.

Думается, исключительно любопытны неопубликованные воспоминания Н. Правдухина «Жить, как это хорошо!». Сошлемся здесь лишь на один очерк, в котором Н. Правдухин живописует Алексея Толстого:

«Толстой сидел в полузатемненной комнате и пил чай. Ворот чесучевой рубахи был расстегнут, через плечо перекинуто полотенце, и он то и дело стирал капли пота с лица и груди. На столе аппетитно были расставлены местные яства: жареный судак в каймаке, румяные блинчики, в соседстве стояли зернистая икра, красиво нарезанные сочные ярко-красные помидоры. В сторонке ждали очереди сизая, крупная ежевика и соблазнительные ломтики чудесно-ароматной дыни…

Алексей Николаевич, улыбаясь, показал на стол:

— Это, конечно, смягчает муки ада, но, боюсь, искушение сие не пройдет даром безумцу… Несовместимое сочетание для столичного желудка!..

Он выглянул на улицу.

— Смотрите, смотрите, что творится с курами! Распластали крылья, вытянули лапки, раскрыли клювы, глаза закрыли и лежат, как дохлые, зарывшись в горячую пыль. Позы «мертвых», по-видимому, спасают кур от смертоносного зноя.

На улице ни души, ни звука. Все живое или парализовано, или спряталось от солнца в свои норы.

Но вот, тяжело дыша, с раскрасневшимися, потными лицами в комнату ввалились четыре «безумца», нагруженные мешками, свертками, корзинками, бидонами. Бросив ношу у порога, один «безумец» начальственно крикнул:

— Чаепитие отставить! Есть кумыс! Все на Чаган! Искупаемся и будем пить кумыс на том месте, где более 150 лет назад произошла первая встреча Пугачева с яицкими казаками!

Алексей Николаевич грузно поднялся, вытянул руки по швам и шутливо отрапортовал:

— Всегда готов пить… — лукаво помолчал секунду-две и повторил с усмешкой: — Готов пить напиток степных кочевников. Я ведь тоже кочевник!…»{132}

Для участников экспедиции был установлен приз за самую большую рыбу, пойманную на удочку — нож «наваха», привезенный Алексеем Толстым из Испании. Соревнование и призы устанавливались экспромтом — на охоте — за лучшего убитого гуся, утку, вкусно приготовленную еду и т. п.

Увлекательное путешествие было полно выдумок и неожиданных сюрпризов. Однако Алексей Толстой, утомленный, не доехал до конца маршрута, пересел на пароход «Коса» и вместе с Калиненко и Липатовым возвратился обратно.

Экспедиция оставила глубочайший след у всех участников. Она должна была повториться в 1930 году. Такая поездка состоялась. Ее по-прежнему возглавлял «капитан» Василий Правдухин, но в поездке не смогли участвовать А. Толстой, Л. Сейфуллина, Валериан Правдухин и Б. Липатов. Алексея Толстого тянуло на Урал. Писателю хотелось вновь совершить путешествие на лодках. Об этом горячо и заинтересованно говорится в письмах Василию Правдухину, датированных 1933 годом. Поездка состоялась, но опять без Алексея Толстого. Путешествие хотели повторить и в 1934 году, но А. Толстой снова не сумел выбраться и прислал шутливую телеграмму:

«Горячо вспоминаю солнечную реку, великую тишину и первобытное счастье среди друзей, в одиннадцатую экспедицию поеду во что бы то ни стало».{133}

Рассказывая о поездке на Урал А. Толстого, устанавливая живые связи писателя с нашим краем, мы публикуем ниже некоторые письма, имеющие значение не только как любопытные человеческие документы, но и представляющие историко-литературный интерес, ибо сама эта поездка с участием А. Толстого стала литературным явлением: