Александр Шмаков - Письма из Лозанны Страница 20

Василию Павловичу Правдухину

г. Москва

Уважаемый Василий Павлович!

Ваша мысль об устройстве при поездке на Урал литературных вечеров в Саратове и Н. Уральске нами одобрена и принята. Выступить с чтением своих произведений в Саратове 17—18 и в Н. Уральске 19 августа мы согласны. Но вам, как руководителю нашей экспедиции, придется взять на себя всю организационную работу. Надеемся, что от этого Вы не откажетесь — почему и просим это письмо рассматривать, как нашу Вам доверенность на ведение всех переговоров, заключение соглашений с лицами, учреждениями или организациями, равно как и на самостоятельную организацию литвечеров на известных Вам наших условиях.

С товарищеским приветом

Ленинград, 1929

Дорогой Василий Павлович!

1. Пьем Ваше здоровье — нашего капитана, рыдальца, пестуна и благодетеля.

2. Категорически — едем.

3. Четвертым компаньоном охотно приглашаем Калиненко, повергая на ваше конечное заключение.

4. Пятым — выдвигаем кандидатуру Ал. Иосиф. Старчакова (член. ред. «Нового мира») — рыболов, «рука», питок, глаз охочий до всего — человек весьма отличный.

5. С датой выезда из Москвы согласны, то есть быть 13-го в Уральске, а 15-го в лодке. Просим осветить вопрос о «передовом». Будете ли вы с Калиненко или без и вытекает ли из этого, что Вам доведется взять на себя труды в Уральске по снаряжению лодки и мелочам. Что касается бумажки в Госпароходство, то когда вы ею хотите располагать? Думаем заручиться таковой от Нового мира или Известий, а в частности, попробуем исхлопотать получение мешка муки в Уральске. Последнее пока гипотеза, не снимающая необходимости заготовок.

6. А. Н. и я кончаем экспедицию 13—15 сентября, то есть едем на месяц.

7. Полувоспитанный в охотн. отношении пес Вэрп (бывший Калиненко) берется с собой.

8. В первых числах я сообщу Вам о палатке. У меня есть шанс таковую купить. Буде сорвется — извещу, и Вы таковую построите.

9. Числа 5-го переведем Вам по сто рублей.

10. К заготовкам продовольствия (без изъянов в списке и с небольшими добавлениями) горячо приступлено. Числа 25/VI все полностью прибудет в Ваше распоряжение.

11. Все имеющееся у меня рыболовное: шнуры, лесы, блесны — захвачу. Кажется, есть и искомая Вами бечева.

Примите наши повышенные чувства

Детское село, 28.V.33.

P. S. До нас дошли слухи, что будто бы на Урале чума. Правда, нам это не угрожает, так как нас могут просто не пустить в сомнительную зону. Но если Вам удастся выяснить эту мрачную деталь, это рассеет все сомнения и подтвердит вопрос о поездке.

Дорогой Василий Павлович!

Всякие причины вызвали наше невольное молчание, не снимающее, однако, нашего участия в поездке. Даже открытка Ваша дошла лишь 23-го по причине моего ненахождения в Ленинграде. Вот наши ответы:

1. Едем.

2. Выясните еще раз про чуму, говорят про нее упорно, называя, правда, Ставропольскую губернию — бывшую и Сев. Кавказ («Где дела, где Днепр» — но все-таки нет ли ее и там).

3. Переговорите с Сухотиным, в качестве шестого.

4. Относительно Ир. Конст. решайте Вы единолично — организационно и конституционно. Мы занимаем нейтральную позицию, тем более, что —

5. Возможно участие в поездке Марианны Ал. Толстой. Сие вырешится в последний момент.

6. Стройте палатку и паруса.

7. Телефон Липатова — 480—09, Толстого — Дет. село № 79.

8. Всю переписку шлите на Д. С. Пролетарская ул., 5.

Целуем и обнимаем

Дорогой Василий Павлович, я в отчаянии. У меня были вплоть рассчитаны сроки. Ангина вышибла из-под меня неделю, а письмо из Оргкомитета подбавило работу (и выступления), от которых нельзя отказаться. Я хочу, очень хочу, чтобы Борис ехал с Вэрпом. Умоляю, найдите заменяющего меня хорошего компаньона и настаивайте, чтобы Борис ехал. Вэрп такая веселая и хорошая собака, что Вы, пожалуй, бросите удочки и будете с Борисом шататься по куропаткам.

23.VI.33.

Таковы некоторые материалы о состоявшемся и намечаемом лодочном путешествии.

Приз за самую большую рыбу — нож «наваха» — в конце поездки единодушно присудили Николаю Правдухину за выловленного огромного осетра. А. Толстой сам увековечил это событие на фотоснимках, сохранившихся вместе с его письмами.

Письма к В. Т. Юрезанскому{135}

Владимир Тимофеевич Нос (псевд. Юрезанский) — наш земляк. Уроженец дер. Пичугино Златоустовского уезда, Владимир Нос учился в Красноуфимском реальном училище, но в 1907 году за издание рукописного ученического журнала «Луч» и участие в событиях, связанных с первой русской революцией, был административно выслан в Сибирь.

Через год В. Нос появился в Челябинске, держал экстерном экзамен за реальное училище и стал активно сотрудничать в газетах «Приуралье», «Голос Приуралья», «Уральский край», где печатались его стихи, репортерские заметки, фельетоны и рецензии на театральные представления.

В. Т. Юрезанский

В эту пору молодого литератора горячо поддержал поэт Александр Туркин, содействовавший его поступлению в Петербургский политехнический институт, окончить который не удалось. В августе 1915 года В. Нос был призван в армию. После войны он надолго задержался на Украине, жил в Виннице, Харькове, а последние годы — в Москве.

В письмах С. Сергеева-Ценского, А. Новикова-Прибоя и К. Федина, написанных в разное время, авторы советуют Юрезанскому — нести читателям убеждающее слово правды, мудрости нашего столетия.

Сергей Николаевич Сергеев-Ценский был уже признанным художником слова, когда творческий путь Юрезанского только начинался. Он являлся репортером челябинской газеты «Голос Приуралья».

Владимира Тимофеевича поразило у Сергеева-Ценского страстное откровение:

«Я из гибкой и острой стали выкую вам назло свои новые песни, когда буду свободен, и эта сталь пополам перережет ваши дряблые сердца, такие ненужные для жизни!»

Эти слова произносит герой его романа «Когда я буду свободен…»

И вот Юрезанский прислал в Алушту свой первый сборник «Ржи цветут».

Сергей Николаевич отозвался письмом:

«Уважаемый коллега! У вас есть много положительных данных… мне было приятно видеть у Вас эмансипацию от злободневности: это хороший залог, но имейте все-таки в виду, что остаться в сфере таких сюжетов, как юношеские чувства («Ржи цветут») или детской психологии («Человек») гораздо труднее, чем отобразить «действительность» взрослых людей. Можно ратовать «за примитивность и наивность», но нужно знать для этого всю сложность и все дерзания».{136}

То была открытка с почтовым штемпелем: «Алушта, 26 мая 1924 г.». С нее и началась их переписка, если судить по тем письмам, какие сохранились в личном архиве В. Юрезанского.

Следующее письмо было ответом на присланную Юрезанским книгу «Зной».

«Только что получил Вашу книжку, еще не читал, — писал Сергей Николаевич 9 марта 1926 года. — О впечатлениях своих от чтения напишу Вам особо, а пока изумлен ее богатой внешностью. Оказывается, прекрасно издают книги в Харькове! Бумага — верже, прелестная обложка — внешний вид европейский… вот так Украина!..

Так хорошо издают книги в Харькове, что у меня является желание издать там хотя бы одну свою книжку.

Мне очень интересно, как шагнули Вы в технике рассказа сравнительно с первой Вашей книжкой, и, прочитав «Зной», я Вам непременно напишу о нем».{137}

В то время Владимир Тимофеевич жил в Харькове и работал в издательстве «Пролетарий».

Проходит три дня. Сергей Николаевич спешит поделиться впечатлениями:

«Книжку Вашу прочитал, и мне хочется написать, Вам, что Вы значительно в ней пошли вперед, что, беря современные сюжеты, Вы умеете оставаться объективным, что Вы достигаете большей выразительности в языке.

Недостатком мне показалось только то, что Ваш пейзаж одинаково чувствуют все Ваши герои, несмотря на разницу их жизнепонимания, т. е. Вы просто снабжаете своих персонажей своим пониманием пейзажа. Я прочитал всю Вашу книжку подряд, и при таком чтении это особенно бросается в глаза. Но это — мелочь. А в общем, читать Вас было мне отрадно: у Вас есть искренность, а для лирики — это все. Желаю дальнейших успехов!»{138}