Весна Средневековья - Александр Павлович Тимофеевский Страница 41

жалуясь одновременно и на американскую, и на советскую угрозу. Жалуясь единственно на то, что угрозы больше нет, — и суждено ему отныне щупать «много тысяч мясистых», лишь водя рукой по экрану телевизора. Жалуясь, как некогда в романе, крича криком и переходя на шепот, только еще отчаяннее, еще беспомощнее, потому что в неотвратимо наступающей старости, в ночи, сменяющей сумерки, даже он, белый, станет черным. Жалуясь уже вполне бескорыстно, как Золушка, давно не ждущая принца, истоптавшая все свои хрустальные башмачки.

Лукас Кранах. «Лукреция»

Лукреция без Тарквиния

1992

Выход Лукреции

Сама по себе Сажи Умалатова портретированию поддается слабо. На чьем — то фоне она проступает куда рельефнее. Как и Будду, Сажи следует определять исходя не из того, чем она является, а исходя из того, чем не является.

Так, Сажи не является «Старовойтовой». Последняя в данном случае — имя нарицательное, тип политика — женщины, мало чем отличающийся от политика — мужчины. Это — Индира Ганди, Голда Меир, Маргарет Тэтчер и т. п. Разница между Старовойтовой и Умалатовой, конечно, не в том, что одна — левая, а другая — правая, если пользоваться терминологией, сегодня уже совершенно условной. Разница в том, что одна имеет некие политические взгляды, а другая не имеет никаких. Точнее, взгляды Умалатовой не артикулируются политически. Это разница между женщиной — политиком и женщиной в политике — качество, обнаруживаемое в Сажи на фоне Старовойтовой.

Такой же последовательной женщиной в политике является и Чиччолина. Сажи, разумеется, не «Чиччолина».

Обе они очень красивые женщины. Но красота Чиччолины проста и общедоступна. За ней открытость и открыточность бесстилья, глянцевая поэтика демократизма. Красота Сажи, напротив, изысканна и тяжеловата. За ней замкнутость и горделивость стиля, музейная поэтика эллинизма. Разная красота диктует и разное поведение: там, где одна раздевается, другая одевается. Лидер партии любви Чиччолина действует прямо, используя самое сильное свое оружие. Обнажая грудь, она справедливо полагает, что это лучший способ борьбы за окружающую среду. Лидер духовной оппозиции Сажи Умалатова, наоборот, движется в обход. Главным оружием она ошибочно считает красноречие, драпируясь в тогу утомительной риторики, хотя златоуст из нее никудышный. Красноречие, впрочем, далеко не единственная драпировка Сажи. На фоне Чиччолины заметна общая костюмированность Умалатовой.

По — своему костюмированной женщиной в политике была и Светлана Петровна Горячева. Правда, костюм она носила всегда один — английский, на славу склеенный из фанеры в советском ателье — люкс. Костюм этот, словно специально предназначенный для президиума, предполагает каменную неподвижность позы, такую, что порой казалось, что у Светланы Петровны и впрямь нет низа и ее двигают с места на место, как избирательную урну. Связь с президиумом здесь была магической. Неслучайно, уйдя из вице — председателей, Горячева сразу покинула большую политику. Ибо вне президиума нет Светланы Петровны. На фоне ее статуарности особенно видна динамичность Сажи.

Динамичная и костюмированная женщина в политике — это ли не имидж Бэллы Курковой? Но Сажи Умалатова не «Бэлла Куркова». Журналист — депутат Куркова все время примеряет костюм, который ей широковат, надо бы сузить. Молитвенно внимая Собчаку или дергая за штанину уходящего Горбачева, она выпадает и из образа интервьюера, и из образа депутата, входя в роль героини. В этой чужой неуютной роли она подобна классной руководительнице на школьном субботнике, которая уже раздала лопаты и грабли и, взобравшись на крыльцо, вдохновенно декламирует оду «Вольность». На фоне суетливой Курковой величавая Сажи смотрится настоящей героиней, даром что бригадир комплексной бригады.

Но тут у нее возникает неожиданный соперник, причем из числа соратников. Такой же женщиной в политике, причудливой, импульсивной, динамичной и тоже одетой в костюм героини, является Лимонов. Умалатова, конечно, не «Лимонов». Хотя бы потому, что не писатель. Лимонов все — таки не так прост, как хочет казаться. Он лукавит вдвойне, и как поэт, в самом деле одаренный, и как гражданин, уважающий СКВ. На Западе же демократические общие места конвертируются в твердую валюту едва ли не сложнее, чем правый эпатаж: в первом случае предложение заметно превышает спрос. В преданности неумолимым законам рынка Лимонов не одинок, тому пример еще и Зиновьев. В отличие от них, Сажи восходит на свои подмостки простодушно и бескорыстно. Эти два свойства сценического имиджа Сажи венчает третье и фундаментальное — ее девственность, идеологическая, скажем так.

Отнюдь не девственный Лимонов старательно имитирует самое тайное и пленительное в умалатовском имидже — чувство своей роковой роли в истории. Последнее, наперед всех перечисленных черт, и делает Сажи Лукрецией — недотрогой, на которую покусился Тарквиний, героиней, что закололась, не в силах терпеть позор, а заодно дабы поменять судьбы мира, дабы Публикола взбесился, дабы Брут изгнал царей, дабы на смену им пришла республика. Лимонов тоже всего этого хочет и свою роковую роль в истории готов оплачивать валютой, дважды слетав из Парижа в Москву на митинг — и 23 февраля, и 17 марта. Но ни в первый, ни во второй раз он почему — то не закололся, а получил только дубинкой по лбу. Даже тут сказалась его половинчатость, и, сдается, попадись ему Тарквиний, он бы не упустил такой оказии, самоотверженно претерпев нечаянную муку, а там и заколоться легче. Но это все мечты, и, отложив их осуществление, писатель отбыл на берег Сены, оставив Сажи на берегу Мочи, а нас перед загадкой: кто же он, их Тарквиний?

Лукреция в Афинах

Бригадир комплексной бригады Грозненского машиностроительного завода «Красный молот» Умалатова Сажи Зайндиновна 15 марта 1989 года на выборах народных депутатов СССР от КПСС получила 641 голос «за» и ни одного «против». Как все помнят, свои «против» имели и Яковлев, и Лигачев, и Горбачев. Избранная с повальным единодушием Сажи — бригадир и красавица — по всем законам старой советской сцены была обречена на повальный успех. Но он не состоялся. Для объяснения этого провала надобно сделать небольшое отступление.

С недавних пор по телевизору идет чудная передачка «Любовь с первого взгляда». Участники, незнакомые между собой молодые люди, рассаживаются и отвечают на вопросы ведущих. По ответам они должны составить впечатление друг о друге и впоследствии найти себе пару. Если пара совпадает и девушка выбирает юношу, который выбрал ее, налицо любовь с первого взгляда, дарующая пропуск во второй тур, а там и шанс выиграть приз. Увлекательнейшие коллизии второго тура нас сейчас не интересуют, а интересует то, что происходит в середине первого. В какой — то момент