Илья Стогоff - Рейволюция. Роман в стиле техно Страница 25

Олег Назаров (промоутер): На открытии «Тоннеля» играли два модных французских диджея Laquarion и Дидье Синклер. Они, кстати, до сих пор крутые… К нам тогда их привез парень по имени Эрик, – сейчас у него своя студия в Париже… Каких-то чуваков подтягивал Леха Хаас. Но в общем, играть первое время было некому.

DJ Слон (Олег Азелицкий): Вход в «Тоннель» стоил поначалу тридцать тысяч неденоминированных рублей.

Олег Назаров (промоутер): Я сейчас уже не помню, сколько стоило войти в клуб. Количество нулей на купюрах ведь так часто менялось… Но это всегда стоило от $6 до $10.

Денис Одинг (промоутер): Клуб открылся, но играть там было некому. Поначалу в «Тоннеле» играли сами Леха и Андрей Хаасы. Был еще Грув, но он приходил к нам нечасто. К тому времени Грув уже четко понимал, что хочет жить в Москве.

Олег Назаров (промоутер): Резидентами в «Тоннеле» стали все, кто хоть немного умел играть. DJ Матик не был резидентом, зато очень хорошо чинил вертушки. За это мы давали ему иногда поиграть. Ну, а так – кто умел, все и играли. Юджин, Залогин, Гаврила, Адельсон, Воронцов, Леха Хаас…

DJ Лена Попова: Первый раз я играла, кажется, в сентябре 1994. Тогда я жила у искусствоведа Андрюши Хлобыстина и как раз собиралась переезжать в сквот на Пушкинской. Андрей был в меня влюблен, и хотя у нас ничего не было, но его жена об этом знала, потому что я у них жила. Это была очень серьезная интрига, ходили самые разные слухи. И вообще все это было достойно сериала или романа.

Ну, вот. В тот вечер, перед моим самым первым выступлением, мы сидели и выпивали. На шее у меня висел амулет, найденный в какой-то археологической экспедиции. Это был такой скифский знак солнца. Я потом видела похожие в Кунсткамере. А в гостях у Андрея сидел очередной сумасшедший… Он был помешан на какой-то языческой религии, и когда по пьяной лавочке увидел мой амулет, то очень завелся. Он бросился на меня и просто сорвал его с шеи. А я и так на нервах перед выступлением, а тут еще этот придурок срывает у меня с шеи медальон. Ну, в общем, завязалась потасовка, и ушла я в слезах, а в «Тоннель» пришла уже совсем никакая. Но тем не менее от первого выступления никто меня не освободил. Я вышла и отыграла часа полтора.

Недавно те же пластинки, что и тогда, я играла на вечеринке у Феди Бумера. Они очень быстрые: 160 ударов в минуту. И теперь я всегда играю их на «минус восемь». То есть замедляя скорость. А тогда, помню, я играла их на «плюс восемь». То есть совсем жестко. Ритм был такой, что следить не успеваешь. Ну, что тут скажешь – время было такое. Жесткое.

DJ Федор Бумер: Я очень часто ездил в Финляндию и покупал пластинки для себя и для большого количества диск-жокеев. Для гигантского количества диск-жокеев покупал я пластинки. И отчасти я жил на деньги от продажи пластинок. То есть, я привозил пластинки, а люди потом приходили ко мне домой, чтобы купить то, что их интересует.

DJ Слон (Олег Азелицкий): С пластинками была засада. Были люди, которые привозили пластинки. Мы с ними общались так – я звонил и спрашивал:

– Сколько у тебя?

Чувак говорит:

– Осталось десять!

Я говорю:

– Никому не продавай! Беру все!

Я покупал все подряд, не слушая. Пластинки тогда стоили от шести до десяти долларов. Я только на таком уровне разбирался: либо техно, либо хаус. Я брал эти пластинки, отвозил их к себе и тут же начинал слушать. «Так, – говорил я, – здесь у нас какой то вонючий хаус. Эту пластиночку мы кому-нибудь подарим. А здесь что?». В общем, если из десяти пластинок пять оказывались, что надо, то это был праздник.

DJ Анжела Шульженко: В 1993 я уехала во Францию и накупила там пластинок. Просто так. Я даже не знала, что с ними делать. Думала: для себя, просто потому что музыка нравится. Это сейчас пришел, купил пластинок и заявил, что ты диджей. А раньше это было такое почетное звание, что его нужно было еще заслужить. Ну вот, я и служила-служила, и дослужилась. Когда я сказала, что привезла пластинки из Франции и попробую играть, Миха Ворон выпучил глаза:

– Ты?! Да ты чё? Куда ты лезешь?

DJ Лена Попова: Я должна была уезжать в Германию, но за день до отъезда очень сильно сломала ногу. Тогда у нас был совместный музыкальный проект с группой «Голубые пидорасы» – мы планировали вместе записать песню. Участие принимал еще художник Вадик Овчинников. У меня даже осталась фотография с Вадиком. По-моему, последняя его предсмертная фотография: через некоторое время Вадик повесился.

В общем, мы сидели на студии, что-то писали, а после студии я побежала в «Тоннель». Был гололед, я упала и свернула ногу. А так как я была очень пьяна, то совсем этого не заметила. Я пришла в «Тоннель» и влюбилась в Андрюшу Хааса. Когда я уезжала, Андрюша Хаас сказал:

– Ну, Ленок, в Германии купи пластинок. Приедешь, мы тебя играть поставим!

И вот с таким напутствием я отправилась в Германию. И там как настоящий инвалид ходила на рейвы с палочкой.

DJ Анжела Шульженко: А я сперва занималась танцами. Тогда многие наши девочки по контракту выезжали за границу танцевать. Ну и я поехала. Меня обещали привезти в респектабельный клуб, а попала… в общем, в бордель. Я вышла один раз, потанцевала на сцене, и мне надавали чаевых столько, сколько девушки зарабатывают за месяц. Хозяевам я сказала:

– Я ни в коем случае не буду делать все, что вы от меня хотите. Я приехала танцевать. Я – солидная артистка больших, малых и академических!

На меня стали давить:

– Мы тебя щас, тра-ля-ля!

Я говорю:

– Делайте, что хотите! Но работать я не буду.

Они отвезли меня на вокзал в центре Берлина, бросили там с вещами и с пятью марками в кармане. Слава Богу, паспорт не отняли. А на чаевые от танца я купила себе очень крутые ботинки. В общем, денег не хватило, даже чтобы позвонить. Тогда судорожной рукой я написала своему другу в Париж факс. Вот, мол, я здесь, в Берлине, вообще без денег, но в Россию возвращаться не хочу. Он тут же прислал мне денег, чтобы я доехала до Парижа, но поехала я не в Париж, а на север Германии в Росток. Просто я позвонила другому своему приятелю, а он говорит:

– О! Приезжай сюда! Мы здесь на «Штубнице», все круто!

Я рванула в Росток и там, на рейв-пароходике «Штубниц» зависла сразу на пару недель. Даже умудрилась заработать каких-то денег. Ребята поставили меня на вход, я брала плату и ставила посетителям на руки печати.

С тех пор в Европу я ездила именно так: ставила визу на неделю, а возвращалась через полгода. Последний раз возвращаясь, я сказала, что паспорт у меня украли негры на Монмартре. Мне дали справку, и я по этой справке возвращалась домой. А в Лондон как-то мы ездили вообще без документов. В Англию очень сложно получить визу, и поэтому нам сделали фальшивые голландские паспорта. Причем мы не могли даже выучить свои голландские имена – их было невозможно выговорить. Но каким-то чудом все равно умудрились проехать. В аэропорту пограничница, думая, что мы голландские девушки, начала что-то спрашивать, а ответила я ей со своим русским акцентом. Но ничего, все обошлось, нас пропустили.

(Ритм! Вы слышите ритм?!)

За час до открытия трансклуба «Тоннель» район оцепляли отряды ОМОН. Многотысячная толпа все равно сметала ограждения и пыталась втечь внутрь бомбоубежища: художники, модники, наркоманы, пьяные менты, девушки-модели, иностранцы, курсанты в самоволке, первые брокеры в нелепых галстуках, подпольные философы, рок-н-ролльные звезды и много-много бандитов.

Где-то через месяц после открытия клуба к «Тоннелю» подъехало такси, из которого выбрался вдрабадан пьяный пожилой человек в длинном зеленом пальто. Он полночи рыдал, орал и бил кирпичом в дверь:

– Откройте, суки! Я час назад вышел из тюрьмы! Я еще детей не видел – сразу к вам приехал! Мне нужно попасть внутрь! Суки!

DJ Лена Попова: Как-то мы снимали в «Тоннеле» фильм про фашистов. Взяли на Ленфильме немецкую форму, нарядились и весь день снимали в клубе свой фильм. А к вечеру, к двенадцати часам приперлись бандиты. В те годы бандиты были бритые, страшные, в спортивных костюмах, и они, конечно, охуели, когда зашли в «Тоннель», а там – куча разряженных телок в трусах и со свастиками. А к тому моменту мы были уже тепленькими и разговаривали соответствующе. Знаешь – пьяному море по колено! Бандиты всем этим были, конечно, очень-очень-очень-очень удивлены. И сейчас мне странно, что они никому в тот раз не дали пизды.

Никого, кроме бандитов, в тот вечер в клубе не было. Только бритые парни – а тут мы со своими свастиками. И в тот вечер мне показалось, что в этом городе бандитов куда больше, чем нормальных людей. Это было время, когда проводиться могли только так называемые «вечеринки белых рубашек». То есть ты приходишь в клуб, а там у всех черные джинсы под ремешок и белая рубашка. И девочки с этими ребятами тоже очень специальные: в шубах до пола, с хриплыми осипшими голосами.