Илья Стогоff - Рейволюция. Роман в стиле техно Страница 26

Ты заходил в клуб, а там все белым-бело. И среди них танцует DJ Майкл Пуго. Голый. (Смеется.)

Денис Одинг (промоутер): Бандиты стали ходить в «Тоннель» с самого момента открытия. Если взрослые бондеры вели себя еще более-менее, то молодое пушечное мясо было вообще неуправляемым. Эти ребята считали, что имеют к нашему «кафе» какое-то отношение. И из-за них были самые большие неприятности: избитые девушки…

Олег Назаров (промоутер): Люди, которые десять лет назад ходили по клубам – это достаточно узкий круг. Человек пятьсот. Так что как такового фейс-контроля у нас не было. Не пускали только совсем уж очевидных гопников. А потом, когда бандосы стали жрать наркотики, они пачками повалили в «Тоннель». Ходить-то было совсем некуда, а тут – клуб. И очень скоро бандиты, тусовщики – это все стало единым комьюнити. Просто тогда так была устроена жизнь: с одной стороны, сложно, страшно и опасно. Зато с другой – в общем-то, предельно просто и понятно.

DJ Фонарь (Володя Фонарев): Про 1990-е говорят, что это было бандитское время. И я с таким определением полностью согласен. Это не клише, это факт. (Смеется.) Как в песне у группы Bad Balance: «Кожаные куртки, спортивные штаны, всё это не люди – это дети сатаны!».

Денис Одинг (промоутер): Мы знали, что «ребята» к нам обязательно придут. Но все равно каждый раз расстраивались. Представь: ты приходишь на работу и думаешь, что будет праздник, а вместо этого собираются агрессивные упыри. Согласись, это неприятно.

(Ритм! Вы слышите ритм?!)

Толпы людей, ломящиеся в бомбоубежище, приносили с собой деньги. Вечером деньги еще принадлежали людям, а к утру вся куча перетекала в карманы хозяев «Тоннеля». Но друзья клуба должны были ходить сюда бесплатно и без очереди.

Две недели подряд друзей фотографировали, а потом выдали всем клубные карты. Билет номер один достался Тимуру Новикову. Это его руки построили новый мир. Странно было бы дать Тимуру Петровичу билет с каким-то другим номером.

Позади лежали годы, проведенные в сквотах и чумазых подпольных галереях. Капли с протекающих потолков капали ровно на твою лучшую картину. Теперь впервые появилась возможность все изменить. Сделать так, как ты хотел.

Ты хочешь просыпаться с закатом, а засыпать с утренней зарей? Это возможно. Тебе необходимо место, где было бы не жалко провести всю жизнь? Это тоже возможно. Здесь будет правильная музыка, правильные картины на стенах и ходить сюда станут только правильные люди.

Правда, пока в «Тоннель» ходили не только правильные. Иногда посетители напивались и блевали на стол. Приходилось убирать. Часто, запершись в туалете, посетители подолгу занимались сексом. Приходилось ждать.

Бандиты повадились бить субтильных художников прямо в зале. Кто-то кого-то задел плечом, кто то подсел не к той девушке, какой-то урод начинал взасос целоваться с парнем прямо у бара – повод мог быть любой.

Хоп! – и полклуба уже лупит соседей кулаками по лицу. Но это было ничего. Потому что главным был ритм.

Олег Назаров (промоутер): В «Тоннеле» был офис. И все, кто так или иначе считал себя диджеем, вокруг этого офиса ошивались. Там висело расписание. Подходили, пальцем тыкали и кричали: «О! Свободное время! Я буду играть!». Никто ни с кем не созванивался. Тогда ведь сотовых телефонов еще не было.

DJ Лена Попова: Первое время я играла мало. Раз в неделю. При этом даже этих выступлений нужно было ждать. Ты приходишь в «Тоннель», а там играет маститый по тем временам диск-жокей. И иногда были такие мероприятия, где я просто сидела и ждала, когда мне дадут поиграть. А они разыгрывались и вообще меня не пускали. А так как я человек мнительный, да еще и девушка, то мне казалось, что это реально какая-то диверсия. Что это прямо заговор какой-то против меня.

Олег Назаров (промоутер): «Тоннель» дал выручку в первый же вечер. Нас было четверо: братья Хаасы, я и Одинг. После первой же вечеринки утром мы поделили выручку. Так дотянули до следующей вечеринки. Там снова собрали деньги – опять поделили. И так все время… Мы не воспринимали это как бизнес. Ну, жили и жили. Ничем другим заниматься не хотелось. Тогда все были бесшабашные, молодые…

Денис Одинг (промоутер): Деньги «Тоннель» приносил. Сразу машину купить было нельзя, а жить было можно. Я мог даже себе позволить на месяц-два уехать в Германию и спокойно там жить.

(Ритм! Вы слышите ритм?!)

Посреди мира… посреди города, который был то же самое, что весь мир, уже появились островки будущего. Нужные люди уже собрались в нужном месте. Теперь все будет иначе.

Это поколение стало самым свободным за всю историю страны. «Новые художники» построили новый мир. Такого, как у них, не было ни у кого. Да и не будет уже, наверное…

(Ритм! Ритм! Следите за ритмом!)

Кстати, чтобы изменить лицо мира, нужны были деньги. Времена пришли такие, что денег вообще нужно было много. Но те, кто проводил ночи в «Тоннеле», относились к этому без истерик. Нужны, значит, появятся. Этот мир они построили собственноручно, и как в этом мире делаются деньги, парни знали прекрасно.

17. Бандиты (1994–1996)

Приличная французская живопись родилась в парижских кафешках вокруг перекрестка Вавен. Британский рок-н-ролл родился в лондонских пивнушках типа «Marquee». А вот в Петербурге культура не клубная, а салонная.

Париж – город оборванцев и клошаров. Где им было сидеть, как не в кафе с чашкой кофе по пять копеек и девушками по цене двух чашек кофе?

Петербург – город гвардейских офицеров и светских львов. Жизнь протекала не в заведениях общепита, а на дому. Зачем куда-то идти, ведь дома имеется собственный французский повар, лучше, чем в ресторане, и стол, вокруг которого уместятся все, кого хочет видеть хозяин?

В ХХ веке жизнь изменилась – а привычка осталась. Клубы – это те же самые салоны. Отправляясь в клуб, ты вроде как шел в гости к знакомым. Те, кто начинал в сквотах, теперь открыли собственные клубы, а у кого собственного клуба еще не появилось, те собирались обзавестись им в ближайшее время.

В середине 1990-х клубы стали открываться везде.

Даже в такой помойке, как Апраксин двор, и то открылся клуб. Он назывался «Money-Honey». Апраксин двор – это самое грязное и самое опасное место в городе. Помесь базара и свалки. В коробках из-под бананов спят бездомные. Посреди переулка джигит с золотыми зубами овладевает шестидесятилетней проституткой вообще без зубов.

Сперва хозяин «Money-Honey» собирался открыть здесь всего лишь пивной бар. Но знакомые посоветовали открыть не бар, а рокабильный салун: деревянная стойка, портреты Элвиса, седло над баром… В результате был открыт салун, но по внешнему виду он не отличался от пивного бара.

Первое время туалета в «Money-Honey» не было. Все ходили просто под арку. Прямо в вечер открытия два посетителя что-то не поделили с третьим. Они взяли лом, воткнули ему в глаз и насквозь пробили парню голову. А сами вернулись и стали пить свое пиво.

Когда пришпиленного к земле парня наконец заметили, хозяин вызвал милицию. Вечер велено было не прекращать, а наоборот разнести всем по кружечке за счет заведения. Девушка, которая убирала со стола, стала относить пустые кружки не в мойку, а милицейскому эксперту. Тот сидел в подсобке и снимал с кружек отпечатки пальцев.

– Оп-па! – наконец сказал эксперт. – Это с какого стола кружечка?..

Убийц взяли прямо в зале. Объяснить, зачем они убили человека, арестованные так и не смогли. Даже вопроса не поняли: как это, зачем?

То, что творилось в «Money-Honey», было немножечко чересчур даже для 1995 года. Хотя и в остальных заведениях тогда было не сахар.

С наступлением сумерек на улицах слышалась оживленная стрельба. Она длилась всю ночь на протяжении нескольких лет. Девушке в одиночестве пройти по Старо-Невскому значило в лучшем случае попасть в реанимацию, а что случалось в худшем случае неизвестно, потому что тел не находили никогда. Основной публикой в любом клубе были, разумеется, бандиты.

Олег Назаров (промоутер): В кассе «Тоннеля» было сорок ячеек для стволов. Было время, когда в одну ячейку приходилось класть по два ствола.

DJ Лена Попова: В «Тоннель» бандиты ходили вне зависимости от того, в какой группировке состояли. Я помню, у меня случались очень серьезные разговоры. Я дружила с воркутинцами, а Сережа Беззубый, представитель крыши «Тоннеля», время от времени, глядя мне в глаза, говорил:

– Попова, а чё это ты там типа с воркутинскими? У тебя чё там, любовь, или чё?

Этот Сережа Беззубый был страшный человек. Он был смотрящим. Это такой парень из Одессы, двухметрового роста, бывший боксер, вот с такенными наковальнями. Реальная «Сказка о попе и его работнике Балде». Я его очень любила. У меня с ним, правда, был конфликт один раз очень серьезный – он меня украл. Ну, увез меня прямо из «Тоннеля» в качестве залога. Но потом, когда пришел в себя, счел, что теперь должен мне по гроб жизни.