Роман Подольный - Человечество открывает себя Страница 10

Что значит быть историком — не только тысячи или сотни лет назад, но и сегодня? Не просто археологом, военным историком, историком архитектуры или литературы, но именно историком? Это, пожалуй, не столько профессия, сколько особый подход к предмету исследования. Историк, если говорить по сути дела, не тот, кто просто занимается прошлым. Историк должен видеть движение Мира от прошлого через настоящее к будущему. По определению Карла Маркса и Фридриха Энгельса, «мы знаем только одну единственную науку, науку истории. Историю можно рассматривать с двух сторон, ее можно разделить на историю природы и историю людей»[9]. И выходит, всякий ученый, занимающийся настоящим природы или общества, физикой и химией, как и географией и социологией, должен быть в определенной мере историком. Ощущать движение мира во времени необходимо каждому.

В древности и затем в средние века большинство мыслителей смотрело на историю как на движение по некоему кругу, то и дело повторяющееся. Что было, то и будет, ничто не ново под луной, а все считающееся новым на самом деле только хорошо забытое старое. Идею относительно повторения в истории событий (повторения монотонного и однообразного) развивали многие древнегреческие философы. Этот же подход пронизывал — до последнего времени — японскую, например, культуру. Ряды событий бесконечно повторяются, согласно японской традиции, в круговороте времени, история снова и снова возвращается на круги своя.

А древняя китайская традиция решительно полагает, что при таком круговороте событий время возвращается отнюдь не к началу своему; нет, прошлое было лучше настоящего, прошлому надо подражать, но повторить его невозможно, потому что все события реализуются снова, и в ухудшенном варианте; дорога, по которой движется человечество, идет под уклон, да и идут по ней люди, так сказать, спиной вперед, устремив глаза на недосягаемые идеалы прошлого, на которые равняются, увы, не слишком удачно.

Итак, время для одних, по существу, стоит на месте, для других течет от лучшего к худшему… Но не было ли в древности и таких мудрецов, которые вели бы историю от худшего к лучшему?

Уже в учениях древних была заложена мысль о возможности и необходимости совершенствования общественного устройства и самого человека: многие греческие философы верили в совершенствование духовных, нравственных, физических сил человека, в преобразование его социального окружения. Позднее гуманисты Возрождения, осознавая различие между эпохами, впервые разделили всемирную историю на три периода, знакомые нам по школьным учебникам: античная, средневековая и новая история. Но может быть, лучше всех своих старших и младших современников новый подход мыслителей Возрождения к истории выразил «неспециалист», которого звали Вильямом Шекспиром. Еще впереди были поиски наукой общих законов развития общества, а литература в лице великого драматурга уже чувствовала, что такие законы есть.

Советский историк М. А. Барг пишет в книге «Шекспир и история», что в исторических драмах Шекспира, описывающих события английской истории, обнаруживается «сознание различия исторических времен — даже в рамках одного столетия… Далее, в хрониках Шекспира явно прослеживается мысль о том, что, вопреки текучести, непостоянству, зыбкости дел человеческих, вопреки зримому хаосу событий, интригам, заговорам, переворотам, мятежам и кровопролитиям — этим следствиям неистовств постоянно борющихся на исторической сцене сил, в истории действуют определенные закономерности, которые способен постичь человеческий разум».

В драме «Генрих IV» граф Уорик говорит королю:

Есть в жизни всех людей порядок некий,Что прошлых дней природу раскрывает.Поняв его, предсказывать возможноС известной точностью грядущий ходСобытий, что еще не родились,Но в недрах настоящего таятся,Как семена, зародыши вещей.Их высидит и вырастит их время…

В XVII веке Готфрид Лейбниц в Германии совершенно убежден, что мы не только живем в лучшем из возможных миров, но этот мир еще и улучшается — постепенно, но постоянно и неизбежно. Лейбниц уже видит направленность истории, ее движение вперед, но в попытках объяснить ее вынужден обращаться к сверхъестественному. Кто улучшит мир? Бог. Лично.

Разразившаяся в конце XVIII века Великая французская революция знаменовала победу нового общественного уклада — капитализма. А философы XVIII века разработали для революционных буржуа идеологию, в которую вошли положения о том, что мир развивается к лучшему и что делают лучшее будущее настоящим сами люди.

Имена немца Иоганна Готфрида Гердера и француза Жана Антуана Никола Кондорсе менее известны, чем имена их современников Руссо, Вольтера, Дидро. Но именно Гердер и Кондорсе сумели с настоящей силой выразить идею прогресса, движения человечества вперед и вверх.

История упорядочена и закономерна, доказывает Гердер. Вся она «школа для достижения прекрасного венка человечности и человеческого достоинства». И как ученик в школе с каждым годом, так и человечество с каждой эпохой становится умнее и взрослее. «…Жалобы людей, что в истории одна смута, что едва заметен рост добра, происходят оттого, что печальный путник видит перед собой лишь небольшую часть дороги. Если бы он посмотрел шире и беспристрастно сравнил века, более обстоятельно известные нам из истории, если бы он вник, кроме того, в природу человека и взвесил, что такое рассудок и правда, он бы так же мало усомнился в этом, как в самых достоверных истинах физической природы».

Столь же последовательно идею прогресса отстаивал один из вождей Великой французской революции — Кондорсе. На десять эпох разделил он всемирную историю, и каждая последующая стоит выше предыдущих.

Вот идеальная программа Кондорсе в собственном его кратчайшем изложении: «Наши надежды на улучшение состояния человеческого рода в будущем могут быть сведены к трем важным положениям: уничтожение неравенства между нациями, прогресс равенства между различными классами того же народа, наконец, действительное совершенствование человека».

Философы XVIII века покусились на возможность долгого существования даже тех порядков капиталистического общества, которые еще только устанавливались, и, между прочим, устанавливались с их же помощью.

Скажем прямо, им очень помогала наглядность перемен в жизни общества в то время. В разгаре была промышленная революция — производственный переворот, изменивший самую основу общественного устройства. История пошла быстрее, и изменения в ней стали заметнее.

На протяжении XVII и XVIII столетий произошла масса политических событий, которым нельзя было подыскать аналогов в средневековой и древней истории. Сколько раз, например, на протяжении многих тысячелетий государи умирали насильственной смертью! Цари, императоры, князья, великие герцоги… Но, однако, умирали они, как правило, от руки убийцы. Иногда — очень редко — по приказу других государей, в чьей власти оказались после поражения. А вот в 1649 году был казнен по приговору парламента английский король Карл I. Впервые монарх пал на плахе по воле народа, оформленной юридически и подкрепленной силой оружия. Спустя примерно сорок лет английский парламент выгнал успевшего за это время стать королем младшего сына казненного Карла I.

В том же XVIII веке было сформулировано философами, в том числе Дидро и Гердером, положение о том, что природа находится в непрерывном развитии. И человечество тоже. Философы Просвещения не знали, по каким законам идет это развитие, не могли еще знать, но они сделали все, что смогли, чтобы познакомить со своим открытием современников.

Когда именно история приведет к крутому перелому, где, говоря словами Шиллера, «приют для мира уготован, где найдет свободу человек» — эти философы представляли плохо. Но перелом, революцию, исторический переворот они предвидели, предсказывали, ждали. Самый известный из этой плеяды — Вольтер говорил, что все происходящее вокруг «бросает зерна революции, которая наступит неминуемо, хотя сам я едва ли буду ее свидетелем… Счастлив тот, кто молод: он еще увидит прекрасные дни». Правда, за год до смерти и за двенадцать лет до начала революции, в 1777 году, Вольтер отодвигал срок «победы честных людей» уже на «три-четыре столетия», но в победе этой не сомневался.

В сознание лучших представителей молодой буржуазии внедрили философы мысль о неизбежности, необходимости революции, очищающей путь прогрессу, о том, что история указывает, каким должно быть будущее.

Роль самой науки истории менялась на протяжении веков. Античность поставила перед первыми историками две задачи: дать образ прошлого и представить современникам примеры, с которыми они могли бы сопоставлять события и людей настоящего. Собственно говоря, обе эти задачи стояли и перед искусством и литературой, и на протяжении многих столетий, вплоть до наших дней, историю сравнивали с литературой, проводя границы между ними и находя общие черты. Историю как вид искусства греки отдали под покровительство одной из девяти муз — Клио.