Роман Подольный - Человечество открывает себя Страница 9

Каждому народу нужны остальные народы, повторим еще раз, нужны и потому, что похожи, и потому, что не такие, как он. Нужны, чтобы стать сильнее, разностороннее, богаче, могущественнее и шире. Михаил Львов, татарский поэт, пишущий на русском языке, восклицает:

Народ мой!Кто тебя заденетВысокомериемсвоим?Народнарода не заменит,Один другого не отменит!Любой народ — незаменим!Любой народ — неотменим!

Народы нужны друг другу и потому, что, лишь понимая других, мы понимаем себя. Это относится ведь не только к отдельным людям.

В XX веке идея единства человечества вопреки всем, кто пытается натравить народы друг на друга, обрела небывалую прежде силу. Теперь уже не только человеку Петру, не только народу большому или малому, но всему человечеству нужно вглядеться, как в грандиозное зеркало, в другое человечество, в разумных существ иного мира. Не в этом ли одна из важнейших причин (разумеется, есть и другие) того страстного интереса, которым прониклась вторая половина XX столетия к разуму иных миров, к поиску внеземных цивилизаций, к фантастической идее пришельцев из космоса, посещавших нашу планету?

Нам нужно с кем-то сравнивать себя, посмотреть на земное человечество со стороны. Говорят же, что увидеть себя по-настоящему можно только глазами другого.

Эта потребность настолько велика, что, по мнению ученых, уже сам подход к земной цивилизации как бы со стороны — в той мере, в какой он доступен землянам, — открывает перед науками новые неожиданные перспективы… Ведь он позволит попробовать выделить в нас черты, которые должны как будто быть общими для всех мыслящих существ, в каких бы природных условиях они ни сложились, где бы во Вселенной ни проходила их биологическая и социальная эволюция, и определить признаки, целиком возникшие только из-за сугубо конкретных геологических, географических, эволюционных особенностей развития жизни и разума на планете Земля.

Словом, разделить свойства человека и человечества на универсальные для любого общества разумных (как универсальны на Земле видовые черты Гомо сапиенса, и т. п.) и на те, которые заданы конкретными особенностями биологии наших далеких предков и социальной историей в конкретных земных условиях.

Что там, во Вселенной, окажется универсальным?

Когда-то поэт Александр Аронов написал стихотворение «Гость» от имени пришельца из космоса. Вот такое:

Мне нравится ваша планетаИ воздух ее голубой.И многое — в частности, это,Как вы говорите, «любовь»,Вы все объясняли искусно,И я разобрался вполне.Мне очень понравилось «грустно»,И «весело» нравится мне.Я понял «скучать», и упорноЯ стану стремиться сюда,А ваше «целую» и «помню»Нам надо ввести у себя.Ваш «труд» — это правильный метод,И умная выдумка «смех».Одно мне не нравится, это-Что вы называете «смерть».

Вряд ли возможно столь далекое от нас разумное существо. Настоящие инопланетяне наверняка окажутся более к нам близки. Но ведь и этот гость, созданный поэтом, понял землян и полюбил их.

Сколько уже написано и фантастических рассказов, повестей и романов, и серьезных научных трудов о возможных в будущем контактах с инопланетянами. Но всем этим, если можно так выразиться, зеркалам от искусства не дано заменить реальность.

Нам нужно открыть новых «других». И может быть, в космос мы выходим прежде всего в поисках друзей.

Открытие времени

Что Земля не всегда была такой, как теперь, что люди не всегда были такими, какие они есть, что общество прежде было иначе устроено — об этом, похоже, представители вида Человек разумный догадывались еще в седой древности.

Это представление запечатлено в дошедших до нас первых по времени литературных памятниках древнего мира; о нем же свидетельствует мифология всех народов — от аборигенов Австралии до средневековых норманнов Европейского Севера.

Самая главная черта прошлого, каким оно описано в мифах, — то, что все в давние времена было не так, как сейчас. Легенды красивые, но рисуют они мифическое начало человеческой истории чаще всего в черном цвете. Вот начало записанной австралийским писателем Аланом Маршаллом легенды о том, как появился огонь: «Когда мир был молодым, огня у людей не было. Дичи было полным-полно, но ели ее сырой, и она не доставляла людям никакого удовольствия». А какой жалкий вид представляли собой, по древнему греческому мифу, люди, прежде чем дядюшка Зевса титан Прометей даровал им огонь и ремесла! Бессильные существа, зависящие от капризов погоды, боящиеся диких зверей, живущие без памяти о прошлом и без надежды на будущее…

По представлениям родового общества, далекое прошлое почти всегда хуже настоящего. Может быть, еще живет, передаваясь из поколения в поколение по необозримой цепочке эстафеты длиной в многие тысячи лет, древняя правда о том, как жили предки. Но важнее всего, вероятно, то, чтобы в интересах стабильности первобытной общины видеть ее настоящее в целом весьма благополучным, противопоставляя ужасному прошлому, когда еще не было у людей нынешних замечательных умений и обычаев. А вот ранняя цивилизация, столкнувшись не только с благами просвещения, но и с насилием и несправедливостью, начинает тосковать о минувшем «золотом веке», о времени героев и богов.

Римлянин Овидий на рубеже нашей эры уже воспевает тот самый доземледельческий образ жизни, который с горечью вспоминали мифы:

Сладкий вкушали покой безопасно живущие люди…Плугом не ранена, все земля им сама приносила…Реки текли молока, струились и нектара реки…

Впрочем, не все древнегреческие и римские поэты и мудрецы придерживались того же мнения. И тут особенно важно, что стали возможны споры о прошлом; они свидетельствовали о рождении исследующей его науки — истории.

Записи исторических событий, рассказов о том, что произошло, велись в Древней Месопотамии и Египте, Китае и Индии. Но «отцом истории» еще древние греки признали Геродота, и этот титул сохранен за ним до наших дней, хотя у тех же греков были, строго говоря, историки и до Геродота. Чем же он заслужил такой почет? Ключ можно, пожалуй, найти в одной из первых фраз, открывающих его «Историю»: «Геродот из Галикарнасса собрал и записал эти сведения, чтобы прошедшие события с течением времени не пришли в забвение и великие и удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров не остались безвестными, в особенности же то, почему они вели войны друг с другом».

Вот это «в особенности… почему», поиски ответа на главный вопрос истории, раздумья о причинах событий и составили силу Геродота, дали глубину его мысли, подкрепленной блестящим литературным талантом. Очень важно и то, что он как бы уравнивал уже в приведенной «заявке на книгу» деяния как эллинов, так и неэллинов, которых Геродот по традиции именует «варварами», но они для него тем не менее тоже люди, достойные удивления. Духом живого интереса ко всем людям, где бы они ни жили, проникнута его «История».

Истоки вражды между варварами и эллинами он ищет в далеком прошлом, когда греки похищали заморских царевен, а финикийцы, скажем, — греческих. И поныне вызывает восхищение страсть Геродота к установлению связей, пусть далеко не всегда истинных, между событиями, разделенными во времени и пространстве. Он пишет, по существу, историю всемирную, герои которой равно важны для него, живут ли они в Европе, Африке или Азии. С редким даже и для куда более близких к нам времен беспристрастием анализирует великий историк поступки людей из своей и чужих стран. Через несколько столетий Плутарх упрекал его за такую «антипатриотичность», но именно эта объективность творений Геродота подтверждает его право на титул «отца истории».

История с большой буквы начинается именно там, где есть не только «как», но и «почему», где есть соотечественники и иноземцы, но нет «чужих», где твоя родина — часть огромного мира, самая близкая тебе, но все-таки часть.

Что значит быть историком — не только тысячи или сотни лет назад, но и сегодня? Не просто археологом, военным историком, историком архитектуры или литературы, но именно историком? Это, пожалуй, не столько профессия, сколько особый подход к предмету исследования. Историк, если говорить по сути дела, не тот, кто просто занимается прошлым. Историк должен видеть движение Мира от прошлого через настоящее к будущему. По определению Карла Маркса и Фридриха Энгельса, «мы знаем только одну единственную науку, науку истории. Историю можно рассматривать с двух сторон, ее можно разделить на историю природы и историю людей»[9]. И выходит, всякий ученый, занимающийся настоящим природы или общества, физикой и химией, как и географией и социологией, должен быть в определенной мере историком. Ощущать движение мира во времени необходимо каждому.