Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №5 за 1999 год Страница 13

В Калининграде машины уступают дорогу пешеходам. Шагаешь на мостовую — они мчатся, ты шарахаешься — вдруг тормозят. Думаю, машины такие здесь от рождения. Они сплошь иномарки.

А люди какие здесь?

 — Наши люди! — улыбается мой знакомый курсант Андрей. А потом уже без улыбки: — Мы все тут, кого я знаю, стопроцентно уверены, что наверху уже все решено и продано. А нас из области как-нибудь изживут.

Я не сразу разгадал этот город.

На центральной его площади, шагая по бетонной плитке, сокрывшей следы Орденского замка тевтонских рыцарей, рядом с громадным, серым, так до вершины и не вознесшимся исполкомовским оплотом советской власти, я забрел в кофейню, втиснутую меж дорогих лавчонок в наскоро, из готовых блоков, собранные торговые ряды. Судя по многолюдью, место было престижное, и я тоже сел за низкий столик. Нацедил наперсток арабики из кофейника с подогревом и, растягивая на подольше, рассматривал стены. На фото — немецкая карта Восточной Пруссии и старый Кенигсберг с громадным Орденским замком.

Я вспомнил кенигсбергские бастионы (все здесь, в центре города), чьи красные стены устояли перед всей нашей артиллерией. Облепленные зеленью, окруженные молчаливой водой, мне казалось, они врастают в землю. Нет, скорее вырастают из земли, как замок сквозь плиты.

Сквозь безликий бетон этого города пробивается прусский красный кирпич, прорастает другой город и обволакивает тебя своим прошлым...

— Памятники Пушкину, Кутузову я ставил. Дважды герою летчику Степаняну, когда памятник свалили в Клайпеде, я перенес к нам и поставил. Памятник Канту — я оплатил постамент...

У полковника в отставке Одинцова за плечами 35 лет службы военным строителем. Он надевает кепку. Хотели посмотреть собор? Его собор. Игорь Александрович — директор фирмы «Кафедральный собор».

Этот храм — тоже символ Кенигсберга. Багровый кирпич, пиршество стрельчатой готики, круглая башня, с высоким, заостренным колпаком, вскинула навстречу рваным бегучим тучам флюгер-русалку. Век — четырнадцатый. Еще и усыпальница прусской знати. Стоял в руинах. А теперь — точнейшие в области, по компьютеру выверяемые куранты отмечают час не только стрелками-трилистником и пламенеющим солнцем, но и нотами городского гимна; устроены две часовни — православная и протестантская; по крутому скату крыши — снизу, как букашки, — ползают мастера-медники, кладут по дощатому перекрытию, по черной простыне полиэтилена тускло-розовые лист за листом.

Хотя, конечно, раньше была черепица. Но медная крыша — намного легче. И можно класть ее на железный каркас. По крайней мере, восстановлен исторический силуэт. А будет — Культурно-духовный центр.

— Вы заметили, что крыша горбатая? — показывает Игорь Александрович.

— Теперь заметил.

— Как строить — предписывал орден, — продолжает Одинцов, — и Великому Магистру, видимо, не хотелось получить под боком еще одну твердыню — оплот епископа. И сперва тому удалось возвести лишь нынешнюю, заалтарную часть, а спереди — только башенку. Но десятилетия спустя, на деньги от индульгенций, стали возводить середину, и выяснилось: разница по оси — в полтора метра, а по высоте — два с половиной...

К заалтарной части лепится небольшая галерея с квадратными красноватыми колоннами. К тяжелому серому надгробию прислонены букеты цветов в целлофане. Посетители фотографируют надгробие и сами фотографируются рядом с ним. Выше, на стене, надпись: Иммануил Кант.

— Это отсюда нацист Розенберг доставал череп философа, чтобы измерить эталон истинно арийского происхождения?

Одинцов рассеивает заблуждение:

— В 1880 году вскрывали могилу Канта в заалтарной части. Потом останки положили в оловянный гроб и вставили в металлический, накрыли базальтовой плитой и водрузили это надгробие. Как разобрать такую махину? Розенберг мерил по слепкам.

— А в 1880-м?

— Потеряли останки. Была комиссия, человек двенадцать: архитектор, врач, патологоанатом... Сперва раскопали один скелет. Чья-то дочь опознала отца. Дальше нашли останки старика: сгорбленный, левое плечо ниже правого. По этим и другим признакам — Кант...

В башне собора была до войны знаменитая библиотека Валленродтов — старинные фолианты, глобусы, диковины, привезенные из дальних странствий. Почти все после войны сгинуло. Игорь Александрович устроил здесь музей собора и музей Канта.

По крутейшим деревянным лестницам карабкаешься из зала в зал, и захватывает тебя прекрасный старинный город. Элегичные лодки на замковом пруду; желтым солнцем озарены густые кварталы набережной, разведен мост на Преголи, и трубастый буксир радостно тащит баржу с оранжево-срезанными бревнами. Еще ярче россыпь красных крыш на изображении, помеченном годом 1613-м, а впереди багровеет замечательный собор...

В зал на самой верхушке башни входят только со служителем: мемориал. Свет окон рассеян нежными, прозрачными занавесями. Тут пусто, и только посредине, чуть свысока, — канонический бюст Канта. У стены — гипсовый слепок лица. И есть разница. Бюст — это спокойное остроумие, это «звездное небо надо мной и нравственный закон во мне». А слепок — лицо того согбенного человека с тросточкой, который всегда, в один и тот же час, проходил по улицам Кенигсберга, улыбаясь чему-то своему...

Он появился передо мной, как в кино. Сам — в сером пиджаке, с брюшком и портфелем, вальяжен, а по обе руки — парни в черных очках, в стильных пиджаках из толстого сукна; один — просто квадратный, коротко стрижен, настоящий телохранитель. У самого же взгляд — открыт и прям. Из-под бровей, как из окопчиков, не глядят — бьют глаза, а говорит — увлекает, ведет, захватывает!

Трифонов шагает озабоченно вдоль собора прямо к одному из надгробий, вмурованному в стену, указует: вот, сверху, — мертвая голова, кость под нею, очевидно, берцовая, вот, ниже, — лапа хищной птицы обхватила шар, вдумайтесь! Дальше: могила Канта под галереей, а в галерее колонн — 13! А на соборе-то, вверх взгляните, русалка — выше креста!

Сергей Трифонов — «историк-исследователь», здешняя телезвезда. Судачат о нем и школьники, и пенсионеры. Как же с таким не встретиться! Хотя прежде я почитал его книжки: «Тайны лаборатории Кенигсберг-13» и «Сокровища подземного Кенигсберга». Оказывается, во время войны была у немцев в городе секретная лаборатория, где стояли огромные чучела врагов рейха с пустыми глазницами: вставив туда глаза от забитых на бойне быков, колдуны втыкали во «врагов» серебряные иглы с янтарными шариками и наводили порчу. После падения Кенигсберга «рунические мужчины из СС» сумели убийством и неведомыми чарами сохранить ключи от своих тайн и сокровищ.

— А сокровищ, погребенных здесь, достаточно, чтобы заново восстановить Кенигсберг, — убежденно вещает Сергей. — «Черные посвященные» только ждут, когда здесь чуть качнет в сторону от России... Литовцы у себя откопали, но только недавно явили. Скрывали тринадцать лет. Тринадцать! — многозначительно потрясает он пальцем.

— Тринадцать колонн вокруг могилы Канта! — показывает кому-то рядом новый слушатель. Трифонова же каждый в Калининграде узнает, каждый рад постоять рядом.

— И кресты на соборе — ниже русалки! — подхватывает чета задержавшихся прохожих...

Но откуда же проведал столько Сергей?

В начале 80-х, когда калининградские отроки повально увлеклись нацизмом, Трифонову, контрпропагандисту из обкома партии, доверили познакомиться с документами не просто совершенно секретными, а «особой важности». То были письма немецких солдат с фронта, старинные карты Кенигсберга, полицейские донесения о состоянии умов.

— И там были документы про Кенигсберг — 13?

Другой бы соврал, а Сергей — честен. Он читал разработку КГБ по нацизму, где объяснялись эсэсовские ритуалы и руническая символика.

Но про Кенигсберг-13 и там не было.

Ну еще читал какую-то разработку. В Питере встретился со сведущими людьми. Фамилии? Не в первую же встречу! Разве только одну назовет, да найти его, брат, непросто. И не выдерживает, смурнеет Сергей:

— Давайте представим все это как гипотезу.

Руки жмем. И такое чувство — разбередил человеку душу.

...Ночь, канонада, залитые электрическим светом подземные этажи; крытые грузовики медленно съезжают по пандусам в самую глубь; под короткие команды людей в черном рабочие стаскивают с кузовов длинные ящики, заносят по узкому ходу в бетонный тайник и тут же его замуровывают...

— Не подтверждено и не опровергнуто, — сухо поясняет Авенир Петрович Овсянов. В прошлом — полковник фортификации, ныне — начальник от дела по поиску культурных ценностей в областном Центре охраны памятников.

...На главной улице — две кирпичные коробки в несколько этажей — бывшие универмаги Кеппе. Немец-заявитель писал, как он, чиновник Орденского замка, в марте 45-го перевез во двор этого магазина ящики, которые опускали в круглую шахту, а затем уносили куда-то по штольне, Сам на место приехать отказался — дорога, мол, жизнь...