Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №9  за 1997 год Страница 14

Что ж там сегодня в тех плавнях? И мы — мой приятель Володя Шовкун и я — отправились в путешествие по Великому Лугу. Сегодня его зовут просто «плавни».

— Ну-ка, смыкни! — доносится до меня откуда-то снизу из-под кормы. — Тяни еще, подтягивай, твою...

Я дергаю лодку за веревку, тяну изо всех сил, пытаясь пробиться через кусты аморфы.

— Толкай! — кричу своему спутнику, который, упираясь в дно мелкой протоки ногами, едва не распластался за кормой в болотной жиже.

Через час мы прорываемся к тихому, пестрящему отражениями цветов, деревьев, чаек и облаков озерцу с удивительно чистой и прозрачной водой. Такие водоемы в плавнях называют «беловодами».

— Суши дуба, — хрипло роняет мой спутник, поводя подбородком в сторону крохотного пляжика.

Я уже привык к заковыристым выражениям своего товарища. «Подсушить дуба» у запорожцев означало «вытянуть лодку-дуб на берег». В историю казацкого края за порогами, в плавневые уголки Великого Луга Володя Шовкун влюблен, как дачник в свои грядки. Он и внешне похож на запорожца — слегка тучноватый, однако плотно сбитый, подвижный, с вислыми усами, в глазах лихая хитринка, а на лице добродушная усмешка. С детства он увлечен казацкой стариной. Еще — книгами, еще — кладами, а еще... И в молодости, и в более зрелые годы ему за все эти странноватые увлечения здорово доставалось и от завистников, и от властей. Его независимость многих раздражала. «Ишь какой пан выискался», — зло подначивали вольного казака Шовкуна. На что Володя с достоинством отвечал: «Не просто пан, а пан Шовкун».

Принять участие в экспедиции по Великому Лугу Шовкун согласился сразу, даже не поинтересовавшись ни целью, ни конкретным маршрутом, ни видом транспорта. Тяготы его нисколько не смущали. Он и сам немало постранствовал и по берегам Днепра, и по плавням. Мы отправились в поход на моей старенькой лодке, оборудованной примитивным парусом. Так когда-то гребли против течения, ловили парусом попутный ветер, продирались сквозь камыши, добывали рыбу и разжигали на песчаных косах костры плавневые бродяги-лугари...

— Писарь пишет, писарь мажет, он запишет, кто как скажет. Ты писарь, тебе и перо в руки. Пиши: протока Тяни-Толкай.

— Так и назовем?

— А то как же! Ты тянул, я толкал. Так и назовем. Думаешь, как казаки этим проточкам имена давали? Так вот и давали. Как себе, так и им...

Отправляясь в путешествие, я задумывал составить что-то вроде карты Великого Луга. Однако через неделю-другую от этой затеи пришлось отказаться. «От устья Днепра та и до вершины — семьсот речек, еще и четыре», — поется в одной народной песне. На самом же деле речек и речушек в одном только Великом Лугу гораздо больше. Что уже говорить о больших и малых протоках, озерах, ериках. Тем более в разные времена года в зависимости от уровня воды они меняют свои очертания и даже могут совсем исчезать, пересыхая или наоборот сливаясь с днепровской водой.

Она вливалась в протоки и длинные узкие заливы-бакаи и растекалась между плавневыми островами. Нередко именно поведение этой воды, ее направление и стремительный бег и давали основание нашим предкам нарекать водные плавневые пути, по которым двигались их челны: Быстриком, Скаженой, Речищем. Названия эти сохранились до наших дней.

У рыбацких костров, на стоянках охотников мы нередко слышали и о протоке Бороды, и о Тетькининкином проливе, и об озере Мыкытином, и о Галиньгх ямах. Все это современные названия плавневых проток и озер, связанные с людьми, которые имели к ним то или иное отношение в недалеком прошлом. Мирошник, Левковые Ямы, Жбурьевка, Канцыберы, Сердюки, Домаха — этим названиям уже больше двух сотен лет. Вот, например, рассказ девяностолетнего деда, записанный одним исследователем казацкой старины в конце прошлого века:

«Жылы запорожци Канциберы; их було три брата. Сылачи булы велыки! Ще жылы запорожци: Лебедь, Крывый, Балабан, Харько и Мусий. Тепер осталысь их озера: Лебедеве, Крыве, Балабанове, Харькове и Мусиеве. Биля Лысой горы есть ще Мусиева забора, де козак рыбалчив и стояв куринем».

Поплутав по плавневым протокам, вечером у дымного — от комаров — костра мы вспоминаем вьгаитанные из старых книг рассказы. У моего спутника крепкая память, да и рассказчик Володя отменный. За время нашего с ним общения — в лодке и на берегу — он почти убедил меня в том, что слово «казак» произошло от глагола «рассказывать»: казаки много всего повидали на своем веку и обо всем старались поведать своим сородичам, жившим оседло. Пану Шовкуну для полного сходства со словоохотливым дедом-запорожцем, повествующим о былом величии Великого Луга, не хватает лишь казацкой люльки-носогрейки. Однако и без нее его можно слушать часами.

— Тут что ни протока — то старина, что ни озеро, то — легенда, что ни речка — то клад. И не сомневайся, так оно все и есть. У запорожцев одна из речек называлось Скарбной. Даже не одна такая речка была, а целых три. Почему так? А потому, что в их руслах, когда протоки пересыхали, сечевики ховали свои скарбы, клады. А потом опять набегала вода — и все, нет клада, как под замком он, ни зверь, ни лихой человек до него не достанется. А самые главные сокровища на дне Каховского моря остались. Под его водами даже целый город спрятан...

Об этом таинственном городе в Великом Лугу я был пона-слышан и от местных жителей, и от рыбаков, и от краеведов, и от археологов. Вот уже четыре десятка лет посреди Каховского водохранилища зеленеет архипелаг. Когда-то это были песчаные холмы, издали привлекавшие внимание путешествующих по Великому Лугу. После затопления плавней они стали островами Большими и Малыми Кучугурами (украинским словом «кучугура» обозначают небольшой пологий холм или же — большую кучу). Вокруг этих холмов местные жители издавна находили и кремневые наконечники стрел со времен киммерийцев, и черепки от скифской посуды, и греческие амфоры, в которых лугари солили огурцы, и монеты разных веков, и гривны, что использовались рыбаками вместо грузил. В провалах между холмами удалось обнаружить остатки каких-то строений. Во время сооружения Александровской крепости командование Новой Днепровской линии собиралось использовать их для строительства укреплений. На эти дары старины положили глаз и запорожцы, намереваясь после окончания российско-турецкой войны построить из этого материала на Сечи каменную церковь. Однако ни правительство, ни казаки так и не смогли осуществить задуманное.

Ныне над сокровищами Великого Луга гуляют волны, которые с каждым годом отгрызают от островов все новые и новые лакомые для археологов куски. В сети рыбаков попадают то амфоры, то селадоновые блюда, то бронзовые чаши с надписями на арабском языке. Более пяти тысяч монет, золотой перстень, серебряные браслеты, бронзовые зеркала, наконечники копий и стрел, стремена, бусы — это далеко не полный перечень того, что Володя Шовкун нашел на островах и передал в музеи.

Сегодня никто не сомневается, что посредине плавневой «густянки» Великого Луга в древности существовал большой город. Что это было за поселение? Древнегреческий город Серимон? Столица татарских ханов Самые, в которой было «семьсот мечетей»?

...Молчит звездное небо. Молчит темная плавневая вода. Молчим и мы. Пан Шовкун лежит на траве и смотрит на звезды. Я примостился на корме и смотрю на их отражение в озере.

Много, очень много света вокруг: будто не было ночи, и впереди — один длинный и радостно понятный всему сущему на земле день. Деревья и травы замерли под пристальным взглядом лета. Нет ветра. Но каким-то непонятным образом запахи льются и льются со всех сторон, и даже посредине озера пахнет чем-то очень сладким и вязким. «Воздух, как узвар...

Как в пчельнике воздух», — не устает удивляться и по-детски радоваться мой спутник. На первый взгляд зеленый мир плавней однообразен и даже скучен, однако достаточно провести в плавнях два-три дня, чтобы убедиться, насколько он ярок и многолик.

Встречались нам по пути свисающие со старых осокорей плети дикого винограда, лакомились мы в плавневых дебрях и яблоками, и грушки недозрелые грызли, и варили на привалах чаи из вишен и шелковицы. Однако чаще всего мы имели дело с ивой, которую тут повсеместно называют «вербой». Естественно, не могла не встретиться нам и проточка, которую рыбаки окрестили Вербичкой, не могли мы не проехать и мимо озера, известного как Вербное.

Жизнь вербы от рождения до смерти нельзя представить без плавневой воды. В трактовке Володи Шовкуна, именно с водой и плавнями связана этимология слова «верба». — В старину, чтоб как-то обозначить броды в плавнях, вдоль них втыкали лозинки. Весной эти низменные места заливало водой, и рыба валом валила туда на нерест. Вот «верба» и означает «в рыбе». Тоже самое и с тополем. Эти приметные издалека деревья сажали вдоль степных дорог. «То в поле», — говорили про эти верстовые топольки.