Федор Грецкий - Следы всегда остаются Страница 18

Раздался звонок. Никулин вздрогнул и, быстро прогнав усталость, произнес привычное:

— Лейтенант милиции Никулин слушает!

В трубке послышался голос начальника, майора Бородина.

— Через тридцать минут зайдете ко мне. Предупредите домашних, что задержитесь на работе. А сейчас отправляйтесь поесть. И не опаздывайте, — добавил он, покашливая, что означало — Бородин волнуется, не в духе и всеми силами сдерживает себя.

Никулин положил трубку, взглянул в окно на купающихся ребятишек. Один из них поскользнулся и упал, оглашая улицу плачем.

— Доигрался, — с сожалением произнес Никулин, мигом позабыв о том, что собирался сожалеть по поводу неблагополучного окончания своего дежурства.

Но паренек быстро умолк. Нахохлившись, он стал в сторонке, наблюдая, как продолжают купаться его товарищи. «Ишь ты, наука идет впрок», — с улыбкой подумал Никулин и пошел в столовую.

Майор Бородин, подняв седую голову, встречал каждого входящего в кабинет коротким приветствием и внимательно оглядывал, пока тот не усаживался. Потом он так обращался к следующему. Терпеливо ждал, изредка подергивая себя за казацкий ус — еще один признак сдерживаемого волнения. Наконец все были в сборе. Бородин начал, отчетливо выговаривая каждое слово:

— Сегодня на станции обнаружено хищение контейнера с шелком и шерстью. Стоимость — пятьсот тысяч рублей. Время хищения точно неизвестно. По некоторым данным оно произошло два-три дня тому назад. Очевидно, груз вывезен автомашиной после того, как попал в товарную контору. Теперь прослушаем план проведения оперативно-следственных мероприятий…

После совещания лейтенант Никулин сразу же пошел в товарную контору. Представившись, он стал знакомиться с работой грузового двора, с порядком поступления, отправления, с учетом и регистрацией грузов, осмотрел все журналы, книгу пропусков и корешков к ней. Никаких следов. С чего же начинать? Никулин волновался: ему был поручен самый ответственный участок — грузовой двор, место, куда прибыл контейнер, где он был разгружен и откуда был похищен товар.

Начальник грузового двора Крамов, лысый, с одутловатым добродушным лицом человек, растерянно поглядывал на Никулина.

— Покажите мне тот самый контейнер, — сказал ему Никулин, чтобы хоть чем-то заняться и избавиться от Крамова.

— Сию минуту, — услужливо произнес Крамов и повел его к обычному контейнеру, окрашенному, как и все, в темный цвет. Никулин обошел его вокруг. Открыт без взлома. Пломба снята. Никаких повреждений нет. Двери слегка приоткрыты, внутри — пустота. Лишь оторванная от какого-то тюка этикетка, да какая-то пуговица осиротело лежали на дне контейнера. Никулин поднял их и аккуратно положил в планшет. Вот и все. Крамов не уходил, ждал, что еще от него потребует лейтенант милиции. Никулин окинул его недовольным взглядом.

— Мы не притрагивались к нему, товарищ лейтенант, — начал оправдываться Крамов.

Никулин не слушал его. Он думал: «Спецификации нет. Похитители все предусмотрели. А пуговица и этикетка вряд ли что-нибудь дадут. Пожалуй, надо узнать, кто работает в товарной конторе. Но знает ли своих сотрудников этот растерянный и всего пугающийся человек? — он снова с неудовольствием посмотрел на толстенького, обильно потеющего Крамова. — Нет, наверное, не знает».

Никулин оказался в положении, которое иные следователи именуют «погоней за собственной тенью». Никаких серьезных улик, никаких данных, одна лишь собственная уверенность, что хищение произошло именно здесь и совершено не посторонними людьми, а теми, кто работает в конторе. Опыт его был мал. Он не знал, как иногда опасно гоняться «за тенью собственных мыслей» да еще кем-то подсказанных. Ведь в таком случае, увлекшись, можно пропустить очень важные детали, свидетельствующие о другом, более важном. Пуговица, которую он нашел и спрятал, могла принадлежать и вовсе не работнику товарной конторы. Но Никулин упорствовал. Он призвал на помощь логику. «Надо было выписать накладную. А кто это мог сделать? Только работник станции. Кто мог знать, что прибыл контейнер без документов? Только работник товарной конторы. А как могли провезти груз через проходную? Здесь тоже не обошлось без работников грузового двора и товарной конторы», — рассуждал он, все больше уверяясь в правильности своих предположений. Но, увы, это были лишь одни предположения. Ему не с чем было возвращаться к майору Бородину.

II

Ночь прошла в бессоннице. Как только в окне показались первые лучи раннего июньского солнца, Никулин встал и вновь поспешил в товарную контору. Теперь уже не заходя во двор, он долго стоял у въезда и наблюдал за работой проходной. «Да, охранник осматривает каждую машину при выезде и въезде, проверяет документы. Значит, должен был быть пропуск на вывоз груза».

Никулин зашел в проходную. Охранник Котляров, пожилой человек в очках, встретил его, как и Крамов, с беспокойством.

— Вы по поводу контейнера? — сразу же спросил он, как только увидел Никулина.

«Это нехорошо, — подумал Никулин, — они все знают, зачем я здесь».

Мысли такие были, конечно, странными: ведь все работники товарной конторы знали о краже, о том, что надо узнать, кто это сделал, и что вчера приходил по этому поводу такой-то и такой-то.

— Да, и — нет, — уклончиво ответил Никулин.

— Чем могу быть полезен? — не смущаясь этим уклончивым ответом, поинтересовался охранник.

— Вы продолжайте свою работу, а мне дайте документацию, которая у вас ведется.

— Товарищ Крамов меня уже предупреждал…

— О чем предупреждал? — быстро спросил Никулин и внимательно посмотрел на охранника.

— Чтобы я приготовил для вас…

«Странно ведет себя этот начальник конторы: то он не отходит от меня ни на шаг, то предупреждает о том, что мне понадобится».

— Когда это он вам сказал?

— Вчера.

— А сегодня он заходил к вам?

— Нет. Говорят, что он заболел от огорчения. Как ни говорите, первый раз такое случилось. Всегда в передовиках ходили, премии получали, а тут такая беда. Неслыханно! — промолвил он, тяжело вздохнув.

Слова его звучали искренне. Иногда бывает больно не верить в искренность человека. И Никулину не хотелось не верить. Но он с особой внимательностью принялся за осмотр книги регистрации пропусков. Записи на вывоз нужного груза он так и не нашел.

Охранник зашел в проходную, опустил в опечатанный ящик один за другим три пропуска на вышедшие машины и, попросив у Никулина книгу регистрации, записал их.

— Скажите, Котляров, а вы все пропуска записываете в книгу?

— А как же иначе?

— А почему нет регистрации вывоза уворованного груза?

— Не может быть! — как бы не веря Никулину, обиженно произнес охранник.

— Кража была в период с 15 по 20 июня. Я просмотрел журнал, но нужного не нашел.

— Что же это такое? — недоумевая, произнес охранник. Он непонимающе смотрел на Никулина.

— А вы пропуска посмотрите, может кто из охранников по ошибке не записал, — предложил Никулин.

Пропуска тоже не было. Никулин улыбнулся: он обрадовался тому, что логическое рассуждение его подтверждалось — кража несомненно произошла в товарной конторе. Нет записи, нет пропуска. Несомненно, кто-то все это уничтожил из местных работников. Но кто они, эти преступники? Как найти их? Ведь шелк и шерсть в ближайшие дни будут за бесценок проданы на черном рынке и тогда еще труднее обнаружить виновников. Неужели Крамов? Он первым подумал о пропусках. Он предупредил охранника. Можно было предупредить вчера, а на день раньше изъять все, что могло внушать подозрения. Нет, не может быть! Крамов был искренне обеспокоен.

Опять эта искренность!..

В кабинет, в котором расположился для работы Никулин, вошел низенького роста человек. Стриженая седеющая голова с небольшой лысиной, косоватые глаза, часто бегающие в разные стороны, редкие зубы. Черная поношенная рубашка со стоячим воротником и металлическими пуговицами. В руках далеко не новая фуражка.

— Охранник Зубенко, — представился он, немного картавя и говоря в нос. — Прибыл по вашему приказанию.

Никулин, слегка приподняв голову, пристально всматривался в него. Зубенко стоял, не шевелясь, у двери кабинета и безразлично смотрел на Никулина.

«Меня изучает, — подумал Никулин. — Одет бедновато».

— Прошу садиться, — обратился он к вошедшему, показывая па стул.

Зубенко медленно подошел к столу и также медленно сел.

— Скажите, гражданин Зубенко, вы дежурили в тот день, когда был похищен шелк?

— Кажется, я.

— А почему кажется? — перебил его Никулин.

— Потому, что я не знаю точно, когда он был похищен.

— Но сейчас установлено, кража была в период с 15 по 20 июня.

— Если верить установленному, то в это время дежурил действительно я.