Сборник - Дело командующего Балтийским флотом А. М. Щастного Страница 20

Троцкий: А вы слышали его доклад на Совете съезда?

Блохин: Нет. С ним были Штарев и Минаев, я был болен.

Троцкий (Дужеку): Когда была вынесена резолюция Минного дивизиона?

Дужек: Резолюция Минных дивизионов была вынесена до съезда. Я делал доклад, но потом ушел, а кто вносил резолюцию я не знаю. Я сообщил главному комиссару, на съезд мы ее не посылали, в кадетском корпусе было собрание и собрание было бурное, так как т. Раскольников помнит, я был председателем и старался его сорвать. Что касается роли Засимука в этой резолюции, то он выступал защитником ее, Лисаневич тоже защищал. Я возражал, говорил, что ваша резолюция неприемлема, неосуществима, что никогда этого не может быть.

Троцкий: Скажите, не было ли у вас таких слухов, которые пущены были такими негодяями, которые подделывают бумаги, что мы хотим подкупать моряков, чтобы они топили суда по требованию немцев?

Дужек: Юзограмма ввела нас в заблуждение. Мы, лично я, не могли понять, пока не получили разъяснения от т. Флеровского, и моряки не понимали, что это значит.

Троцкий: Что вы делали, когда получили?

Дужек: Ничего.

Троцкий: Вы обратились к главному комиссару флота за разъяснением этой юзограммы?

Дужек: Мы все, сколько нас было на собрании, никто не понимал. Но после этого мы ничего не сделали.

Троцкий: А вы командам сообщали?

Дужек: Я не сообщал.

Блохин: На этом собрании выступал т. Гуркало, Дужек, затем Кижинский, он говорил, что в силу необходимости эту юзограмму нужно огласить.

Троцкий: Кто был Кижинский?

Блохин: Это был представитель.

Троцкий: Где же вы бывали?

Блохин: На «Кречете» по всем делам, что касаются флота, все это приходит ко мне.

Троцкий: А Щастный не занимался политическим делом?

Блохин: Нет.

Троцкий: А кто же занимался?

Блохин: Никто не занимался. Я могу сказать, что положение не подходило ко мне, я могу сказать почему.

Троцкий: А почему вы не заявили раньше?

Блохин: Я заявлял, что могу быть только по принуждению.

Троцкий: А кто вас принуждал?

Блохин: Другого не было.

Троцкий: Почему не было, мы могли назначить. Если бы вы заявили, что ответственность не по вас, мы могли назначить заместителя, а вы приехали сюда и ничего не говорили.

Блохин: Разрешите юридически разобраться в этом вопросе. Вы говорите, что я утвержден, но это не так, я был утвержден комиссаром флота, потом, когда был главный комиссар Измайлов, затем он уехал, я получил юзограмму отсюда, что Блохин заступает место Измайлова. Затем вернулся Измайлов, и действие юзограммы пропало. Когда я приехал сюда в Москву и сделал доклад и когда было составлено положение о главном комиссаре и начальнике Морских сил, то Измайлов сложил свои полномочия. Когда я приехал, я привез положение о флоте. Тогда у нас назрел вопрос, кто же у нас главный комиссар. Сколько мы не посылали телеграмм, но ответа не было, и мы остались ни с чем. Тогда у нас назрел вопрос, кому же быть главным комиссаром, но никто не хотел, потому что ответственность была большая и были беспорядки. Я на себя всю ответственность не взял, а сказал, я буду главным комиссаром, если Совет комиссаров будет со мной работать и будет отвечать за все, что мы сделаем вместе. Они согласились на это.

Троцкий (Дужеку): Так что вы не знаете, кто вносил резолюцию?

Дужек: Я спрашивал большевиков на собрании, они говорят, мы сделали ошибку, и эту ошибку приходится сгладить, никто не должен знать, и это должно быть исправлено. Больше ничего не ответили.

Троцкий: А постановление съезда, что Лисаневич и Засимука должны быть отданы под суд, было известно?

Дужек: Да, им было известно, я сказал это команде, они сказали, что сделали ошибку, за эту ошибку должны отвечать все миноносцы, которые подписали резолюцию.

Раскольников: Разрешите вопрос, во-первых, в чем состоял доклад Дужека и, во-вторых, на пленарном заседании было сделано сообщение, что контрреволюционная резолюция была принята после того, как Дужек сообщил, что Троцкий приказал подорвать корабли.

Дужек: Главный комиссар сказал, что Минному дивизиону надо идти в Ладожское озеро, они сказали, что не пойдут туда, я говорю, что это необходимо для защиты берега, они говорят, что как это так, я говорю, что мы должны развернуть свой флот, если большие суда не могут туда пройти, то мелкие должны туда пройти, возможно, что мы спасем мелкие суда, если нам придется скверно от немецкого нашествия. Тогда они сказали, хорошо, мы пойдем в Ладожское озеро. Но то, что Раскольников сказал, что я говорил про Троцкого, то это мною не было сказано. У нас была такая телеграмма, о которой все суда знали, что в Гельсингфорсе на всякий случай приготовили суда к взрыву, они спросили, а не так ли будет, как в Гельсингфорсе, я говорю нет, раз вас ведут в Ладожское озеро, то ничего не будет.

Раскольников: Вы не отвечаете на вопрос.

Дужек: Я отвечаю, что у нас не было такой телеграммы.

Троцкий: Но вы агитацию вели за то, чтобы власть передать морскому командованию, или за советскую власть?

Дужек: Я был сторонником советской власти и никакой агитации я решительно не вел.

Троцкий: Как же оказалось, что Минная дивизия вынесла резолюцию, а вы не заметили?

Дужек: Я заметил.

Троцкий: Но как же случилось, что команда выносит совершенно контрреволюционную резолюцию, продиктованную прохвостами, немецкими, английскими агентами, а вы, комиссар, этого не заметили.

Дужек: Часто бывает так, что человек воспользуется и сыграет на слабой струнке массы и перетянет ее.

Блохин: Разрешите мне по порядку рассказать. Я получил резолюцию, от кого не могу сказать, кто принес ее – не знаю, когда я прочел, я сказал, что завтра надо собрать собрание команды и сказать, что резолюция никуда не годится, что ее надо изменить. Там требовалась такая история, разогнать петроградскую коммуну и передать власть флоту, там было сказано: диктатуре морского флота. Я представляю себе так, что вся оборона Петрограда передается ему, и резолюция была вынесена поэтому. Это просто недоразумение.

Троцкий: Вы принадлежали к партии?

Блохин: Да, я принадлежал к партии с.-р.

Троцкий: Когда был издан приказ об увольнении Лисаневича?

Блохин: Приказ еще не издан. Вы сами понимаете, что приказы издаются только для того, чтобы их слушались, поэтому когда я вижу, что каждый день за Лисаневичем ходит 10 матросов вооруженные, они не послушаются, то я не проводил его в исполнение. Относительно резолюции я скажу, что там в конце говорилось о диктатуре флота, я думал, что командование флотом хочет слиться с Советом комиссаров и со штабом Шварца, и это будет военная диктатура для защиты Петрограда. Но что касается коммуны, то это не потому, что она не нравится, а потому что они распоряжаются военной частью, они только против этого шли, когда им разъяснили, то они согласились. Резолюция была изменена. Лисаневича я знаю, когда он приходил в Центробалт, он говорил, может быть, не так, как нужно, а теперь это очередное выступление.

Троцкий: Почему вы никогда не отвечали нам на вопросы, а всегда отвечал Щастный? Когда Зеленой заявил, что несвоевременно вступать с немцами в переговоры о демаркационной линии, кто подписал бумагу, посланную нам?

Блохин: Ее писал один из комиссаров, я подписал ее, но подписи Щастного не было. Когда вы говорили о ведении переговоров относительно демаркационной линии, был расстрелян один из комиссаров – Жемчужин. Это доказывает, что переговоры были невозможны.

Троцкий: Он был расстрелян позже.

Блохин: На другой день после того, как я подписал бумагу.

Троцкий: Вы путаете. Вы подписали раньше, чем он был расстрелян, а я вам телеграфировал еще раньше <…> Вы нас не извещали о том, почему приказ не исполняется, а когда я говорю, как же так смотрит Зеленой, Жемчужин, вы отвечаете, что нет устава.

Блохин: Нет, не так было отвечено. Вы говорили, почему Жемчужин и Зеленой не подчиняются начальнику Морских сил и главному комиссару. Затем копий юзограмм никогда не было у главного комиссара, они все были у начальника Морских сил, он мог не говорить мне это. Хорошо, если Щастный покажет, а если не покажет.

Раскольников: Я прошу подчеркнуть, что главный комиссар, зная недобросовестность и хитрость Щастного, тем не менее полагается просто на его добросовестность. Вы сами сказали, что все зависит от добросовестности Щастного, начальника Морских сил.