Ксения Лученко - Матушки: Жены священников о жизни и о себе Страница 27

– Да, но я все-таки его по наследству получила этот талант, моя мама очень вкусно готовила, и мой дедушка (пока был жив) тоже вкусно готовил, правда, он был профессиональным кулинаром, но, тем не менее, в моем сознании что-то отложилось, как он все это делал.

– А еще у вас есть какие-то приобретенные в браке качества?

– Есть, мне кажется, или мне хотелось бы их приобрести.

– А что вы приобрели, как вы изменились?

– Я очень боюсь ошибиться в ответе на этот вопрос. Мне может казаться, что я такая – а на самом деле я совершенно другая. Отец Александр, конечно, научил меня терпимей относиться к окружающему миру. Может быть, внешне я осталась такой же нетерпимой, насколько и была. Но, во всяком случае, в моем сознании изменения произошли в положительную сторону. Вот эти наши трения бесконечные, они, конечно, не прошли даром. Здесь надо, наверное, отца Александра спросить. Я, по-моему, в его жизни особо ничего не изменила. Он в моей жизни изменил мое мироощущение, я стала свободней в своих взглядах на жизнь.

– Для вас это открыло большие возможности коммуникации с миром?

– В какой-то мере да.

– Ощущаете ли вы теперь тот внутренний комфорт, как в период вашего знакомства?

– Да. Я очень спокойно себя чувствую рядом с ним, ну, когда нет каких-то таких бурь.

– Как вы думаете, это благодаря личным усилиям в построении семьи? Или все-таки это просто удача – удачно встретились?

– Я думаю, это данность такая была, она была с самого начала, это подарок. С другой стороны, наверное, без этой данности не было бы и брака.

– Получается, что залог семейного счастья – это Промысел Божий, а вовсе не труды супругов?

– Вначале – да, безусловно, Промысел Божий должен быть. Но человек должен все-таки приложить старания, чтобы сохранить дар.

– А теоретически человек может ошибиться, выходя замуж или выбирая себе жену?

– Конечно, может.

– И что тогда делать?

– Не знаю. Смотря, что хочет человек от брака. Хотя, если человек женится или выходит замуж и нет на это Божиего благословления, на верное, это невозможно сохранить.

– А как узнать, что нет Божиего благословления?

– Если люди хотят прислушаться к внутреннему своему голосу, если они это в себе воспитывают, практикуют обращение в свои глубины, они могут это узнать. А если человек выходит замуж или женится, будучи одержим какой-то страстью или какой-то идеей, тогда, конечно, он ничего не услышит.

– Многие люди, и православные, и не православные, патологически не могут создать семью, хотя у них есть все данные, – из-за страха ошибиться.

– Это тоже, наверное, страсть.

– А что делать?

– Перестать думать и жить как живется. Мне кажется, чем больше люди размышляют, как правильно сделать, они тем самым очень сильно подключают свою волю, и тогда уже воля Божия не может действовать.

Марина Митрофанова

Протоиерей Георгий Митрофанов (р. 1958) – настоятель храма свв. первоверховных апостолов Петра и Павла при Университете педагогического мастерства (Санкт-Петербургская академия постдипломного педагогического образования), выпускник исторического факультета Санкт-Петербургского университета, кандидат философских наук, магистр богословия, профессор Санкт-Петербургской духовной академии, член Синодальной комиссии по канонизации святых Русской Православной Церкви, автор семи научных и публицистических книг.

Марина Митрофанова (р. 1956) окончила филологический факультет Санкт-Петербургского университета. Вырастила двоих детей.

– Марина Александровна, как вы относитесь к слову «матушка», нравится ли вам, когда к вам так обращаются?

– Матушка? Мне кажется, это чисто формальное обращение к жене священника и больше ничего. Жена священника, как жена военно го, жена моряка, в первую очередь жена – этим все сказано. Если под этим подразумевается какое-то высокое духовное устремление, я ду маю: а что, разве такое устремление не может быть у любой другой жены? А «матушка» – в моем понимании – это обращение к монахи не. Свои прихожане в храме, с которыми я общаюсь, называют меня кто по имени, кто по имени-отчеству, это естественно, это нормально. Для чужого человека, может, и проще обратиться «матушка», что-то спросить. Но я не люблю это слово, ко мне лично оно неприменимо. Я не вижу ничего специфического в этой роли, может быть, когда-то давно это и было, но те времена прошли, а я пытаюсь сохранить трезвую голову, для меня важно то, что сейчас.

– Говорят, трудно быть женой моряка – подолгу не бывает дома, трудно быть женой учителя – маленькое жалование, низкий социальный статус, а быть женой священника в чем основная трудность?

– Не знаю, что самое трудное, не понимаю, в чем особенность судьбы жены священника. Жена священника как любая жена, терпеть – терпит, работать – работает. Самое трудное, что человека вечно дома нет. Но ведь это не только про священников: так таких профессий очень много. Я ничего специфического не вижу – ни трудного, ни легкого.

Я вам расскажу замечательную историю. Это было когда отец Георгий служил первый год. Однажды я сидела в кухне Серафимовской церкви и ждала, когда он выйдет из алтаря (тогда домика при храме не было, все было на кухне, и один из выходов из храма был как раз сюда). А я жду, когда батюшка выйдет, а две бабушки что-то там готовят (меня они не знали). Сидят и говорят между собой: «Хорошо быть матушкой – ничего делать не надо». Вот такой поверхностный взгляд. Я на всю жизнь это запомнила.

– А приятность есть?

– Приятность? Для меня, например, ее нет. Когда ко мне кто-нибудь в храме кидается или на улице: «Ой, здравствуйте, матушка! Как там отец Георгий?!» Думаете это мне приятно? Нет. С годами я поняла, что Марина Митрофанова и матушка отца Георгия Митрофанова в сознании некоторых людей не одно и то же. И к «матушке» как некоей субстанции будет одно отношение, а ко мне живой и реальной – другое. Отсюда, не принимая меня реальную, будут льстить в глаза «статусу». Это неприятное и тяжелое для меня ощущение, т. к. оно порождает недоверчивость к окружающим. Мне же, как человеку, видимо, цельному, это тяжело, потому что я всегда одинаковая и предпочитаю открытость и цельность даже в неприятии и отталкивании, только не ложь, елей и фантазии. Мне очень нравится реакция одного мальчика, он сейчас уже взрослый человек, ему было 16 лет, он сказал своей матери, а она была такая наивная и говорит отцу Георгию: «А мой Петя сказал, что ему ваша матушка не понравилась». Меня шокирует только сама возможность такого обсуждения, но не отношение этого Пети. Ему можно «спасибо» сказать за прямоту, если бы в ней была необходимость.

– Расскажите о вашей семье: кто были ваши родители и откуда вы родом?

– Родители мои принадлежат к бесчисленной армии людей, приехавших после войны из деревни в Ленинград, мама здесь училась, окончила Финансово-экономический институт и всю жизнь проработала инженером-плановиком на судостроительном заводе «Северный пресс», а папа учиться не захотел и всю жизнь проработал слесарем-механиком в Ленинградском оптико-механическом объединении (ЛОМО), вот, собственно, и все. А я родилась в Ленинграде в 1956 году.

– Как звали ваших родителей?

– Папу звали Александр Алексеевич Круглов, а маму Екатерина Александровна Невская.

– Как ваши родители познакомились?

– Если смотреть фильмы пятидесятых годов, подобные фильму «Весна на Заречной улице», – типологически это мои родители. Мама моя из Костромской области, а папа из Тверской. Познакомились они, естественно, работая на одном производстве. Ничего замечательного в их романе не было, все было очень обыкновенно.

– Ваши родители, каких они были взглядов? Они были верующими людьми?

– Мама – да, папа – нет.

– Как в их семье проявлялась вера, вера вашей мамы?

– Папа был индифферентен ко всему, что происходило. Вера моей мамы проявлялась в исполнении тех требований Церкви, которые связаны с Таинством Крещения, с отпеванием умерших, с посещением храма в двунадесятые праздники и на Пасху. Поэтому вопрос о моем крещении не подлежал обсуждению, это было естественно. Крестили меня в грудном возрасте у бабушки. По причинам «техническим» это было дома, потому что церкви у нас были закрыты, ближайшая церковь – десять километров, дорог нет, в колхозе лошадь не дают, поэтому проще батюшке было к нам добраться. Меня крестили у бабушки дома, в корыте. Мама вспоминает об этом крещении так: ее сестра и мой папа, наблюдая все это действо, очень веселились, пока их не выставили из залы, где все это происходило. Восприемницей при крещении была моя бабушка. Так что папино отношение понятно. Потом, когда были какие-либо большие события, то есть похороны, крестины, двунадесятые праздники, мама могла пойти в храм, впрочем, никак это не афишируя, мы могли об этом даже не знать, или узнавали как-то случайно. Когда умерла бабушка, мама договорилась со священником на Большеохтинском кладбище, забрала бабушку из морга, и два дня до отпевания бабушка лежала в кладбищенской часовне. Маме это казалось более естественным и для бабушки приятным. В этом проявлялась ее вера.