Владимир Дядичев - Лиля Брик. Любимая женщина Владимира Маяковского Страница 32

Даже допустив, что перед нами – чувство, «пронесенное через пятнадцать лет и восемнадцать книг поэта, посвященных Л. Ю. Брик» (К. Симонов), мы вправе попристальнее взглянуть и на эволюцию этого чувства, и на сам его объект, и на их роль в судьбе поэта.

Учеными Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН готовится к изданию новое научное Собрание сочинений Маяковского. Собрание уникальное, с показом вариантов, большим количеством иллюстраций, в том числе цветных. Ведь Маяковский не только писатель, но и художник, и актер. С чем же мы подходим к этому изданию? На примере книги Б. Янгфельдта я показал, сколь много претензий вызывает издание, встреченное нашим маяковедением с энтузиазмом именно за «высоконаучный комментарий». Опубликованная библиография оригинальных текстов В. Маяковского (Русские советские писатели. Поэты. Биобиблиографический указатель. Т. 14: В. В. Маяковский. Ч. 1. Произведения В. В. Маяковского. М., 1991) также оказалась несвободной от ошибок и досадных пропусков.

Свободное как от конъюнктурно-идеологических натяжек, так и от фарисейски– морализаторских или групповых искажений – такое маяковедение во многом еще только начинается. Но оно начинается отнюдь не на пустом месте. И здесь важно, отказываясь от старых мифов, идти именно к правде, а не к созданию новых мифов о Маяковском.

«…Я устал, один по морю лазая»

1

Сегодня о Маяковском писать непросто. Можно сказать – писать немодно. Я имею в виду большого русского поэта, поэта-романтика В. В. Маяковского, одного из крупнейших представителей русской литературы XX века, чьим творчеством восхищались А. Блок и А. Белый, А. Ахматова и М. Горький, Б. Пастернак и М. Цветаева.

Насильственно канонизированный, обязательно «проходимый» и «любимый» – такой Маяковский привычно воспринимается лишь как той «силы частица», где «общие даже слезы из глаз». И читательская возможность самовыражения нередко проявилась в данном случае именно в отторжении.

Между тем вся поэзия Маяковского сама является, в сущности, самовыражением, чистейшей лирикой, «нигде не бывшей в найме».

«Любовь – это жизнь, это главное. От нее разворачиваются и стихи, и дела, и все пр. Любовь – это сердце всего», – записал поэт в своем дневнике в феврале 1923 года. Это был период создания поэмы «Про это», время решительного переосмысления своего прошлого и мучительных раздумий над будущим, время беспощадного самоанализа и серьезных нравственных открытий. И в этих словах поэта – ключ к пониманию всего его творчества, всей его биографии.

От первых поэтических строк до последнего признания в предсмертном письме – «любовная лодка разбилась о быт» – творчество Маяковского – это поиск дороги к счастью, поиск любви, ожидание отклика на свою любовь.

Но что нам, сегодняшним людям, переживающим небывалый исторический катаклизм Родины, что нам до мотивов и нюансов в стихах Маяковского почти столетней давности?..

Гораздо проще и эффектней при нынешнем плюрализме и «смене вех» увидеть в его стихах, например, лишь пустозвонство и «ячество», реанимировав тем самым известные эскапады Георгия Шенгели (Маяковский во весь рост. М., 1927) или экзерсисы его более молодого эпигона Сержа Космана (Маяковский. Миф и действительность. Париж, 1968). Можно и вполне «демократично» приклеить к поэту ярлык «сталиниста» и певца тоталитаризма.

Да, так, конечно, проще. Но Маяковский ли это?

Действительно, например, в 1925 году в стихотворении «Домой!» Маяковский писал:

Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо.С чугуном чтоб и с выделкой сталио работе стихов, от Политбюро,чтобы делал доклады Сталин.

И все же здесь «штык-перо» не более чем своеобразное, «вещное», метафорическое обозначение понятия «острое слово», выраженное в терминах периода индустриально-технической эйфории начала XX века. Конечно, для дальнейшего «заострения» этого «штыка» немало было сделано как всем последующим ходом нашей истории, так и «курганами книг, похоронивших стих», нашей литературоведческой маяковианы. Поэт же лишь хотел, чтобы «перо, работа стихов» были для народа столь же интересны, важны, столь же необходимы, как и главнейшие, по его мнению, символы того времени – «штык, чугун, выделка стали».

Что же касается Сталина, то напомню, что это – ноябрь 1925 года, когда ни о каком культе речи быть еще не могло. Маяковский очень бережно и взыскательно относился к стихотворной рифме. Записывал удачные заготовки впрок, любил игры-состязания на подбор трудных рифм и т. д. В 1924 году в поэме «В. И. Ленин» в эпизоде Октябрьских дней в Смольном у него впервые встречается имя Сталина, рифмуемое с глаголом «стали» (от «стоять»):

– Вас вызывает товарищ Сталин.Направо          третья,                    он                              там. —– Товарищи,                    не останавливаться!Чего стали?В броневики и на почтамт!

В стихотворении «Домой!», написанном поэтом по возвращении из Америки в Европу, используется, по сути дела, та же звуковая пара «стали – Сталин», но образованная уже от существительного «сталь». Эта рифма у Маяковского, кстати, была под рукой, «на слуху»: поэт брал с собой в Америку машинописный экземпляр поэмы «В. И. Ленин», исполнял отрывки из нее на своих выступлениях. И это – все!.. На этом для Маяковского все возможности этой рифмы были исчерпаны. Больше эта фамилия в стихах поэта не встречается, хотя именно с 1926 года начинается реальное возвышение Сталина. Между тем поэзия Маяковского насыщена именами собственными, в том числе именами политических деятелей. Не говоря уж о Ленине, например, фамилии Рыкова, Калинина, Луначарского только в стихотворных текстах упоминаются от семи до десяти раз, Троцкого, Бухарина, Дзержинского, Семашко – четыре-шесть раз, Зиновьева – два раза. Выходит, нарком здравоохранения Семашко был Маяковскому более интересен, чем генсек.

Татьяна Алексеевна Яковлева (1906–1991) – французский и американский модельер женской одежды, художник-дизайнер русского происхождения. Возлюбленная и адресат двух любовных стихотворений Владимира Маяковского в 1928–1929 годах. Жена художника и редактора Александра Либермана

2

Вернемся, однако, к стихотворению «Домой!»

Традиционное многолетнее выпячивание тех строчек «бронзовеющего» Маяковского, которые несут в себе некий гражданский пафос, совершенно исказило как общий смысл творчества поэта, так и суть стихотворения «Домой!» в частности. На самом деле стихотворение «Домой!» – глубоко лирическое, пронзительно-личное, исповедальное стихотворение. Написано оно на пароходе, везущем поэта через Атлантику в Европу. Это была самая длительная, почти полугодовая поездка Маяковского за рубеж. Он отправился из Москвы в Кенигсберг 25 мая 1925 года. Затем – Берлин, Париж. Некоторое время в Париже ожидал американскую визу. Не дождавшись, 21 июня отплыл на пароходе «Эспань» в Мексику. Из Мексики после 20-дневного ожидания поэту наконец-то удалось въехать в США, где он пробыл три месяца.

Были выступления, лекции, поездки в крупнейшие рабочие центры страны – Нью-Йорк, Чикаго, Детройт, Кливленд, Питтсбург, Филадельфию. Встречи с рабочими, коммунистами, видевшими в поэте прежде всего представителя нового общества, многим тогда казавшегося столь притягательным. Отзывы в газетах, интервью. В Нью-Йорке в день отплытия парохода в Европу разразился проливной дождь. Но Маяковского провожали. «Холод и дождь, – вспоминал позднее Д. Бурлюк, – не помешали нью-йоркским рабочим прийти на последнее свидание с поэтом».

Но абсолютно ничего этого нет в стихотворении «Домой!», написанном на пароходе (за исключением, пожалуй, дождя). Итак – домой!

Уходите, мысли, восвояси.Обнимись, души и моря глубь.Тот, кто постоянно ясен, —Тот,          по-моему, просто глуп.

Несмотря на частое цитирование последних двух довольно эффектных строчек, ставших почти афоризмом, так и неясно, что же они здесь конкретно означают, с чем или с кем соотносятся. Ясно, что далеко «не ясен» и сам автор.

Очевидно, душа поэта находится в смятении. Ситуация носит явно неоднозначный характер…

А дело все в том, что помимо шествия по Америке советского «агитатора, горлана, главаря», помимо выступлений, интервью, деятельности, бывшей у всех на виду, была еще и личная жизнь Маяковского-человека. Была любовь.

Она, Элли Джонс (Елизавета Петровна Зиберт) – русская (из обрусевших немцев), в свое время выехавшая из России с мужем-англичанином. Родилась Елизавета Петровна в 1904 году в Уфимской губернии. По словам Давида Бурлюка (его жена Мария Бурлюк была родом тоже из Уфимской губернии), отцу Лизы принадлежала кумысолечебница в поселке Давлеканово в ста с небольшим километрах от Уфы. Лечебные свойства кумыса привлекали сюда и иностранцев. Так Лиза познакомилась и вышла замуж за Джорджа Джонса, который приехал в Россию по линии международной помощи голодающим. В 1922 году Джонсы уехали в Англию, затем перебрались в США. Но их семейная жизнь в Америке не заладилась.