Валерий Замулин - Прохоровское побоище. Правда о «Величайшем танковом сражении» Страница 34

В сложившейся обстановке, при попытке подразделений вступить в бой с тяжелыми танками, исход был предрешен – батальон неминуемо оказался бы уничтоженным в ходе отражения первой же атаки. Когда противник прошел рубеж стоявшей впереди 2-го сб 26-й тбр и ее мотопехота начала в беспорядке отходить, а за ней стали пятиться назад и танки, в роты по цепочке поступила команда отойти к селу Прелестное.

Без сомнения, этот приказ был отдан комбатом. Вероятно, он решил сберечь людей, но свои действия до конца не продумал. Приняв решение на отход, он не организовал его должным образом, поэтому он выглядел как отступление под огнем противника. Из-за не организованного как следует отвода подразделений много погибло личного состава, еще больше бойцов получили ранения.

Не берусь оценивать решение комбата-2 в той не простой обстановке. Однако, учитывая соотношение сил, нельзя не признать, что батальон не был в состоянии выдержать удар противника, так как бороться с танками было просто нечем. В документах полка отмечается, что подразделения были вынуждены собирать боеприпасы, брошенные на поле. Из воспоминаний участника того боя, комсорга 2/287-го гв. сп мл. лейтенанта А.М. Болмосова[99]:

«В ночь на 11 июля мы вышли к совхозу «Октябрьский» и стали окапываться. Нам сказали: «Завтра будет бой, ройте себе окопы. Они будут для вас или могилой, или крепостью». Бой разгорелся рано утром. Достоверной информации о происходящем у нас не было: одни говорили, что это наши немцев бомбят, другие – что немцы наших. Впереди нас другие части сдерживали противника.

До этого я воевал в Сталинграде, в других местах артиллеристом. Но то, что мне лично пришлось пережить в этот день под Прохоровкой, не имеет никакого сравнения.

Прошло часа два. Прибежали несколько наших бойцов, сообщили, что остальные убиты, а немцы скоро будут здесь.

Вскоре налетела немецкая авиация. Говорили, что это были итальянские самолеты – двукрылые. Летели они низко, бросали футляры, начиненные противопехотными бомбами, в воздухе футляры раскрывались, и бомбы летели, как рой пчел. Думалось: вот-вот упадут на тебя, вжимались в землю, казалось, земля под тобой расступается.

Улетели самолеты, нас накрыла артиллерия. И так – непрерывно, не один десяток минут.

Потом пошли танки. Они выходили с левой стороны, выстраивались в цепь. Я насчитывал более сорока танков против одного нашего батальона. Аунас на этом фланге ни авиационной, ни артиллерийской поддержки – одна пехота.

Начали стрелять из ПТР, из пулеметов и автоматов. Танки остановились метрах в 300. Видимо, у них была другая задача, другое направление удара. Но огонь по нашим окопам открыли ураганный.

А у нас кончились боеприпасы. Ни патронов, ни гранат – ничего. Поступил приказ отойти. Пошли назад. Несли с собой раненых. Ранило начальника штаба Гусанова, его тут же перевязала медсестра Оля Огурцова.

Когда отходили, командир взвода Воронов был ранен в голову и в грудь. Он бежал с перевязанной головой и грудью – хорошая мишень. Крикнул мне: «Иди сюда, здесь безопаснее». Только это сказал, как тут же упал. Когда я подбежал к нему, он уже не дышал. Вспомнилось, как накануне он словно чувствовал свою смерть, пел грустные песни, говорил мне: «Наверное, завтра меня убьют». Такое было у него предчувствие.

Из 600 человек в батальоне мы в тот день потеряли убитыми и ранеными 330 человек. Потому что обрабатывали нас и с воздуха, и с земли – танками, артиллерией. Прямой наводкой били»[100].

Отход 2/287-го гв. сп существенно осложнил положение на этом участке и привел к излишним жертвам не только в батальоне. После того как эсэсовцы с ходу смяли левый фланг полка В.С. Соловьева, правый фланг 26-го гв. вдсп оказался открыт. Танковая группа и 3/2-го грп вышли на позиции его правофланговой, 7-й ротой, и завязали бой в траншеях. Почувствовав, что на стыке полков В.С. Соловьева и Г.М. Кашперского войска русских дрогнули и образовалась брешь, Пайпер развернул основную часть танков вдоль ПТ-рва и попытался расширить прорыв. И это ему удалось, так как во втором эшелоне за стыком 287-го гв. сп и 26-го гв. вдсп (между Прелестным и свх. «Октябрьский») войск не оказалось. Дело в том, что командир 3/287-го гв. сп ст. лейтенант Полунский проигнорировал приказ и не вывел свой батальон на этот участок, как планировал полковник В.С. Соловьев. Поэтому после отхода 2-го сб к Михайловке и Прелестному дорога на Петровку была открыта, и 3/2-го грп танки ворвались в село.

Для советского командования было крайне важно не допустить захвата свх. «Октябрьский» и закрепления эсэсовцев в районе выс. 252.2. Этот узел являлся ключевым пунктом обороны перед Прохоровкой, дальнейшее продвижение немцев на восток грозило полным развалом обороны не только 9-й гв. вдд, но и всего 33-го гв. ск. Большую роль в сдерживании бронетехники врага у совхоза и южнее сыграли 7-я и 8-я батареи 3-го дивизиона полка полковника В.К. Валуева.

«Немецкие танки, не доходя до огневых позиций метров 300, остановились и вступили в огневой бой с 7-й батареей, – вспоминал А.А. Обисов. – Надо сказать, что огонь по танкам мы вели довольно-таки успешно. Они загорались один за другим, но, к нашему удивлению, огонь быстро гас и танк продолжал вести огонь с места. Танк полностью горел лишь после нескольких попаданий. Видимо, у вражеских танков была отличная система пожаротушения.

Первым было разбито 1-е орудие сержанта Чапа. Видел его лежащим возле орудия с залитым кровью лицом. Судьбу его дальнейшую не знаю.

У второго орудия взрывом оторвало колесо, расчет погиб сразу.

Четвертое было серьезно повреждено, у него осколком пробило противооткатное устройство. В расчете были убитые и раненые.

Я в это время находился недалеко от этого орудия. Меня взрывом отбросило и контузило с потерей сознания. Когда очнулся, увидел, что шофер Волгин едет на машине на батарею. С ходу развернул машину, подал назад, зацепил орудие, но немецкий снаряд попал в машину, и она вспыхнула. В это время телефонист Захаров восстановил связь с командиром дивизиона. Получили приказ отходить. Вынули панораму из четвертого орудия и пошли в лощину в направлении ОП 9-й батареи. Вышли всего с батареи шесть человек. Раненых еще раньше отправили к машинам и эвакуировали в тыл»[101].

Согласно оперативной сводке № 45 штаба артиллерии 9-й гв. вдд 11 июля в артчастях и подразделениях пропало без вести 50 человек младшего командного и рядового состава, было разбито четыре 76-мм орудия, семь автомашин, убито две лошади. Полностью погибла 7-я батарея 7-го гв. вдап, пропали без вести командир 9-й батареи гв. ст. лейтенант С.И. Дубравный и командир ее взвода управления гв. лейтенант Д. Лобазов[102]. А в оперсводке № 48 за 12 июля сообщается, что попавший в плен 11 июля красноармеец Степанов, из взвода управления 3-го дивизиона, из плена вырвался[103].

Как вспоминал начальник штаба 3-го дивизиона О.И. Малюков, эсэсовцы у совхоза захватили командира 9-й батареи ст. лейтенанта Кронина и его взвод управления с несколькими ранеными артиллеристами. Комбата и тех, кто не мог идти, расстреляли, остальных взяли в плен, в том числе и Д. Лобазова. Уже после освобождения Полтавы его обнаружили бойцы 9-й гв. вдд в лагерном госпитале для военнопленных. По неписаному, но «железному» закону «особистов», никакие боевые заслуги офицеров, побывавших в плену, не учитывались. Они в лучшем случае лишались офицерского звания и направлялись на передовую. Так произошло и с гв. лейтенантом Д. Лобазовым. Его вернули в 7-й гв. вдап, где он прослужил до конца войны красноармейцем.

После того как группа Пайпера разделилась и первая ее часть атаковала совхоз и Петровку, вторая, численностью до 10 машин с мотопехотой на бэтээрах, прорвав на всю глубину позиции 3/26-го гв. вдсп, устремилась вдоль железной дороги к Прохоровке, но была остановлена перед траншеями 1/26-го гв. вдсп и 2/58-й мсбр. Они располагались примерно в 500 метрах от западных окраин станции. Левофланговая рота батальона десантников находилась примерно в 150 метрах от железнодорожной насыпи, а правый флангупирался в балку за свх. «Октябрьский». Мотострелки окопались перед его правым флангом. Бывший заместитель командира 1/26-го гв. вдсп ст. лейтенант Ф.Д. Глаголев вспоминал, что «в связи с предстоящим контрударом оборона батальона в противотанковом отношении не была подготовлена»2. Минные поля не выставлялись, из артсредств батальон располагал лишь взводом 45-мм ПТО (2 орудия) и ПТР. В этот момент 3/7-го гв. вдсп был скован боем в совхозе, а 10-й оиптад (16 45-мм ПТО), как и 2/7-го гв. вдд (1276-мм ПТО и 122-мм гаубиц), находился в резерве комдива. 1/7-го гв. вдап участвовал в отражении очередной атаки за железной дорогой, поддерживая 2/26-го гв. вдсп. Не понятно чем руководствовался комдив А.М. Сазонов, но при построении обороны он, по сути, оголил наиболее опасный участок, собрав 28 орудийных стволов в резерв и выведя их за боевые порядки дивизии. В то время как находившимся на направлении главного удара боевой группы «Лейбштандарт» бороться с танками было просто нечем.