Олег Куваев - Избранное. Том 3: Никогда не хочется ставить точку Страница 35

Совпадение заявок было впечатляющим. Но если мы, молодежь, еще могли как-то спорить, то начальство отнюдь не собиралось бросать все запланированные работы и срочно искать "серебряную гору": Начальство резонно рассуждало, что геологическая съемка и поиски — вещи плано

мерные и методические. Придет в конце концов очередь и до районов, указанных в заявках. Тогда в техническое задание партийки будет вписано: "Серебро".

Я решил на следующее лето взять отпуск и на свой страх и риск поискать эту "серебряную гору". Почему то заявка Уварова мне нравилась больше. Самым рациональным было забраться в горный узел, где сходятся верховья крупнейших рек Западной Чукотки, и там поискать подходящую под описание, данное Уваровым, горку. Еще разумнее было поискать пастухов и расспросить их подробно, так сказать, в самом месте событий.

Компаньона я нашел быстро. Им радостно согласился быть Николай Николаевич Семенников, кадровый старшина с двадцатилетним армейским стажем, бывший снайпер и яростный охотник. Известия о горе серебра, которое валяется в двухстах пятидесяти километрах от поселка, он воспринял с восторгом дилетанта.

Наш маршрут должен был снова пролегать по долине Чауна в его верховья и далее в верховья реки Угаткын, откуда легко можно было выйти в верховья Анюя или Бара нихи. Чуть в стороне лежало легендарное горное озеро Эльгыгытгын, которое впервые описал С. В. Обручев. После Обручева на озере побывала краткое время лишь одна экспедиция. Большую часть времени это крупное и глубокое озеро покрыто льдом.

Рассчитывать на вертолет или трактор нам не приходилось и потому мы решили до устья Чауна из Певека добираться на лодке, а там еще раз повторять нашу неудачную попытку подняться вверх по Чауну сколько будет возможно. #

По видимому, некоторым людям судьбадо конца дней предназначает плавать только на фанерных лодках. Иной в Певеке было найти невозможно. Нам удалось купить небольшую лодку, фанера на которой была, правда, наколочена на шпангоуты, снятые с разбитой морской шлюпки. Сверху все это было обтянуто окрашенным масляной краской брезентом и выглядело, во всяком случае, непромокаемо. Использовав самые невероятные связи, удалось раздобыть небольшой шестйсильный стационарный моторчик, применяющийся для водяных насосов. Надо сказать,

149 "

что Певек не. был поселком, где велся морской промысел, и потому всевозможное мореходное хозяйство здесь просто отсутствовало.

Установка стационарного мотора на фанерном каркасе явилась делом довольно сложным. Шел июнь. Мы торчали на берегу бухты около своей лодки в окружении толпы болельщиков, которые давали советы.

Лишь к середине июля все пришло более или менее в порядок, и мы ночью, чтобы обмануть вездесущий порт надзор запрещающий выход в море на несолидных судах, ушли из Певека на юг.

Рассказ о собаке Валетке

Берега Чаунской губы на девяностокилометровом протяжении до Усть Чауна безлюдны. Лишь в устье Ичувеема имелся жилой пункт, известный иод названием "избушка Егора", где жил и сейчас живет промысловик Егор, известный на Западной Чукотке тем, что занимался промыслом на громадном участке без традиционной упряжки собак." Единственным его помощником был пес Валет — одна из умнейших собак, которых когда либо приходилось видеть. Во всяком случае, это подтверждается многими людьми. Валет понимал речь Егора и исполнял его подчас весьма сложные и неожиданные приказания.

Зимой их трудовой день начинался с того, что Валет сразу же после завтрака бежал осматривать сорокакилометровую линию пастей и песцовых капканов. Если капканы и Пасти были пусты, Валет "сообщал" Егору, что беспокоиться не о чем. Если в одной из лрвущек был песец, Валет без долгих разговоров вел Егора прямо туда. Летом Валет занимался собиранием "даров моря", делая десятикилометровые галсььпо берегу в обе стороны от избушки. Опять таки он "информировал" хозяина о том, где выкинута дохлая нерпа, годная на подкормку, где хорошее бревно плавника.

Рассказывают, что один из начальственных охотников, приехавших порыбачить к Егору, загорелся желанием привезти дочке гусенка пуховичка. Егорпоговорил" с Валетом, пес исчез и через полчаса пригнал с тундрового озера Целый выводок гусят, за которым бежала озабоченная мамаша.

Однажды, люди, заехавшие к Егору, застали в его из

бушке необыкновенную чистоту. На столе лежала скатерть. На скатерти стояли бутылка водки и две миски с рыбой.

— Что за праздник, Егор? — спросили приезжие.

— День рождения Балетки празднуем, — отвечал тот.

Надо ли говорить, как плакал Егор, когда Валетку, знаменитого в десятках чукотских поселков, застрелил пья ньга приезжий киномеханик. В тот год Валет был еще жив, но ни он, ни Егор не могли нам сообщить что либо нового о "серебряной горе". Они о ней не слыхали.

5

Лодка поднималась вверх, по реке с трудом. После полосы прибрежной травянистой тундры начались заросли кустарника. Иногда вполне можно было представить себе, что наша "Чукчанка" поднимается по какой ни-будь реке в Средней России и что стоит вылезти на берег — и увидишь поодаль березовый перелесок или темно зеленую стену сосняка. Но такие иллюзии держались недолго. За очередным поворотом реки открывался обрывистый торфяной берег. Вода "выедала" линзы погребенного льда, и в обрывах образовывались жутковатые большие пещеры, над которыми нависали многотонные козырьки.

Чем ближе к верховьям, тем ниже и невзрачнее становился кустарник и тем чаще река разбивалась на мелководные протоки, по которым лодка проходила с трудом. На третьи сутки показались пологие холмы Чаанай.

Как и на всех тундровых возвышенностях, здесь было много могил оленеводов, которые. издали замечались по кучам оленьих рогов, сложенных около них. Около могилы, точнее, места, где был оставлен пастух, лежали, как правило, останки нарт, чайник, иногда сломанный винчестер.".".

Здесь мы решили оставить лодку, так как она уже поднималась против течения с сантиметровой скоростью, а чаще подолгу стояла напротив какого ни-будь куста, не в силах совладать с течением.

Мы продели последнюю комфортабельную ночевку, так как в дальнейшем груз наш был строго ограничен. Сидели около костра и слушали вечерние вопли гагар на тундровых озерах, когда на реке показалась крохотная резиновая лодчонка. В лодчонке сидел человеке кухлянке и греб лопаточками величиной с ракетку для настольного

тенниса. Увидев костер, он причалил к берегу. Это оказался зоотехник, который возвращался с очередного осмотра стад. Он сообщил, что стадо мы найдем в дневном перехо де отсюда околохолмов Теакачин.

На следующий день уже поздней ночью добрались до яранг пастухов. И пастухи, и мы были рады неожиданной встрече и просидели почти до утра, цодкладывая прутики полярной березки под непрерывно кипящий чайник с кирпичным чаем. Мы услышали много интересных вещей.

О Красном камне в одной из долин на перевале к Анюю, которому поклонялись тундровики, когда вступали в непривычную для них зону лесов.

Об озере в верховьях рек Омрелькай, которое периодически вздувается бугром, и бугор тот лопается, распространяя весьма неприятный запах.

О гигантском горном медведе, который изредка встре. чается в глухих долинах Анадырского нагорья. Медведь тот настолько велик и свиреп, что при виде даже его следов (пастухи показали руками размер следов) ударяются в бегство и люди, и олени. Медведь этот, однако, весьма редок, и не каждому. пастуху, даже всю жизнь проведшему в горах, удается его видеть.

О "серебряной горе" они ничего не могли нам сказать. Однако название Пилахуэрти Нейка истолковали по другому. Действительно, сказали они, есть гора на северо восток отсюда, которая называется Пилыурти кувейтиней ка, что означает "гора между трех речек, впадающих в реку Кувет". Реку Кувет я знал. Это было совсем в другой стороне, и, признаться, эта новость порядком меня обеску ражила. Впрочем, название Кувет для Чукотки довольно обычно, и на карте рек или речек с таким названием можно найти не одну.

Утром мы распрощались с пастухами и ушли к горам. Анадырское нагорье возвышается над Чаунской низменностью вроде разноцветной стены. Весь этот массив окрашен в голубоватые, зеленоватые или розовые тона, взави симости от цвета изливавшейся в меловом периоде лавы.

Чем дальше мы уходили вверх по Угаткыну, тем мрачнее и безжизненее становились горы. Исчезла березка. Боковые притоки текли из долин, забитых хаосом камня. Иногда река образовывала своеобразные горные болота. Болота эти в окружении черных сопок выглядели очень.и

очень мрачно. Здесь жили только кулики — на каждом болоте по кулику. Вели себя они, в отличие от хозяйственных крикливых собратьев на равнине, довольно хмуро и неприветливо: извещали резким криком округу о том, что появились два человека, и, отбежав, нодальше, косили на нас черным неприветливым глазом.