Кармен Майкл - Танго в стране карнавала Страница 38

— Хмм… — произнесла Карина, озабоченно приподнимая одну бровь. — Понимаю, что ты хочешь сказать. — Она вздохнула, а потом тряхнула головой: — А разве у тебя есть выбор? Ты на мели. Я прямо на сегодняшний вечер наберу десяток гринго, которые захотят пойти.

— Да что я им скажу?

— Что угодно. Тем более, они к этому времени уже все равно напьются.

Фабио вернулся к жизни и внес новое предложение — отправиться на пляж и отпраздновать скорое богатство.

— Не рановато ли праздновать? — удивилась я.

— Никогда! Праздновать никогда не рано! Никогда! — кричал Фабио. — Наоборот, это хорошая примета.

Он выскочил на улицу и припустил так, что мне пришлось бежать вприпрыжку, чтобы не отстать.

— Ну хорошо. Но может, нам лучше подготовиться?

— Что тут готовиться? Будем просто импровизировать. Твой английский и мое обаяние — вот залог успеха.

— Но ведь они могут начать расспрашивать про историю, даты и все такое. В конце концов, за свои деньги — они же платят… А у меня кошмарный португальский.

— Ты слишком много переживаешь. Иностранцы! Вечно вы переживаете, переживаете, волнуетесь. Был бы я богатым, как иностранцы, вообще бы ни о чем не волновался. Ни о чем на свете.

Вообще-то Фабио терпеть не мог пляжи, но иногда составлял мне компанию, чтобы доставить удовольствие, и тогда весь день сидел под зонтиком да иногда барахтался у самого берега. На задворках Лапы мой друг чувствовал себя акулой, но на пляже был не в своей стихии. Он боялся воды, прятался от солнца, у него воспалялись глаза. От каждой набегающей на берег волны он отпрыгивал, шепча: «Это же цунами». Ему больше нравилось гулять около водопадов, струящихся, словно черное золото, по окружающим Рио горам. Там он с удовольствием рассматривал корявые деревья, извилистые ручьи, разговаривал с обезьянками и туканами; причудливые световые пятна падали на наши лица и на мшистую лесную подстилку. Впрочем, в тот день Фабио возлежал на пляже, словно какой-нибудь итальянский граф на Средиземноморском побережье, впитывая лучи, потом курил, стоя с другими парнями, и даже, ближе к вечеру, смело бросался в пенистые потоки.

На свою первую экскурсию мы опоздали, спасибо Фабио, но никого это особо не напрягло. Как и предупреждала Карина, наши «клиенты» уже с пяти часов дегустировали кайпиринью, так что к восьми их широкие, красные североевропейские физиономии лоснились от солнца и алкоголя. Вечер стоял просто изумительный, к девяти часам было около двадцати пяти градусов, со всех сторон из тропических зарослей стрекотали цикады и сверчки, все жители квартала высыпали на улицы со своими пожитками. Ближайший сосед вынес даже торшер и каминный коврик.

Гринго, оживленно переговариваясь, топтались у входа в гостиницу, ожидая начала «большой богемной ночи». Фабио тем временем наверху цедил кайпиринью, как рок-звезда перед выходом на сцену. Когда он выскочил, готовый начинать шоу (видно было, как энергия бежит по его венам и выплескивается наружу), Карина, отозвав меня в сторонку, предупредила, что выручку необходимо будет разделить на части.

— Просто не забудь, дорогая. Не отдавай ему все сразу. Он не привык держать в руках деньги. Будь с ним построже, чтобы старался: боится — значит уважает, — так вы, кажется, говорите?

Я отмахнулась от ее слов:

— Не будь такой высокомерной занудой, просто ужас какой-то!

Но Карина только покачала головой и печально улыбнулась.

Все прошло на ура, успех был оглушительный. Даже при том, что точность моего перевода явно не превышала процентов сорока, мы импровизировали, как настоящие профессионалы. Фабио по пути в Лапу отбивал чечетку и успел очаровать блондинистых туристов песнями и игрой на кавакинью, а я надувала щеки, изображая знатока, и давала свои пояснения. Фабио познакомил скандинавских девушек с Уинстоном Черчиллем (получив от него мизерную мзду), заставил Валдемара за пиво рассказать свою лодочную историю ритма самбы, продал три полотна художника Селарона и обеспечил всем бесплатный вход и напитки в клубе «Демократикуш».

Собственно экскурсия представляла собой набор отрывочных комментариев, бессвязных историй и малосущественных фактов, рассказов о суевериях и громких судебных процессах, и часто выдавала полное отсутствие исторических познаний.

Вон там это монастырь Санта-Тереза, он был построен в 1780 году святой Терезой, которая бежала… она обратилась к губернатору Рио с прошением о… хмм… о чем-то. Ну, неважно, идем дальше… Бары, позднее дополнение к колониальной архитектуре, появились в начале 1900-х годов, чтобы защитить местное население от настырных и распутных монашек, которые шныряли по улицам Лапы и соблазняли честных маландру своими сексуальными нарядами. Фабио, ну ты что! Вот стенная роспись, это изображение Мадам Саты, который, даром что голубой, был отличным бойцом. Здесь жил Жоао до Рио. Хороший был чувак, много пил и написал несколько историй про Рио-де-Жанейро. Он еще шлюх любил. А это Присцилла. Она как раз шлюха. И те три рядом с ней тоже. Может, кто хочет наркоты, я могу вам купить!

Тем не менее никто не жаловался, и к трем часам ночи мы по-честному разделили деньги, по две сотни каждому, приняли приглашение от скандинавской пары на поздний ужин (или, скорее, ранний завтрак) — карри из козлятины с рисом — в обществе интеллектуалов «Нова Капелла»,[61] а потом пошли домой. Карина набрала для нас группы желающих на неделю вперед, так что на другой день я предложила Фабио встретиться у гостиницы в то же время.

Вечером он не появился. Не было его и на вторую ночь. И на третью. Он исчез, скрылся где-то на диких землях кариок. Даже Уинстон Черчилль о нем ничего не слышал.

Карина поцокала языком и заметила:

— Не хочу показаться занудой, но я тебя предупреждала.

Я была в полном неведении, пока он не появился в четвертый вечер, с опозданием на три часа, заявив, что ничего не ел два дня и что у него нет ни сентаво. Его белые брюки почернели на швах от уличной грязи Рио, а поля шляпы были смяты и перекручены, как у огородного пугала. Под глазами появились темные круги. Я сидела, выпрямившись, на краешке шезлонга с ледяным выражением лица. Фабио, улыбаясь, взял меня за руку, которую я мгновенно отдернула. По ту сторону двери скрипнула половица, это Густаво прислушивался к нашему разговору.

Фабио попытался сделать еще один заход:

— Когда начинается наша следующая экскурсия?

— Экскурсия? Какая экскурсия? Где тебя, черт побери, носило? Ты хоть подумал, что будет с нашим делом? — Я говорила очень злобно.

— Ты все равно не поверишь, если я расскажу.

— Попробуй.

— В меня вселился Эшу? — с надеждой предположил он.

— Ну что ж, если ты не удостаиваешь меня серьезным ответом… — Я встала со стула.

Он схватил меня за руку:

— Я же предупреждал, что ты не поверишь.

— Пошел ты к черту. Да и нету никакой экскурсии. Гринго давно разошлись. — К этому времени даже я уже называла их «гринго».

У Фабио вытянулось лицо.

— Как же так. Я в отчаянии. Я целый день не ел и к тому же задолжал тридцать реалов одному чуваку в Лапе! — Он и в самом деле был в ужасе.

— Почему же тогда ты не пришел на второй день?

— Тогда мне не нужны были деньги.

— Неужели так трудно было догадаться, что рано или поздно они тебе понадобятся?

— Я об этом не думал. Просто тогда они мне не были нужны.

— А ты что, работаешь только тогда, когда всерьез нужны деньги?

Он помолчал, как будто впервые услышав такую постановку вопроса, потом пожал плечами и кивнул:

— Ага. А разве не все так?

— Нет! — Я кипела от ярости. — Некоторые, представь, работают, потому что хотят отложить что-то на завтра. Некоторые работают, потому что у них есть дети и другое, за что они несут ответственность. Работа — это важно, Фабио.

— Ну нет, нет, — быстро ответил Фабио. — Веселье — вот это важно. Счастье важно. А работа — нет.

— Ты говоришь о всеобщем веселье и счастье или только о своем?

В конце концов мы с ним все-таки поплелись к гостинице, и, несмотря на разочарования и срывы предыдущих дней, нас все-таки ждали пять иностранцев, готовых к приключениям. Мы провели экскурсию, Фабио, как всегда, излучал обаяние, туристы были от всего в восторге, но деньги я ему не отдала под предлогом оплаты текущих расходов.

Прогноз Карины полностью оправдался: через три дня Фабио, голодный и рассерженный тем, что ему не платят, превратился в беспощадную и не знающую усталости машину по привлечению клиентуры. Преобразился он с пугающей быстротой. Унижение в самом деле сработало! Теперь Фабио ежедневно прибывал в гостиницу ровно в шесть ноль ноль — ногти подстрижены, волосы зачесаны назад, манеры учтивые. Примерно в течение часа он охмурял гринго, уговаривая принять участие в экскурсии, вполне профессионально обсуждая вопрос о том, чтобы расширить услугу и на другие молодежные гостиницы.