Дневник переводчика Посольского приказа Кристофа Боуша (1654-1664). Перевод, комментарии, немецкий оригинал - Олег Владимирович Русаковский Страница 45

обратив против него острие, король, не встретив удар, не говоря уже о том, чтобы оказать какое-либо сопротивление, утратил мужество и покинул поле боя, отступив с великой поспешностью. Вследствие этого полякам нельзя было доверять и в будущем, поскольку они всегда стремились лишь к пролитию крови и никогда – к установлению мира. Поляк отвечал с достоинством, объяснив, что Нащокину не обещали во Львове перемирия, как бы сильно он на том не настаивал, а Его Королевское Величество выступил на границу, чтобы защитить своих угнетенных подданных, освободив их от тяжкого русского ярма и вновь приведя под свою власть. Посланник хотел говорить и далее, но русские поднялись, не выслушав его.

31 марта немецкого подполковника по имени Корнхольц послали с царским письмом к курфюрсту Бранденбурга. Он должен был тайно отправиться из Динабурга через Курляндию в Пруссию и просить курфюрста, чтобы тот, ввиду нынешнего вторжения турок в Римскую империю, предостерег Польскую корону от дальнейших враждебных действий против России и побудил к миру, дабы позаботиться в этих обстоятельствах о защите себя и своих земель.

2 апреля польский посланник Венцлавский был у Его Царского Величества. Его отпустили, дав ему грамоту Его Царского Величества. В ней сообщалось, что великие комиссары готовы со дня на день прибыть в Смоленск.

4 апреля польский посланник заключил, подписал, заверил и укрепил данными прежде клятвами соглашение о том, что русским комиссарам надлежит явиться в Смоленск 1 мая, поляки же также будут наготове в его окрестностях[375].

22 апреля в два часа ночи посла английского короля пригласили в передний покой к Его Царскому Величеству для тайного приема[376]. Все лестницы, переходы и мостовые были одеты там роскошными персидскими коврами, а все покои – золотой и серебряной вышивкой, несмотря на то что в тот раз разразился сильный дождь и многие драгоценные вещи, которые покрывали открытые переходы и лестницы, были совершенно испорчены. Войдя в палату, где Его Царское Величество сидел на весьма роскошном троне, покрытом алмазами и драгоценными камнями, золотом и серебром, посол поклонился по своему обычаю и просил о тайном приеме. После этого комнатным стольникам и дворянам дали знак выйти, так что в комнате с Его Царским Величеством остались лишь семь сенаторов или бояр, посол, его секретарь и толмач. Затем посол начал весьма пространно зачитывать на английском языке по бумаге о всех состоявшихся переговорах, повторяя, что произошло за почти девяносто лет[377] между двумя государствами, а именно то, как Английской компании разрешили беспошлинную торговлю, утвердив и удостоверив это обширными привилегиями. Его Царское Величество, однако, недавно приостановил ее, так что о ней не было речи из-за продолжавшейся в Англии внутренней войны. Его Величество король Англии склонен к тому, чтобы продолжать дальнейшие сношения с Его Царским Величеством в добром доверии и на том же старом основании, какие бы потребности и нужды не возникли при этом в будущем у обоих государств. Равным образом Его Королевское Величество желал бы в дальнейшем, чтобы Его Царское Величество с достоинством достиг доброго согласия со своими нынешними врагами и приступил, избегая дальнейшего кровопролития, к заключению мира, приведя свою страну и людей в состояние доброго спокойствия. Уважение и почтение, которыми Его Величество король Англии пользуется среди всех христианских государей, весьма споспешествовали бы этому делу, поскольку в особенности государи, вовлеченные ныне в войну и имеющие несогласия с Его Царским Величеством, не могут пренебречь этим. Эта речь вместе с переводом длилась около четырех часов, и посол, вероятно, мог заметить, что Его Царскому Величеству с трудом удавалось столь долго сидеть и слушать столь пространное объяснение, так что посол просил дать благосклонный ответ на это его прошение и, когда он его получит, отпустить его. Его Царское Величество отвечал устно, что невозможно тотчас дать ответ на столь длинное и пространное предложение, следует же передать письменное предложение и ожидать ответа после того, как его переведут и вполне поймут. При этих словах палату отворили и позволили всем войти. Его Царское Величество потребовал кубок и, поднявшись с трона и сняв шапку, выпил в честь посла за доброе здоровье и всяческий успех Его Величества короля Англии. Выпив, Его Царское Величество своими руками протянул каждому по кубку – сначала послу, затем всем обступившим их сенаторам и английским дворянам, а также переводчикам. Каждому надлежало тотчас выпить за здоровье Его Величества короля Англии. Затем равным образом пили по кругу за здоровье госпожи старой королевы, матери Его Королевского Величества. Посол начал тост за здоровье Его Царского Величества, а следующие за ним желали пить за царевичей. Поскольку, однако, в это время начали звонить в колокола к заутрене по случаю праздника святого рыцаря Георгия, которого русские весьма почитают, Его Царское Величество с большой учтивостью просил у посла прощения, объявив, что его намеревались принять много лучше. Однако из-за бури, продолжавшейся всю ночь, а также из-за недостатка времени, вызванного затем пространной речью, которая ничуть не утомила Его Величество, тот бодро направился на божественную службу, дабы отпраздновать праздник святого рыцаря Георгия по обычаю своих достохвальных предков, и просил посла в этот раз извинить себя. С этими словами посла отпустили и с прежними обычными церемониями проводили за четыре часа до света из царского замка на его двор. Его Царское Величество, сняв тяжелые одежды, тотчас направился на божественную службу в церковь Святого Георгия, находящуюся наверху в замке[378].

24 апреля назначенные для съезда великие комиссары, ближний боярин и наместник астраханский Никита Иванович Одоевский, ближний боярин и наместник суздальский князь Юрий Алексеевич Долгоруков-Оболенский, окольничий князь Дмитрий Алексеевич Долгоруков, думный дворянин Григорий Борисович Нащокин и посольский канцлер Алмаз Иванов, удостоились поцеловать руку Его Царского Величества в соборе Богоматери и, приняв благословение от митрополита Крутицкого[379], получили свои наказы.

29 апреля русские великие комиссары все вместе отбыли из Москвы.

12 мая великие комиссары со всей своей свитой, состоящей из ста дворян, двух конных рот и двух тысяч человек пехоты, прибыли в Смоленск[380].

18 мая стрелецкий капитан Афанасий Шилов отправился от великих комиссаров из Смоленска в Зверовичи с письмом к польским великим комиссарам, извещая их о том, что русские прибыли в Смоленск и желая знать, все ли поляки, назначенные для переговоров, собрались на месте, в особенности же есть ли среди них по старому обыкновению кто-либо из духовного сословия.

20-го того же месяца гонец возвратился в Смоленск с польским ответным письмом. В нем поляки объявляли, что они большей частью собрались вместе и что вскоре, как они надеются, на съезд прибудут остальные их товарищи, освободившиеся от дел Его Королевского Величества. Они не будут изменять решенное ими, а помогут это утвердить, поскольку сейм даровал им такие полномочия, что то, что заключили некоторые из них, должно быть столь же действительным, как если бы на это согласились и утвердили все. Вместе с тем они жаловались на столь долгое промедление русской стороны.

22 мая великие комиссары со всем своим вспомогательным отрядом, состоящим из ста дворян, двух конных шквадрон, трех полков пехоты и двенадцати полковых орудий, с большой пышностью отправились из Смоленска в Красное и в тот же день прошли две мили до Лубни. Туда пришел приказ из Москвы, чтобы они не спешили и помедлили встречаться с поляками. О причине им сообщат вскоре с дьяком Григорием Богдановым и дадут приличествующий наказ.

24 мая, выступив из Лубни, прошли до Жарновки. Туда прибыл от поляков посланник Станислав Раковский с поздравлениями русским великим комиссарам с благополучным прибытием. Он жаловался на долгое промедление и многие неприятности, которые им причинила русская сторона в противоречие с пунктами о безопасности, заверенными клятвами комиссаров, а с нашей стороны – думным дворянином Нащокиным, и настаивал на правосудии в деле некоего купца, убитого под Красным. Его тотчас отослали назад с ответом, что убийство надлежит расследовать, а задержку в их путешествии не стоит преувеличивать, поскольку двое из них были наготове в Красном еще задолго до того, чтобы приступить к делу и начать переговоры.

25 мая великие комиссары прибыли в Красное со всей своей свитой и вспомогательным отрядом.

26 мая дворянин Кирилл Пущин отправился от них посланником к польским комиссарам в Зверовичи, чтобы приветствовать их в ответ и яснее ответить на переданное Раковским, а также узнать, согласны ли польские комиссары встретиться 30 мая в день Сошествия Святого Духа[381], чтобы обе стороны, просветленные силой Святого Духа, приступили к делу долгожданного благородного мира. В тот же день посланный вернулся с известием, что их встреча и начало съезда случатся не раньше, чем будут устранены все препятствия к пунктам о безопасности,