Эдуард Филатьев - Бомба для дядюшки Джо Страница 52

22 октября 1942 года Курчатов приехал в Москву и принялся разыскивать тех, кого можно было привлечь к работе по атомной тематике. Одним из первых был найден Юлий Харитон, который впоследствии написал:

«С марта 1942 года я был прикомандирован к так называемой „Шестёрке“ — официально это НИИ-6 Наркомата боеприпасов… Занимались суррогатированием взрывчатых веществ, так как тротила было мало, кумулятивными зарядами…

Ко мне приехал Игорь Васильевич. Он начал говорить о том, что надо возвращаться к прерванной работе над урановой проблемой. Его слова показались мне совершенным бредом. Тогда немцы занимали ещё значительную часть нашей территории. Мне казалось, что надо всем чем возможно помогать армии. А тут урановая проблема Война, вероятно, окончится раньше, чем мы сделаем атомное оружие. Вот кончится война, тогда, как мне казалось, можно будет со спокойной совестью заниматься ядерной энергетикой и ядерным оружием.

Игорь Васильевич не торопил, предложил ходить на семинары…Я начал ходить на них сначала изредка, потом чаще, так постепенно мысли стали возвращаться в сторону урановой проблемы».

Юлий Борисович Харитон не указал точного числа, когда состоялась его встреча с Курчатовым. Но упоминание о том, что Игорь Васильевич был не слишком настойчив, говорит о том, что их первый разговор о «возобновлении работ» состоялся, скорее всего, в середине ноября.

Затем Курчатов отправился к Кикоину.

Исаака Константиновича Кикоина ещё в середине 30-х годов отправили на Урал организовывать филиал Физтеха. Там он жил и работал. В конце 1942– го к нему вдруг приехал Курчатов.

Много лет спустя Кикоин вспоминал:

«… в Свердловске неожиданно появился Курчатов, которого я не сразу узнал, так как не видел его с начала войны, и который отрастил роскошную бороду, пообещав расстаться с ней после победы над фашизмом…

Он почему-то заинтересовался тематикой моей лаборатории, спросил, чем я занимаюсь. Занят я в то время был оборонной тематикой, о содержании которой я ему и рассказал. Внешне его посещение тогда ни на чём не сказалось, но позже стало ясно, что он имел поручение прозондировать возможность привлечь меня к новой тематике».

На роль «крупного учёного» Кикоин не очень годился. Сам он потом с откровением рассказывал:

«Мы все, включая меня, не были специалистами в рассматриваемой нами проблеме, но мы были молоды, и нахальства у нас хватало, нам было и «море по колено».

Видимо, этой своей отчаянной бесшабашностью 34-летний свердловчанин и приглянулся Курчатову. И очень скоро Кикоина затребовали в столицу.

А Курчатов в это время продолжал находиться как бы на распутье — многое было неясно, возникала тьма вопросов. Но в третьей декаде ноября 1942-го его неожиданно познакомили с данными, добытыми в зарубежных лабораториях.

Материалы из секретной тетради

Секретные материалы, которые поступали от зарубежных резидентов в Москву, для удобства сброшюровали в особую тетрадь. Назвали её буднично и неброско: «Использование урана как источника энергии и взрывчатого вещества». Эту тетрадь уже давали на просмотр Иоффе и Капице. Теперь настала очередь Курчатова.

Вот что рассказывал об этом сам Вячеслав Молотов:

«Мне было поручено… найти такого человека, который бы мог осуществить создание атомной бомбы».

Что-то «поручить» Молотову в ту пору мог только один человек — Сталин. Исполнить же поручение вождя было способно единственное в стране ведомство. К его представителям Вячеслав Михайлович и обратился:

«Чекисты дали мне список надёжных физиков, на которых можно положиться, и я выбрал.

Вызвал Капицу к себе, академика. Он сказал, что мы к этому не готовы, и атомная бомба — оружие не этой войны, дело будущего. Спрашивал Иоффе — он тоже как-то неясно к этому отнёсся. Короче, был у меня самый молодой и никому ещё неизвестный Курчатов, ему не давали ходу. Я его вызвал, поговорили, он произвёл на меня хорошее впечатление. Но он сказал, что у него ещё много неясностей.

Тогда я решил ему дать материалы нашей разведки — разведчики сделали очень важное дело. Курчатов несколько дней сидел в Кремле, у м. еня, над этими материалами».

Оперативных донесений накопилось тогда в НКВД уже около двух тысяч листов. Чекисты разобрались в них с трудом — не хватало знаний понять смысл многочисленных формул, расчётов, графиков и схем.

Сначала Курчатову дали одну тетрадь. С данными, полученными из Великобритании. Игорь Васильевич прочёл её…

И ахнул!

Его состояние, пожалуй, можно сравнить с той внезапной эмоциональной приподнятостью, которую испытал Архимед, когда однажды решил принять ванну. Увидев, как поднимается вода, вытесняемая погружаемым в неё телом, он, размышлявший над природой земных тел, вдруг понял, что все они обладают удельным весом. И учёный воскликнул:

— Эврика!

Точно такие же чувства много веков спустя должен был испытывать и Исаак Ньютон, увидевший, как на землю подают яблоки. Миллионы людей наблюдали до него этот ничем не примечательный процесс. А Ньютон, ломавший в тот момент голову над вопросом происхождения гравитационных сил, вдруг понял, что в этом падении проявляется один из основных законов природы!

Капицу и Иоффе, физиками-ядерщиками не являвшихся, знакомство с секретной тетрадью вполне могло заинтересовать, даже в чём-то захватить. Однако уверенности в осуществимости цепной реакции увиденные расчёты не прибавили. Отсюда и скептицизм в тех оценках, которые уважаемые учёные дали прочитанному.

Иное дело Курчатов, знавший вопрос до тонкостей. Секретная тетрадь, вне всяких сомнений, должна была его просто ошеломить!

Масштабами работ по урану, развернувшихся в Англии.

Именами привлечённых к ним учёных.

А также результатами, полученными в ходе интенсивнейших исследований.

Информация, которую содержала секретная тетрадь, в корне меняла те представления, что были тогда в советской ядерной физике определяющими. Зарубежные расчёты и формулы опровергали всё то, к чему пришли наши теоретики, наглядно демонстрируя, как далеко вперёд ушла наука Великобритании.

Впрочем, кое-какие сомнения у Курчатова всё-таки возникли. И, составляя докладную записку-отчёт на имя Молотова, он написал, что прочитанные им материалы, во-первых…

«… чрезвычайно интересные (но, на мой взгляд, не вполне ещё достоверные)».

Во-вторых, Английский правительственный комитет, основываясь на выводах учёных, почему-то.

«… считает (не совсем ещё, на мой взгляд, обоснованно), что создание урановой бомбы является задачей, допускающей не только принципиальное, но и реально осуществимое решение. Английские учёные, работающие над этой проблемой, 10 против одного, считают, что она может быть доведена до полного практического решения (выпуск 3 бомб в месяц) в 1943 году, и что вся проблема поэтому имеет практическое значение и будет играть решающую роль в войне».

Именно в этом Курчатов и сомневался. В том, что атомные бомбы можно изготовить уже в следующем году. И производить их по три штуки в месяц. Это казалось невероятным!

Зато КАКИЕ вдруг открылись перед ним заманчивые перспективы! Он тотчас осознал, КАКОЙ поистине бесценный материал попал ему в руки!

Впечатление от прочитанных материалов

Что ощущает тот, кто ненароком проникает в чужую тайну? Хорошо воспитанный человек бывает несколько смущён и старается выбросить из головы не принадлежащую ему информацию. Если же избавиться от неё не удаётся, он делает всё, чтобы спрятать эту тайну подальше от посторонних.

А если тайна эта — зарубежная? Да ещё содержащая в себе государственную тайну, обладание которой даёт возможность достичь невероятного, взлететь до немыслимых высот? Что делает человек, ставший обладателем такого секрета? Наверное, он начинает думать о том, КАК оградить этот волшебный источник от чьих бы то ни было посягательств. Думает, ЧТО нужно сделать, чтобы об этой тайне не узнал никто? НИКТО!

Курчатов, вероятно, тоже задумался, А затем написал Молотову и даже подчеркнул написанное:

«Полное содержание этой тетради, по моему мнению, не должно быть известно более чем двум-трём учёным нашей страны».

«Двум-трём учёным»… С секретными разведданными уже ознакомили Иоффе и Капицу. Он — третий, и этого вполне достаточно!

Даже физики-теоретики Зельдович и Харитон, которых Курчатов уже рекомендовал подключить к урановому проекту как специалистов по разделению изотопов, и те, по его словам, могли успешно справиться с порученной работой и «без знакомства с особо секретной тетрадью». Но чтобы ввести их в курс дела (совсем немного) Игорь Васильевич предложил: