Михаил Шишкин - Русская Швейцария Страница 57

Жизнь Клячко не сложится так фантастично, но он оставит интересные воспоминания о швейцарской эмиграции.

Не все агитаторы, приезжающие вербовать сторонниц среди бернских студенток, имеют такой успех. «Вскоре в Берн явился Ткачев, – продолжает Вера Фигнер, – с предложением нашей группе вступить в федеративные отношения с “десятью десятками” революционеров, находящихся в России и уполномочивших его на это предложение». Программа Ткачева еще кажется Фигнер и ее подругам слишком радикальной, они еще собираются «просвещать» народ по поводу необходимости революции: «После нескольких бесед с Петром Никитичем мы отказались от предлагаемого союза». Пройдет совсем немного времени, и Вера Фигнер сама обратится к бомбам как к средству «народного просвещения». За полгода до защиты диплома она бросает учебу и возвращается в Россию на «дело». Она оставляет Берн – впереди романтическую девушку ждут подполье, бомбы, виселица, на которой погибнут друзья, и двадцать лет тюремного заключения.

На медицинском учится Николай Васильевич Васильев, сын ученого-ориенталиста, повторивший во многом судьбу своего поколения революционно настроенной интеллигенции: первый арест уже в девятнадцать лет, вскоре – второй, высылка на север. Из холмогорской ссылки он бежит в Швейцарию, где поступает в Бернский университет. Здесь за работы по физиологии он получает ученую степень доктора медицины. Интересно, что этот человек оставил след и в истории города Берна. Будучи практикующим врачом среди рабочих-бернцев, Васильев принимает участие в пропаганде марксизма среди швейцарского пролетариата, является инициатором создания бернского Народного дома. Благодаря его энергии и настойчивости, в швейцарском законодательстве, например, проводится первый закон о страховании от безработицы. Васильев получает гражданство бернской общины Мури и выбирается Рабочим союзом города своим секретарем. С началом революционных событий в России он возвращается на родину. В 1917 году Васильев вместе с Плехановым возглавляет группу «Единство», сперва пытается бороться против большевиков, но потом отстраняется от политической деятельности и устраивается на службу в Союз потребительских обществ. В голодные годы погибает его жена, а вскоре за ней, в 1920-м, умирает от истощения, оставив двух маленьких детей, и бернский гражданин Васильев.

Известный в свое время революционный публицист Владимир Поссе, тоже учившийся в 1889 году на медицинском в Берне, вспоминает годы учебы в своих мемуарах «Мой жизненный путь» и обращает внимание на преимущественно женский характер русской студенческой колонии: «В Берне я попал в русское окружение. Медицинский факультет Бернского университета был в то время переполнен русскими студентами, вернее студентками, так как женщин было несравненно больше, чем мужчин. Сюда устремлялись со всех концов России женщины, стремившиеся к знанию и независимости. Больше всего было евреек, но были и чистокровные русские. Были совсем юные, только что сошедшие с гимназической скамьи, но были и пожилые, с большим и тяжелым стажем семейных бед и тюремной неволи».

Не менее популярным среди учащихся из России был и философский факультет. Здесь, например, учится Николай Онуфриевич Лосский. Будущий известный философ русской послереволюционной эмиграции в молодости отдает дань студенческим забавам. «В Берне, – вспоминает он, – я жил одно время вблизи кладбища, на котором похоронен Михаил Бакунин. Рассказывали, что форма черепа у него была весьма оригинальная. У нескольких из нас зародилась мысль, что хорошо было бы попытаться ночью выкопать его череп. К счастью, среди нас не нашлось лиц настолько решительных, чтобы действительно предпринять эту авантюру». Закончить учебу в Берне Лосскому не удается. В 1889 году, чтобы как-то выбраться из нищеты, он решает уехать в Алжир – учиться в университете «в стране, где можно жить на мои скудные средства». Приключения молодого философа заканчиваются тем, что он поступает в Африке в Иностранный легион, из которого ему удается спастись, только симулируя сумасшествие.

Анна Тумаркина из Дубровны изучает здесь философию и становится первой женщиной-профессором философии в Бернском университете. Кроме того, она играет ведущую роль в швейцарском женском движении начала века.

С 1898 года учится в Берне сестра Льва Шестова Фаня Ловцкая. Философ приезжает сюда к сестре летом 1898 года и потом неоднократно будет посещать Берн. Так, в 1900 году он проведет здесь несколько месяцев, работая над своей книгой о Достоевском и Ницше. В 1909 году Фаня защищает докторскую диссертацию по философии, позже увлекается психоанализом и учится в психоаналитическом институте в Женеве.

Среди студентов-философов – и Семен Рысс, учившийся в Берне в 1899–1902 годах. Доктор философии, автор ряда научных работ принимает активное участие в революционных делах и в 1906 году становится одним из основателей партии эсеров-максималистов. После ареста он начинает сотрудничать с охранкой, и ему устраивают инсценированный побег. Рысс предает многих своих товарищей, после чего рвет с охранкой и снова принимается за террористическую деятельность. Бывший бернский студент казнен в 1908 году по приговору военно-полевого суда.

В 1913 году получает от Бернского университета ученую степень доктора философии Сергей Николаевич Прокопович, проповедник «легального марксизма» в России, будущий министр Временного правительства.

О многочисленности русской студенческой колонии в швейцарской столице говорит и следующий эпизод из воспоминаний Владимира Медема, одного из лидеров Бунда. Когда он в 1898 году на бернском вокзале поинтересовался в справочном бюро, где находится русская библиотека, ему ответили: «Русская библиотека? Нет, адреса мы не знаем. Но вы ее легко найдете и так. Здесь так много русских, вы их встретите на каждом шагу. Попробуйте пройти к университету».

Сыграл свою роль Берн и в истории русской революции. С приездом в 1900 году в этот город Виктора Чернова начинается активная организация партии эсеров.

Название для партии заимствуется у бернского «Союза русских социалистов-революционеров», который возглавляет проживающий здесь Хайм Осипович Житловский. Участник народовольческой группы, готовившей покушение на Александра III в 1887 году, Житловский эмигрирует, избежав ареста, в Швейцарию и оканчивает Бернский университет с дипломом доктора философии. Встречу с Житловским, активным деятелем народнической эмиграции, Чернов назовет в своих воспоминаниях «настоящим подарком судьбы». Житловский – один из организаторов новой партии, вместе с «бабушкой русской революции» Брешко-Брешковской ездит в Америку для сбора денег на партийные нужды. В годы первой революции Житловский – в России. В 1907 году он, разочарованный в русском социализме, эмигрирует в Америку и остается там до своей смерти, занимаясь в основном проблемами еврейского социалистического и культурного движения. Оценивая позже сталинский казарменный социализм, Житловский напишет, что большевики на практике осуществили то, что русские социалисты всегда проповедовали.

Активная деятельность революционных организаций заставляет часто приезжать в Берн и агентов тайной полиции, в частности знаменитого Евно Азефа. «Чернов, который живет в Берне, ведет большую пропаганду среди молодежи и пользуется большим успехом, – сообщает, например, Азеф в Петербург о товарище по партии в своем донесении от 8 января 1902 года. – Ему удалось в Берне образовать 6 кружков социалистов-революционеров среди учащейся молодежи Берна. Кроме того, им поставлена типография-школа для желающих обучаться набору. Надо сказать, что элементы народовольческие и социалистов-революционеров всё растут и растут здесь».

А вот что пишет Чернов о друге-провокаторе в своей книге «Перед бурей»: Азеф «представлялся одной из самых крупных практических сил Центрального Комитета. Как таковым им всегда очень дорожили, и неудивительно: среди русских революционеров встречалось немало самоотверженных натур, талантливых пропагандистов и агитаторов, но крайне редки были практически-организационные таланты. Поставить и вести деловито крупное техническое предприятие со всей необходимой конспиративной выдержкой и финансовой осмотрительностью – вот что всего труднее давалось русской широкой натуре. Со своим ясным, четким, математическим умом Азеф казался незаменимым». Хотя почти все мемуаристы обращают внимание на чрезвычайно отталкивающую внешность агента охранки, как, например, Вера Фигнер: «…Высокий, тучный господин с короткой шеей, толстым затылком и типичным лицом еврея с толстыми губами», – тем не менее «гений провокации» обладал своеобразным даром покорять людей: даже после разоблачения Чернов описывает своего бывшего товарища с нескрываемой симпатией: «Натура у него скрытная, сдержанная, но по существу отзывчивая, нежная… Только эта нежность представлялась какой-то неуклюжей, как физически неуклюжей была вся его фигура… Бывали, например, и такие сцены: после какого-нибудь общего разговора или дебатов в небольшой компании подойдет к товарищу, особенно горячо и прочувственно защищавшему свое мнение, молча поцелует его и быстро отойдет… Или человеку, невредимо вернувшемуся с удачного террористического акта, наедине бросается целовать руки…»

Берн – город Азефу хорошо знакомый. Здесь еще в 1894 году он знакомится со своей будущей женой – Любовью Менкиной. «Жена Азефа, – пишет в своих воспоминаниях Вера Фигнер, близко знавшая эту пару, – вышла из бедной еврейской семьи и была работницей-шляпницей. Азеф еще в годы своего студенчества вызвал ее за границу и дал средства существования для поступления в Бернский университет на философский факультет. Факультет не оставил, однако, следов на ней, что было ясно с первых же встреч».