Алексей Ростовцев - Резидентура. Я служил вместе с Путиным Страница 60

Важнейшим событием 1982 года стала смерть Л. И. Брежнева. В этот день, 10 ноября 1982 года, мы с женой находились в городе Гере в Тюрингии. Я часто брал жену в поездки по стране. Ей было скучно одной дома, хотелось смены впечатлений, хотелось встретиться с подругами и знакомыми, которых за предыдущие десять лет моей службы в ГДР набралось немало. Они жили почти в каждом крупном городе. Жена не давала мне заснуть за рулем и тем оказывала нам обоим неоценимую услугу, В Гере старшим офицером связи был тогда генерал-майор Э. Б. Нордман, старый белорусский партизан. Когда пришло известие о смерти Брежнева, мы – да простят нас родственники усопшего – начали весело прилаживать траурный креп к его портрету. Ждали немцев, которые должны были явиться с соболезнованиями. Первым пришло руководство управления МТБ. Когда они удалились, Нордман пошутил: «Не убирайте портрета, может, еще кто захочет поздравить». Из Геры мы направились в Галле и там застали ту же картину: старший офицер приладил к портрету умершего генсека черную ленту, но никак не мог утвердить портрет в вертикальном положении. Я отлично знал, где в Галле хранятся подходящие для такого случая вещи, быстро нашел все необходимое и помог установить портрет. Скоро пришли немцы. Я от них спрятался, поскольку это были мои старые друзья. Я не хотел нарушать торжественность минуты.

На другой день мы вернулись в Берлин. Представительство походило на растревоженный муравейник. У всех была на уме одна мысль: кто станет новым хозяином и что этот хозяин будет делать. Наследство Брежнев оставил после себя тяжелое. Потом смотрели по телевизору похороны, похожие на праздничное представление. Неприятное впечатление оставили только могильщики, с грохотом уронившие гроб в забетонированную яму.

Выборы на пост генсека Ю. В. Андропова в наших кругах были восприняты с удовлетворением. Своего бывшего руководителя мы уважали. Я никогда ни от кого не слышал плохого слова в его адрес. Народ, кажется, тоже ничего не имел против Андропова. Ждали, что будет объявлена война коррупции, что произойдет очищение партии от примазавшееся сволочи, что будет порядок, что станет легче дышать честным людям. Однако вслед за Брежневым генсеки начали умирать так часто, что похороны их стали привычным делом. Наконец, к власти пришел молодой и энергичный Горбачев. То-то уж было радости! Как раз той весной я с женой поехал на отдых в подмосковный санаторий «Семеновское». Это бывшее имение графа Владимира Орлова, брата знаменитых фаворитов Екатерины – Григория и Алексея Орловых. Очень интересное и красивое место на реке Лопасне близ города Ступино. Так вот в «Семеновском» я и узнал о готовящемся принятии «сухого закона», узнал и испугался. Как же наш новый руководитель не понимает того, что ясно любому уличному ханыге? К тому же имеется печальный опыт введения и краха «сухих законов» в других державах, в том числе в Соединенных Штатах. Прогуливаясь по роскошному лесу вдоль Лопасни, я сказал жене: «Татьяна, а ведь наш новый генсек опять чудак!» К несчастью, это оказалось трагической истиной. Ущерб, нанесенный России Горбачевым, несопоставим ни с чем. Разве что Чингисхана и Батыя можно поставить рядом с ним. Псы-рыцари, чертовы ляхи, Карл XII, Наполеон, Гитлер по сравнению с Горбачевым просто котята, от столкновений с ними Россия только крепла. Несчастьем России на сей раз стало то, что ее новый царь родился чудаком чрезвычайно деятельным, активным и падким на лесть закоренелых врагов державы.

Хочу отвлечься от мрачных мыслей, вернуться в 1984 год, когда я отмечал в кругу друзей мое 50-летие. Мы с женой сняли на один вечер небольшую лесную гостиницу с рестораном. Вообще-то эту гостиницу МГБ ГДР выделило Представительству для ночлега и отдыха его сотрудников. Там в рабочие дни останавливались наши командированные из окружных центров, а по выходным туда ездили на отдых сотрудники, работавшие в Берлине. Эта гостиница вместе с накрытым столом на 16 персон обошлась мне в одну месячную зарплату. Зато повеселились от души. Гости были довольны и говорили в мой адрес много грубой лести, создав в своих тостах образ человека выдающегося и достойного доли гораздо лучшей, нежели та, что выпала мне. В конце слово взял я и сказал примерно следующее: «Друзья мои! Внимательно проанализировав сказанное вами в мой адрес, я пришел к выводу, что именно мне присущи все те человеческие и деловые качества, которыми должен обладать властелин великой страны, скажем, такой, как наша. Отчего же тогда генсеками в свое время были избраны такие люди, как Хрущев и Брежнев? Разве меня в это время не было дома? Спасибо вам за добрые слова! И ваше здоровье!»

Шутки шутками, а партия, имеющая внутри себя массу умнейших людей, была, действительно, устроена так, что генсеками, как правило, становились наиболее выдающиеся посредственности. Горбачев, парень из-под комбайна, тоже был выдающейся посредственностью, умело загримированной под героя наемными отечественными и зарубежными мошенниками пера и эфира. Россия его понесла. Он не справился с управлением, как не справляется с ним водитель-новичок на гололеде. А в результате мы все оказались в грязной канаве на обочине большой дороги.

Примерно в одно время со мной в «Семеновском» отдыхал Олег Гордиевский, один из руководящих работников ПГУ и давний агент английской разведки, которая лет за двадцать до этого сняла его с проститутки в одном из борделей и завербовала на компрматериалах. Гордиевский находился в санатории под слежкой. Он ее обнаружил, перешел на нелегальное положение и нелегальным же способом покинул Советский Союз. Ущерб нашей разведке он нанес огромный. Теперь Гордиевский – боец за идеалы свободного мира. Его книга, великолепно изданная, продается на каждом углу. А по мне – предатель остается предателем независимо от смены режимов. В ПГУ в последние годы Советской власти было выявлено немало предателей. Анализ показал, что в большинстве своем это были мальчики из элитных буржуазных семей, где витал дух презрения ко всему отечественному, где сущностью человеческих отношений был цинизм во всех его вариантах, а понятие «совесть» стало предметом глумления с младенческого возраста. Как-то мы спросили Рудольфа Ивановича Абеля, не приходила ли ему в голову мысль о возможности компромисса с противником, когда он был арестован. Если бы вы видели его в ту минуту! Абель был оскорблен. Он весь подобрался, посуровел и ответил коротко, почти зло: «Нет, не приходила!» Этот нерусский человек превыше всего ставил честь русского офицера, коим был долгие годы, и идею, в которую беззаветно верил. И то и другое развилось на основе порядочности, культивировавшейся в его семье. И не смейтесь, пожалуйста, над контрразведкой, когда она болеет шпиономанией. Помните: из ста шпионов проваливаются только десять. Остальные девяносто продолжают работать. Разоблачить опытного шпиона очень трудно. Такие субъекты, как Гордиевский, для противника царский подарок.

В 1985 году к нам в семью пришла большая радость: родилась внучка Сашенька. Увидел я девочку только через десять месяцев после ее рождения, когда приехал в отпуск весной 1986 года. Сашенька уже ходила, но была худенькой, слабенькой. Мы решили взять ее с собой в Берлин, зная, что немецкое детское питание разнообразнее, качественнее, вкуснее нашего. В этот момент и разразилась Чернобыльская катастрофа. Масштабы бедствия мы сразу не постигли, так как они были первоначально скрыты от населения. Только в Бресте, у парадных ворот страны, мы начали соображать, что произошло. «Не ставьте ребенка на землю! Это опасно!» – крикнули нам с перрона брестского вокзала. Шел май. В это время здесь обычно продавали много зелени, молочных продуктов, яиц, сала. Ничего такого теперь не было. Санитарные кордоны не пускали на перрон женщин, желающих продать свои продукты. «Не покупайте здесь ничего, кроме консервов!» – снова предупредили нас. Мы покатали Сашеньку около поезда в коляске и вернулись в вагон. Добрались до Берлина и сразу же увидели машины, дезактивирующие городские улицы. Посыпались сообщения о радиоактивных заражениях в Скандинавии, ФРГ, Италии, других странах. Казалось, чем дальше от Чернобыля та или иная страна, тем сильнее она заражена. Только наше ТАСС хранило тупое спокойствие.

Вслед за нами приехала в Берлин наша дочь, которая рассказала, что в Союзе по поводу Чернобыля никто не паникует и авария подается как локальное бедствие.

Сашенька жила у нас все лето. Осенью мы вернули ее родителям, а в следующем году взяли на более длительный срок. Девочка заговорила, она росла резвым, веселым, забавным ребенком, доставляя нам с женой много радостных хлопот.

Близилась к концу моя последняя загранкомандировка. Хорошо запомнился один из эпизодов этих месяцев – приезд в Берлин Горбачева на совещание глав государств-участников Варшавского договора. Наш генсек обнял и расцеловал встречавшего его Хонеккера. Потом они отправились в отель «Метрополь», где проходило совещание. После него состоялся концерт в только что восстановленном Шаушпильхаузе (Концертном зале) с великолепным интерьером. Когда ехали на концерт, почему-то забыли в “Метрополе” советского министра обороны маршала Соколова. Старенький маршал семенил по вестибюлю отеля и спрашивал у всех: «Где моя фуражка, где моя фуражка?» Один из наших сотрудников разыскал маршальскую фуражку и отвез его на концерт. Кажется, на этом самом концерте Горбачеву и вручили телеграмму о приземлении западногерманского парнишки Руста в районе Красной площади. Горбачев расстроился и тут же улетел в Москву, где прогнал с должности Соколова и еще каких-то генералов. Теперь всему свету стало ясно, что в империи дела идут из рук вон плохо. На нашу страну надвигалась катастрофа пострашнее Чернобыльской. И сразу же, как всегда бывает в таких случаях, там и сам возникли хитрые и подлые рожи людей, именовавших себя спасителями Отечества. Число этих рож увеличивалось с каждым годом в геометрической прогрессии. И, в конце концов, Отечество-таки рухнуло.