Михаил Шишкин - Русская Швейцария Страница 60

Возвращаемся в весну 1915 года. Роберт Гримм берет на себя организацию международной конференции социалистов-интернационалистов и держит место ее проведения до последней минуты в тайне. Делегаты собираются 5 сентября 1915 года в бернском Народном доме. Добрая треть участников – эмигранты из России. Они представлены несколькими фракциями. От большевиков – Ленин и Зиновьев. Меньшевиков представляют Аксельрод и Мартов. Эсеров – Натансон, Чернов и Камков. Троцкий и Рязанов выступают от группы «Наше слово». Радек – от польских социал-демократов. Раковский – от Балканской рабочей конфедерации. Ян Берзин – от латышей. Ангелика Балабанова – от итальянцев.

Соблюдая все правила конспирации, под видом научной экспедиции «ученые» отправляются из города в направлении, которое знает только сам Гримм. «Он подготовил для конференции, – напишет в своих мемуарах Троцкий, – помещение в десяти километрах над Берном, в небольшой деревушке Циммервальд (Zimmerwald), высоко в горах. Делегаты плотно уселись на четырех линейках и отправились в горы. Прохожие с любопытством глядели на необычный обоз. Сами делегаты шутили по поводу того, что полвека спустя после основания Первого Интернационала оказалось возможным всех интернационалистов усадить на четыре повозки».

Прибыв на место, участники конференции устраиваются в единственной гостинице деревушки – «Бо-Сежур» (“Beau Se´jour”). Ленин занимает вместе с Зиновьевым комнату № 8. Заседания проходят до 8 сентября. О положении в России от русских делегатов выступает Павел Борисович Аксельрод. Ленин большей частью отмалчивается – за все дни выступлений вождь русских радикалов только пять раз просит слово всего на несколько минут. За большевиков говорят Радек и Зиновьев. Ленин и его сторонники оказываются в меньшинстве – из сорока пяти участников их проект резолюции получает только восемь голосов. Заключительный манифест составляют совместно Троцкий и Гримм.

«Через несколько дней безвестное дотоле имя Циммервальда разнеслось по всему свету, – напишет Троцкий в книге “Моя жизнь”. – Это произвело потрясающее впечатление на хозяина отеля. Доблестный швейцарец заявил Гримму, что надеется сильно поднять цену своему владению и потому готов внести некоторую сумму в фонд Третьего Интернационала. Полагаю, однако, что он скоро одумался».

Еще одно «русское» место на карте города, как это ни покажется странным, – германское посольство. Через германских дипломатических представителей тянутся связи между воюющей Германией и русскими революционными партиями. Немецкие деньги на русскую революцию идут по самым разным каналам.

Один путь идет через Александра Кескулу – эстонца, российского подданного, учившегося, кстати, в Бернском университете. Через Кескулу и ряд доверенных лиц немецкие деньги поступают в кассы социалистических партий, прежде всего большевиков – как сторонников поражения России. Контакт проходит по линии Ромберг, немецкий посланник в Швейцарии, – Кескула – Зильфельд, еще один эстонский социалист, близкий к большевикам, – Харитонов, секретарь цюрихской большевистской организации, – Ленин. Средства идут на издание революционной пропаганды и на поддержание ведущих деятелей партии. Германский генеральный штаб действует в интересах германской победы, Кескула – в интересах эстонской независимости, Ленин – в интересах диктатуры пролетариата, но все сходятся в общем интересе – поражении России.

Другим важным каналом является Александр Парвус, один из основателей «Искры», герой первой русской революции.

А.Л. Парвус

В марте 1915 года в обширном меморандуме он излагает германскому правительству проект разгрома России путем разложения ее революционерами на немецкие деньги, с тем чтобы Германия могла сэкономить усилия и жизни своих солдат на полях сражений. С этой целью он приезжает в конце мая 1915 года в Швейцарию для встречи с Лениным, от которого получает громкий прилюдный отказ и тихое тайное согласие. Деньги в большевистскую кассу идут через Скандинавию под прикрытием торговли. Этот щекотливый вопрос Ленин поручает своему близкому сотруднику, с которым он находился вместе в Кракове, а с начала войны – в Швейцарии, Якову Ганецкому. В 1915 году Ганецкий из Швейцарии переезжает к Парвусу и устраивается сотрудником его конторы. После Февральской революции, когда все устремятся в Россию, Ганецкий будет оставлен в Стокгольме как представитель Заграничного Бюро ЦК для осуществления передачи денежных средств от Парвуса большевикам в Россию. После октябрьского переворота Ганецкого назначат главным комиссаром банков, затем он примет участие в дипломатических переговорах с Германией. В дальнейшем Ганецкий делает карьеру в Советской России, занимает пост наркомвнешторга. В 1937 году он разделит участь других ленинских соратников – его расстреляют вместе с женой и сыном.

Не только большевики, но и другие революционные партии активно черпают из немецких банков. В августе 1916 года с немецким посольством в Берне вступает в контакт эсер Евгений Цивин. Через него поток немецких денег устремляется в карманы социалистов-революционеров – самой массовой тогда социалистической партии. Разумеется, товарищам по партии Цивин не открывает источников «пожертвований».

Идея немецких денег, видно, так напрашивается в русские головы, что ею пользуются не только партии, но и частные лица. Например, предлагает свои усилия для «разложения» русских военнопленных антивоенной литературой Рубакин. Библиофил из Кларана вступает в переговоры с Ромбергом и получает от него на книги 10 тысяч марок.

Известие о революции в России встряхивает библиотечную рутину бернской эмиграции. «Весть о Февральской революции застала пишущего эти строки в Берне, – читаем в воспоминаниях Зиновьева. – Помню, я возвращался из библиотеки, ничего не подозревая. Вдруг вижу на улице большое смятение. Нарасхват берут какой-то экстренный выпуск газеты. “Революция в России”. Голова кружится на весеннем солнце. С листком с еще не обсохшей типографской краской спешу домой. Там застаю уже телеграмму от В.И., зовущую “немедленно” приехать в Цюрих».

15 марта газеты печатают телеграммы о событиях в Петербурге, а уже 17-го становится известно об объявленной политической амнистии. Вся русская колония приходит в движение, всех охватывает одна мысль – в Россию!

19 марта в Берне проходит совещание всех русских революционных партий и организаций, посвященное вопросу о возвращении на родину. С предложением ехать через Германию выступает Мартов. Тон задают циммервальдцы – Мартов, Натансон и Зиновьев. Для прикрытия сомнительного проезда через территорию противника предлагается обмен русских революционеров на пленных немцев и австрийцев. Русские снова обращаются за содействием к Гримму как председателю циммервальдского движения. Швейцарец уполномочен русской политической эмиграцией вести переговоры с немецким послом в Берне Ромбергом. Для немца подобное предложение – пропустить русских революционеров через Германию – во всяком случае не является неожиданностью.

Препятствие план эмигрантов встречает не со стороны Германии, но со стороны России. Комитет по возвращению, объединивший враждующие партии и фракции, ждет официального разрешения на подобную акцию от Временного правительства. Разрешение всё не поступает. Ленин больше всего боится упустить время и решает рискнуть репутацией. Он настаивает на том, чтобы ехать одним большевикам, не дожидаясь разрешения из России. Гримм отказывается вести переговоры от имени не всех социалистов, но только одной фракции. На это Ленин ангажирует 3 апреля в Цюрихе послушного Фрица Платтена. Так или иначе остается обсудить с немцами лишь пустые формальности. В тот же день из Цюриха в Берн отправляются вместе с Платтеном Ленин, Крупская, Радек и Зиновьевы. В Народном доме происходит встреча с Гриммом. «Объяснение с Гриммом было короткое и решительное, – описывает события Платтен. – Разговаривали стоя в Народном доме в Берне. Гримм заявил, что он считает вмешательство Платтена нежелательным. Хотя Фриц и искренний революционер, однако плохой дипломат».

Особого дипломатического искусства от Платтена не требуется, только хорошая память. Всю ночь перед визитом в германское посольство его инструктирует Ленин. Большевики останавливаются ночевать здесь же, в гостинице Народного дома. «В комнате Ленина, – вспоминает Платтен, – в номерах при Народном доме в Берне, вопрос о поездке подвергся основательному и детальному обсуждению».

На следующий день Платтен отправляется в германское посольство, где его принимает Ромберг. Немец соглашается на все выдвинутые Лениным условия проезда большевистской группы. Возвращению большевиков на родину ничего больше не препятствует.

Все остальные политические группы отказываются участвовать в большевистской «авантюре» – но лишь для того, чтобы последовать за большевиками через Германию со вторым или третьим «пломбированным» поездом.