Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны Страница 61

Спекулянты не боялись облав и реквизиций товаров, так как риск с избытком покрывался прибылью, само же преступление, по отсутствию карательной санкции и чрезвычайной волоките судебно-следственного аппарата, оставалось ненаказуемым.

В комиссариате градоначальства борьбу со спекулянтами возглавлял специальный судебный следователь Григорьев, который, будучи завален работой, производил следствие и розыскные действия по борьбе со спекуляцией при участии уголовного розыска.

Кроме того, устраивались систематические облавы на спекулянтов с целью их устрашения.

Одна из них, массовая, когда оцеплены были Ильинка, Театральная площадь и гостиница “Метрополь”, дала значительные результаты в смысле громадного количества изорванных записок, книжек и дубликатов накладных.

Но все эти меры мало достигали цели. Облавы кончались, арестованных и подозрительных выпускали, и они снова принимались за ту же “полезную” работу».

В завершение очерка упомянем о еще одной категории «героев тыла» – так называемых «земгусарах». Вспоминая о годах Первой мировой войны, К. А. Куприна, дочь писателя, отмечала: «В это время во Всероссийском союзе городов было большое количество всякой шушеры, избегающей фронта, служащей в качестве помощников. Они носили кортики вместо шашек. Их называли “земгусары”».

Введение для сотрудников общественных организаций военной формы офицерского образца (с положенным к мундиру холодным оружием) диктовалось необходимостью. Со штатскими, пусть даже возглавлявшими санитарные отряды или доставлявшими на позиции продовольствие и обмундирование, никто в армии просто не стал бы разговаривать. Характерную деталь отмечал К. Паустовский: студентам, служившим добровольцами на санитарных поездах, было разрешено с солдатскими шинелями носить студенческие фуражки. В противном случае к ним относились бы как к обычным нижним чинам со всеми вытекающими последствиями. Наступил момент, когда Паустовский возглавил один из санитарных отрядов и ему пришлось облачиться в полагающуюся форму. При этом с ним произошел случай, ярко характеризующий отношение настоящих офицеров к «земгусарам»:

«Я выехал в Брест.

Я ехал в мягком вагоне, переполненном офицерами. Меня очень стесняла моя форма, погоны с одной звездочкой и шашка с блестящим эфесом.

Прокуренный капитан, мой сосед по купе, заметил это, расспросил, кто я и что я, и дал дельный совет.

– Сынок, – сказал он, – почаще козыряйте и говорите только два слова: “разрешите” по отношению к старшим и “пожалуйста” по отношению к младшим. Это спасет вас от всяких казусов.

Но он оказался не прав, этот ворчливый капитан. На следующий день я пошел пообедать в вагон-ресторан.

Все столики были заняты. Я заметил свободное место только за столиком, где сидел толстый седоусый генерал. Я подошел, слегка поклонился и сказал:

– Разрешите?

Генерал пережевывал ростбиф. Он что-то промычал в ответ. Рот у него был набит мясом, и потому я не мог разобрать, что он сказал. Мне послышалось, что он сказал “пожалуйста”.

Я сел. Генерал, дожевав ростбиф, долго смотрел на меня круглыми яростными глазами. Потом он спросил:

– Что это на вас за одеяние, молодой человек? Что за форма?

– Такую выдали, ваше превосходительство, – ответил я.

– Кто выдал? – страшным голосом прокричал генерал. В вагоне сразу стало тихо.

– Союз городов, ваше превосходительство.

– Мать Пресвятая Богородица! – прогремел генерал. – Я имею честь состоять при ставке главнокомандующего, но ничего подобного не подозревал. Анархия в русской армии! Анархия, развал и разврат!

Он встал и, шумно фыркая, вышел из вагона. Только тогда я заметил его аксельбанты и императорские вензеля на погонах.

Сразу же ко мне обернулись десятки смеющихся офицерских лиц.

– Ну и подвезло вам! – сказал из-за соседнего столика высокий ротмистр. – Вы знаете, кто это был?

– Нет.

– Генерал Янушкевич, состоящий при главнокомандующем великом князе Николае Николаевиче. Его правая рука. Советую вам идти в вагон и не высовывать носа до самого Бреста. Второй раз это может вам не пройти».

Кроме К. Паустовского, который в качестве начальника санитарного отряда действительно хлебнул фронтового лиха, в «земгусарах» побывали поэты А. Блок и Э. Багрицкий, а также будущий вождь украинских националистов С. Петлюра, живший в годы Первой мировой войны в Москве.

Актер Н. Ф. Монахов описывал в мемуарах, как в преддверии очередного призыва приятели из Союза городов записали его в «земгусары» В результате он считался работающим на оборону страны, а на деле по-прежнему продолжал играть в театре. Правда, Монахов не учел, что каждое местечко в тылу находится под пристальным вниманием других претендентов. Посыпались доносы, что актер только числится на службе. В результате ему пришлось на несколько месяцев отправиться в Минск, в распоряжение инженерно-строительных дружин Западного фронта.

Большевик Ф. Зезюлинский вспоминал, как он в качестве корреспондента газеты «Русское слово», облаченный «земгусаром», оказался в Могилеве:

«Я – нелегальный, проживающий по чужому паспорту, привлеченный по ряду политических процессов, в том числе и по ст. 102 (принадлежность к партиям, ставящим своей целью ниспровержение существующего строя… и т. д.), – еду в Ставку, резиденцию царя. (…)

На мне шинель солдатского покроя, шашка на левом боку. На фуражке – офицерская кокарда. Погоны в одну полоску (капитанские!) с вензелем “ВЗС” (Всероссийский земский союз). Большой элегантный чемодан набит бельем, дорожными туалетными принадлежностями, в нем же шикарная офицерская тужурка, несколько бульварных романов (все для конспирации!) Пока я не арестован, я – важная персона: “военный корреспондент!” и должен соответственно себя вести. Молва удесятерила размеры гонораров военных корреспондентов».

Общее отношение к «земгусарам» ярко характеризует филиппика Н. Колесникова, опубликованная в 1922 году в эмигрантском журнале «Воин»:

«Мимо них шла облитая кровью война.

А молодые чопорные денди, сыновья скучающих отцов и Мессалин-матерей, не слышали призыва Родины, затыкали уши от криков раненых и призраков смерти. Они, чтобы не стыдно было встречать взгляды девушек и калек в серых шинелях на костылях, тоже надели шинели. Они устроили маскарад Великой войны. Они нарядились в фантастические формы, надели сабли, погоны и вензеля.

Веселые “Земгусары”. Блестящие “Уланы Красного Креста”.

Они появились в глубоком тылу в банных летучках, питательных пунктах, перевязочных отрядах и сберегли свое гнусное, похотливо жалкое тело кретина, раба и труса…»

В глазах большинства москвичей, особенно потерявших на войне родных и близких, «земгусары» выглядели обыкновенными приспособленцами, нашедшими легальную возможность держаться подальше от фронта. Даже кортики, упомянутые К. А. Куприной, являются весьма красноречивой деталью. Опыт первых сражений показал офицерам, что шашка как вид холодного оружия в бою неудобна. Многие из них предпочитали оставлять их в блиндажах и идти в наступление, держа в одной руке револьвер, а в другой стек – подгонять нерадивых солдат. Со временем громоздкие шашки было разрешено заменить на кортики. Подражая фронтовикам, тыловая «шушера» поспешила обзавестись кортиками. К тому же в трамвайной давке было так неудобно толкаться с шашкой на боку.

Последний раз московские газеты прошлись по поводу «земгусаров» в конце января 1917 года. Это был фельетон Эр. Печерского «Земгоре», опубликованный в «Раннем утре»:

«Сидел Земгусар, развалившись в мягком кресле, и плакал.

Пришел к нему Земпилот и спросил:

Повседневная жизнь Москвы

– Земгусар, Земгусар, о чем ты плачешь?..

– Как же мне не плакать, – ответил Земгусар, – когда у нас отменили форму.

Земпилот побледнел:

– Не может быть!.. Ведь мы, в некоторой степени, “военная косточка”…

Земгусар тяжело вздохнул:

– Увы, это уже свершилось!..

И показал своему другу газету.

Земпилот прочел и нервно звякнул шпорой:

– Картечь и бомба!..

(Он два раза ездил на фронт с подарками для армии и с тех пор в разговоре всегда употреблял военные обороты и словечки.)

Он теребил в волнении усы, нежно завитые колечками, и с жаром говорил:

– Понимаешь ли, друже, ведь это – штыковой удар!.. А главное, так неожиданно и так молниеносно!..

Земгусар ничего не ответил.

Он по-прежнему сидел, развалившись в кресле, смотрел на принесенные недавно из магазина новенькие блестящие погоны с причудливыми выкрутасами и плакал.

Земпилот утешал его:

– Не плачь, милый Земгусар, мы еще увидим плечи в погонах, мы еще услышим звяканье шпор и шашек!..

(…)

До отмены формы оставался месяц.

Приятели вспомнили совет одного мыслителя:

– Живите так, как будто живете последний день!

И решили в этот последний месяц взять от жизни что только можно.