Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - Балинт Мадьяр Страница 65

перераспределяла ресурсы в коммунистический период, передает часть производственной деятельности частному сектору. Соответственно, в условиях новых конкурентных рынков регулируемая рыночная координация остается весьма чувствительной к динамике первоначальной сети. Чтобы проиллюстрировать это, рассмотрим такое явление, как инвестиционный «перегрев», который был вызван новой экономикой и который повторял инвестиционный «перегрев», типичный для сетей партии-государства[460]. В коммунистических диктатурах центральные планировщики стремятся ускорить экономический рост за счет расширения инвестиционной деятельности. Если их план переоценивает возможности экономики, что часто случается из-за плановых сделок и ложных отчетов, то сеть сталкивается с жесткими производственными ограничениями, а нехватка ресурсов вынуждает партию-государство остановить расширение. Это приводит к системе инвестиционных циклов[461], которую можно, пожалуй, назвать «административно-рыночным пузырем», возникающим в результате раздутых плановых ожиданий, по аналогии с чрезмерными коррупционными ожиданиями на реляционных рынках и чрезмерными рыночными ожиданиями на конкурентных рынках [♦ 5.5.4.3]. Однако в условиях диктатуры с использованием рынка инвестиционные циклы увеличиваются и используются для расширенного самовоспроизводства сети. С одной стороны, они увеличиваются, так как конкурентные рынки за пределами сети пытаются приспособиться к приоритетам сети в распределении вместо того, чтобы адаптироваться к фактическому рыночному спросу. В результате увеличивается амплитуда, и если это происходит с отставанием, то и продолжительность инвестиционного перегрева. С другой стороны, партия-государство может теперь не только «нажать на тормоз» в плане инвестиций, но и обложить налогом развивающиеся рынки, испытывающие перегрев. Это означает, что жесткие производственные ограничения смягчаются, а сеть становится способна к расширенному самовоспроизводству, которое сопровождается ростом конкурентных рынков, находящихся в равновесии. Схема 5.13 условно изображает этот проходивший в Китае процесс, выделяя последовательные волны возникновения частных рынков в результате реформ. (Впрочем, здесь важно отметить, что эти волны отделены друг от друга только в аналитических целях, и то, что мы описываем как вторую и третью волны, возникало в ходе последующих волн снова и снова, в разных формах и с различной интенсивностью.)

Схема 5.13: Инвестиционные циклы в китайской диктатуре с использованием рынка

Примечание: первая волна была однократным расширением, тогда как другие волны расширяли частную экономику параллельно с последующими

Тем не менее сеть партии-государства по-прежнему в большой степени регулирует новую экономику и контролирует некоторые стратегические отрасли[462]. По словам Марка Шепана, китайскую экономику можно охарактеризовать как «сосуществование государственных предприятий и частных компаний, которые активно конкурируют между собой», так как в обеих группах можно найти компании: (1) государственные и финансируемые государством и (2) рыночные и ориентированные на конкуренцию[463]. Далее Шепан поясняет, что для оказания влияния на компании государственные органы используют следующие шесть традиционных методов[464]:

• перевод прибыли через государственную собственность, что означает, что акции компании, принадлежащие центральному или местному правительству, находятся под контролем комиссии по управлению активами;

• административные назначения через кадровую систему Коммунистической партии Китая (КПК), в рамках которой (1) Комитет по контролю и управлению государственным имуществом (SASAC) несет официальную ответственность за назначение на ключевые позиции на государственных предприятиях, и (2) руководящие должности высшего и даже среднего звена в соответствующих фирмах предоставляются, как правило, только членам КПК;

• банковское кредитование и финансирование, при помощи которого государство может оказывать значительное влияние на государственные и частные компании через распределение капитала;

• финансирование через промышленную политику, поскольку Китай проводит активную промышленную политику с учетом специфики государств;

• нормативные требования (санкции и т. д.), аналогичные регуляционному вмешательству в экономике рыночного типа [♦ 5.4.2];

• госзакупки, когда государство является ключевым заказчиком.

На настоящий момент партийные организации внедрили в экономику Китая 60–70 % частных компаний, владельцами которых являются как иностранцы, так и граждане страны, а некоторые из руководителей крупных частных компаний были приняты в государственную партию[465]. Эти случаи следует рассматривать как гарантии, то есть как возможность государства вмешиваться, которая преумножает юридическую ответственность за счет ответственности в отношении субстантивно-рациональных целей партии-государства (имеется в виду так называемая партийная этика). Таким образом, эти меры не приводят к восстановлению центрального планирования, и существенная часть рыночной экономики может развиваться за пределами сети[466].

В результате того, что конкурентные рынки имеют возможность расти, сеть партии-государства устраняется как в абсолютном, так и в относительном выражении по сравнению с частным сектором. По мнению Чанади, этот «процесс системной трансформации получает продолжение по мере того, как сеть партии-государства как социальная система устраняется из монополизированных сфер деятельности, а за пределами сети возникает новая социальная система. Эта трансформация может носить абсолютный характер, когда в сети происходят физические изменения, например ведение переговоров через каналы сети идет на убыль (сеть опустошается), ограничивается или прекращается. Кроме того, она может быть относительной, когда либо сеть не устраняется, но на этом фоне возникает и расширяется новая сфера (политическая или экономическая), либо скорость отступления сети выше скорости появления сфер, либо и сеть и сфера расширяются, но скорость возникновения последней выше. Относительное или абсолютное самоустранение сети протекает в тесном взаимодействии с возникновением сфер»[467]. Помимо этого можно наблюдать «размывание» принадлежности к сети поскольку «альтернативный капитал, акторы и заинтересованные лица становятся ‹…› собственниками совместных предприятий, акционерами, членами народного парламента или межведомственных комитетов и т. д.»[468].

На этом этапе логично было бы спросить: зачем партии-государству вообще нужны подобные реформы? В конце концов, хотя она и сохраняет свои ключевые позиции в стратегических отраслях и влияет на появление новых рынков, она все же утрачивает то доминирующее положение, которое есть у нее в условиях плановой экономики в тоталитарной среде коммунистической диктатуры. Кроме того, появление частной экономики и разворот большинства рынков от административного типа к конкурентному влекут за собой независимость и суверенитет личности, которые создают сложности для сохранения ветвей власти партии-государства в неразделенном виде[469]. Ответ на этот вопрос можно найти в Таблице 5.26, если сравнить модель самоустранения с моделями самоэксплуатации и саморазрушения. С одной стороны, в то время как при открытии рынка новые частные акторы действительно могут приобрести более сильные позиции на переговорах с сетью, они также вызывают увеличение объемов новых ресурсов и экономический рост. Это помогает партии-государству выжить (в терминах Чанади, самовоспроизводиться), поскольку, чем активнее растет экономика, тем больше ресурсов из нее может извлечь партия-государство, тем выше становится уровень жизни людей и тем дольше партия-государство сохраняет свою легитимность.

С другой стороны, реформы, имеющие своей целью самоустранение, можно рассматривать как общеэкономическую коррекцию сверху вниз, которая очень похожа на корректирующие механизмы снизу вверх, о которых говорилось выше. Действительно, новый экономический механизм делает рынок более чувствительным к потребительскому спросу, поскольку люди могут