Игорь Бунич - «Гроза». Кровавые игры диктаторов Страница 67

Но страшнее самой кавалерии был кавалерийский дух армейского руководства. Из всей гражданской войны им запомнилось только лихое преследование кавалерийскими лавами откатывающихся частей генерала Деникина осенью 1919 года, когда они летели на юг, сметая разрозненные казачьи заслоны, а затем много лет жили в надежде, что снова удастся повести боевых коней «по дорогам знакомым за любимым наркомом».

Кавалерийская удаль оказывала сильное влияние и на все сценарии возможного начала войны. В высоких штабах никогда не было двух мнений: войну всегда должен был начинать Советский Союз внезапным, сокрушительным ударом, выбрав для этого удара наиболее благоприятный военный и политический момент.

Поэтому преамбула «если враг нападет» даже в условиях предвоенного СССР многими уже серьезно не воспринималась. Ведь не постеснялись же объявить, что маленькая Финляндия напала на Советский Союз. А когда никто не нападает, то можно объявить «освободительный» поход как в Монголии и в Польше. Можно откликнуться на «призыв народа» , как в Прибалтике и в Бессарабии. Можно действовать и другими, не менее эффективными способами.

Необходимо было срочно, если так можно выразиться, «декавалеризировать» армию. Даже не столько по форме, сколько по духу, поскольку Сталин понимал, что его внутреннее неприятие армией исходит именно из идеологии создани вскормленного Львом Троцким кавалерийского монстра. Тем более, что Шапошников ему как-то заметил, что все беды зимней войны с Финляндией произошли из-за того, что бывшие «буденовцы» построили весь план войны на лихом преследовании бегущей финской армии, используя для этой цели за неимением кавалерийской, пехотную лаву.

Но в условиях единоличной власти, «тоталитарного склероза», как отметят будущие историки, многое (если не все) зависело не от того, как видит будущую войну и собственную армию ют или иной «первый маршал» или начальник генштаба, а как все эти проблемы рисовались самому товарищу Сталину – человеку, безусловно, незаурядному, талантливому, а в некоторых областях даже великому, но, к сожалению, малограмотному и совершенно невоенному.

Образ будущей войны рисовался Сталину цепью восстаний во враждебном стане капитализма (не стихийных, как мечтал Ленин, а тщательно подготовленных Коминтерном), походом Красной Армии на помощь восставшим там, где им не удалось справиться самостоятельно, войной с отдельными капиталистическими странами (главным образом для стимулирования восстаний там, где они еще не вспыхнули), завершившейся всемирной победой социализма, который, по твердому убеждению вождя, был уже построен в СССР.

После сближения с Гитлером, получив соответствующие указания, советские средства массовой информации, прервав на скаку нагнетание военного психоза, начали неожиданно на той же истерической ноте вопить о мире во всем мире, о поджигателях войны и о готовности Советского Союза сокрушить кого угодно «малой кровью на чужой территории» с одним непременным условием: если на него нападут. Хотя в Кремле все отлично понимали, что спровоцировать нападение на СССР ничего не стоит. Достаточно поднять телефонную трубку и приказать «кому следует» обстрелять какую-нибудь собственную заставу, как произошло в случае с Финляндией. Но на подавляющее большинство людей в стране и в армии, не посвященных в изысканные методы товарища Сталина и принимающих все за чистую монету, радио-газетные вопли о мире и «ненападении» действовали разлагающе. Ибо «нет ничего более разлагающего, чем мечта о вечном мире»,о чем предупреждал еще первый теоретик казарменного социализма – незабвенный Платон.

Поэтому в канун ноябрьских праздников 1940 года Сталин вызвал к себе одного из самых молодых секретарей ЦК Александра Щербакова, занимавшегося вопросами агитации и пропаганды, курировавшего ТАСС, органы политпропаганды армии и промышленности. Вождь приказал несколько сменить тон официальной пропаганды, ибо возникла необходимость готовить страну и армию к крупной наступательной, опустошительной войне.

Сталин приказал Щербакову отныне строить систему политпросвещения, основываясь на этих тезисах и секретно подготовить необходимую наглядную агитацию (листовки, плакаты и пр.), представив их ему, Сталину, на утверждение.

Щербаков был человеком исключительной работоспособности и исполнительности. Через две недели Сталину уже были доложены первые эскизы агитационных плакатов на предмет замечаний и утверждения.

На одном из плакатов, выполненном в зловеще багровых тонах, 80% полезной площади занимала огромная, багрово-красная голова Ленина на фоне красных знамен. У вождя мирового пролетариата было грозно-мертвое выражение лица, как у языческого бога войны, превращенного новой религией в Бога мировой революции. В нижней части плаката, зажатые между бородой вождя мирового пролетариата и призывом: «Под знаменем Ленина– вперед на Запад!», тесным строем со штыками наперевес шли красноармейцы в касках.

(Если не считать плаката «Родина-Мать зовет», созданного в то же время, этот плакат бьи наиболее популярным в первые дни войны. Потом слова его несколько изменили. Вместо «Вперед на Запад» стали писать «Вперед к победе». На подлиннике плаката среди прочих данных есть и обычная дата подписания к печати: «25 декабря 1940 года». Порядок прежде всего. То же и на плакате «Родина-Мать зовет!», считавшимся резервным, если дела пойдут не так, как хотелось бы. К вечеру 22 июня оба плаката появились на стенах домов.)

Сталин приказал отпечатать плакат тиражом в 5 миллионов экземпляров и разослать во все горкомы и райкомы партии и в военкоматы в секретных пакетах с надписью: «Вскрыть по особому распоряжению».

Да, у Сталина хватило знаний понять, что кавалерия должна уступить место танкам, у него хватило знаний в гуще смертельных и подлых интриг спасти танк Т-34 и реактивный миномет «Катюша», но он хорошо понимал, как ловко и военные, и инженеры пользуются его малограмотностью, чтобы навязать свою точку зрения, во всем как бы с ним соглашаясь. «Что нужно, чтобы действительно победить?» – спрашивал Сталин в одной из речей в марте 1939 года и отвечал: «Для этого нужны три вещи: первое, что нам нужно, – вооружение, второе – вооружение, третье – еще и еще раз вооружение». Это было гениально, и страна заваливалась оружием. И Сталин лично занимался проблемой вооружения, давая наставления разработчикам нового оружия в рамках своего понимания будущей войны, которая, как он ни старался вырваться из старых догм, все-таки представлялась ему не иначе, как в виде лихого кавалерийского преследования, пусть даже на танках.

Итак, к старому ленинскому лозунгу «учиться, учиться и учиться военному делу настоящим образом» Сталин добавил и свой – «вооружаться, вооружаться и вооружаться». Однако при такой концентрации не только власти, но и всех решений в собственных руках, причем руках, мягко говоря, не очень профессиональных, невозможно было избежав огромных пробелов в подготовке страны к столь глобальной войне, задуманной, хотя и поэтапно, но фактически со всем миром. Невозможно было направлять и контролировать столь гигантское по масштабам дело в одиночку. Кроме «вооружения, вооружения и вооружения» имелось еще огромное количество проблем, когорые, для того чтобы решить, нужно было для начала обозначить.

Сталин лично занимался всеми проблемами, связанными с танками, артсистемами, самолетами, линкорами, крейсерами, подводными лодками, пулеметами, автоматами и винтовками.

Как и всякий сугубо штатский человек, Сталин воспринимал вооружение и картину будущей войны «зрительным представлением», своего рода цепью бесконечных картинок, на которых, чем мощнее выглядел тот или иной образец боевой техники, тем он был предпочтительнее.

Линкор, конечно, всегда выглядел в его глазах предпочтительнее хилого тральщика, тяжелый танк лучше смотрелся, чем полевой телефон. Вообще, все, что невозможно было эффектно представить «зрительным рядом», т.е. на картинке, проходило мимо внимания Отца всех народов. Целый род войск абсолютно не интересовал товарища Сталина, именно тот род войск, без которого нормальное управление войсками просто невозможно.

Пренебрежение связью Сталин пронес через годы, задавив в зародыше кибернетику как «чуждую марксизму лженауку»и обеспечив Советскому Союзу пожизненное отставание от мира в самой важной отрасли военного дела – системе «команд-котпроля-управления и связи»,проморгав начало новой эпохи – эпохи электронной войны.

Почти в таком же загоне, как и связь, была военно-транспортная служба, работающая почти на 80% с помощью гужевого транспорта, что было также отголоском великой эпохи «стратегической кавалерии».

Еще в худшем состоянии находилась служба тыла, видима, одним своим названием предполагая нечто трусливое и постыдное. В 1939 году, выступая на XVIII съезде партии и подробно рассказывая о росте и развитии различных родов войск, Ворошилов все-таки со смешком сказал пару слов о связистах, но о службе тыла не упомянул вообще. Операция «Гроза», задуманная как гигантский разбойничий набег, вообще предполагала снабжение армии захваченными ресурсами.