Александр Лепехин - Белев. Материалы к истории Страница 69

"Те же люди, что клеветали на Царя, стараясь снять с Него величие Царского сана и печатанием гнусных сплетен, чужих писем хотят вытравить из народной души величие символа "За Веру, Царя и Отечество", также всячески старались зачернить отношения между солдатом и офицером. А отношения эти были большей частью простые и ласковые, а нередко и трогательно любовные, как сына к отцу, как отца к детям.

Лишь только спускались сумерки, как на тыловой линии, там и сям появлялись согнутые фигуры безоружных солдат. Шрапнели неприятеля низко рвались в темнеющем небе, и уже виден был яркий желтый огонь их разрывов, бухали, взрывались тяжелые и легкие гранаты, и в темноте их черный дым вставал еще грознее и раскаленнее; светясь, летели красно-огненные осколки. Казалось, ничего живого не могло быть там, где едва намечалась клокочущая ружейным и пулеметным огнем линия окопов.

По полю перебегали, шли, крались, припадали к земле и снова шли люди. Это денщики несли своим офицерам в окопы, кто теплое одеяло, чтобы было чем укрыться в холодном окопе, кто тщательно завернутый в полотенце чайник с горячим чаем, кто хлеб, кто портсигар с папиросами. Им это строго запрещали их же офицеры. Но они не слушали запрещений, потому что видели в этом свой долг, а долг для них был выше жизни. Они помнили, как провожали их матери и жены этих офицеров и говорили им:

– Смотри, Степан, береги его. Помни, что он один у меня, единственный, позаботься о нем.

– Не извольте сумлеваться, барыня, сам не доем, не досплю, а о их благородии позабочусь.

– Иван, – говорила молодая женщина с заплаканными глазами. – Иван, сохрани мне моего мужа. Ты же знаешь, как я его люблю.

В эти страшные часы расставания, когда полк уже ушел на плац строиться, и денщики торопились собрать вещи, чтобы везти их на вокзал, матери и жены становились близкими и родными всем этим Иванам и Степанам и в них видели последнюю надежду. Денщики отыскивали своих раненых офицеров, выносили тела убитых, бережно везли их домой к родным.

– Куда вы, черти, лешие? Убьют ведь, – кричали им из окопов.

– А что-ж, робя, я так что ль своего ротного брошу? Мы его, как родного отца чтим, и чтобы не вынести?

– Убьют.

– Ну и пущай, я долг свой сполню.

И выносили оттуда, откуда нельзя было, казалось, вынести. Помню: двое суток сидел я с Донской бригадой своей дивизии в только что занятых нами немецких окопах у Рудки-Червище, на реке Стоходе. Это было в августе 1916 г. Противник засыпал все кругом тяжелыми снарядами, подходы к мосту простреливались ружейным огнем. Оренбургские казачьи батареи принуждены были выкопать в крутом берегу окопы для орудийных лошадей. Между нами и тылом легло пространство, где нельзя было ходить.

Смеркалось. Пустые избы деревни, вытянувшиеся улицей, четко рисовались в холодеющем небе. И вдруг на улице показалась невысокая фигура человека, спокойно и бесстрашно шедшего мимо домов, мимо раздутых трупов лошадей, мимо воронок от снарядов, наполненных грязной водой. Мы из окопа наблюдали за ним.

– А ведь это ваш Попов, – сказал мне Начальник Штаба, полковник Денисов.

– Попов и есть, – подтвердил старший адъютант. Попов шел, не торопясь, точно рисуясь бесстрашием. В обеих руках он нес какой-то большой тяжелый сверток. Весь наш боевой участок заинтересовался этим человеком. Снаряды рвались спереди, сзади, с боков, он не прибавлял шага. Он шел, бережно неся что-то хрупкое и тяжелое.

Спокойно дошел он до входа в окопы, спустился по земляным ступеням и предстал перед нами в большом блиндаже, накрытом тяжелым накатником.

– Ужинать, Ваше Превосходительство, принес, – сказал он, ставя перед нами корзину с посудой, чайниками, хлебом и мясом. – Чай за два дня-то проголодались!..

– Кто же пустил тебя!

– И то, на батарее не пускали. Да как же можно так, без еды! И письмо от генеральши пришло, и посылка, я все доставил.

Этот Попов… Но не будем говорить об этом. Этот Попов тогда, когда он служил в Русской Императорской Армии, даже и не понимал того, что он совершил подвиг Христианской любви и долга!

А был он сам – богатый человек, с детства избалованный, коннозаводчик и сын зажиточного торгового казака Богаевской станицы Войска Донского".

После Февральской революции 1917 г. в войсках развернулось повсеместное создание солдатских комитетов и началась демократизация армии. Стали открыто высказываться требования прекратить войну.

Временное правительство и генералитет, видя невозможность остановить распространение солдатских комитетов, стремились подчинить их своему контролю. Приказом Верховного Главнокомандующего генерала М.В.Алексеева от 30 марта 1917 г. было введено «Временное положение об организации чинов действующей армии и флота», которое устанавливало обязательность создания солдатских комитетов во всех подразделениях и частях и закрепляло в солдатских комитетах всех степеней за офицерами одну треть мест. Была предпринята попытка направить деятельность солдатских комитетов на урегулирование недоразумений между солдатами и офицерами. «Временное положение» ограничивало сферу деятельности солдатских комитетов решением хозяйственных, бытовых вопросов и культурно-просветительской работой.

Однако солдатские комитеты стали составной частью системы Советов рабочих и солдатских депутатов и были втянуты в политическую борьбу. Началась активная фаза разложения русской армии.

Когда в июне 1917 г. на фронте было предпринято наступление, то армия была морально к нему не готова. В ней возрастали антивоенные настроения, участились случаи дезертирства. Пришлось выявлять самые боеспособные воинские подразделения, которые еще могли вести наступательные действия.

Белевскому пехотному полку, в числе нескольких десятков других войсковых частей, приказом Верховного Главнокомандующего (май-июль 1917 г.) генерала Брусилова был добавлен в название почетный титул – "полк смерти", который отражал добровольное и единодушно выраженное желание воинов полка биться с неприятелем до последней капли крови.

Ниже я приведу текст одного из приказов об организации "частей смерти":

Меньше месяца тому назад – 18 июня – по почину славной 7-й конно-артиллерийской батареи, Исполнительное бюро по организации Всероссийского Военного Съезда и Союза, с моего утверждения, обратилось к войскам с призывом записываться в "части смерти". Моими приказами №№ 547 и 578 выяснено назначение этих частей и установлены внешние знаки и отличия.

Объявляя при сем список доблестных могучих частей славной революционной Русской армии, записавшихся в "части смерти", своими революциями постановивших принять на себя ответственный, тяжкий, но почетный долг умереть за родину, не зная сомнений и колебаний в борьбе с жестоким врагом, – присваиваю им название "частей смерти" и как Верховный Главнокомандующий в их лице вижу и приветствую героизм всего народа Свободной России.

Низко Вам кланяюсь, богатыри Свободной России.

Стойте твердо на страже права, правды, свободы и чести Великой России. Не знайте сомнений! Помните – с Вами помыслом своим и работой весь народ, вся страна.

Славные имена Ваши история занесет на свои скрижали, и, вечным светом осеянные, они с благоговением будут вспоминаться Вашими далекими потомками.

Слава же Вам, герои родные.

Подписал: Генерал от Кавалерии Брусилов".

А в полку уже шло разложение! Через солдатские комитеты открыто действовали агитаторы, превращая боевой полк в разнузданную толпу. В книге барона А.П.Будберга «Дневник белогвардейца» вскользь упоминается Белевский полк:

"Что такое верхи большевизма, говорит ясно их наемное немецкое происхождение; ну, а что их подслаивает, мы хорошо знаем по таким типам, как Склянский, Cедякин, как руководитель 120 дивизии Федотов, главарь Белевского полка Петров и другие".

Приказы по Белевскому полку за 1917 год пестрят сведениями о дезертирстве и неповиновении. "Демократические" нововведения Временного правительства вносили дополнительную смуту. Войскам предложено было самим избирать себе командиров и самим голосовать по вопросу "наступать или отступать". "Революционные" солдаты творили самосуд над офицерами, совершая чудовищные зверства, братались с немцами, дезертировали, пьянствовали, насиловали и грабили окрестное население. Агитаторы, играя на чувстве усталости людей от войны, естественном страхе людей перед необходимостью рисковать жизнью, идя в бой, и на самых низменных человеческих инстинктах препятствовали всякой попытке офицеров навести порядок, натравливали на них солдат.

Именно в обстановке такой чудовищной вакханалии Дмитрий Александрович окончательно и возглавил "революционный" и "большевизированный" 71-й Белевский пехотный полк смерти. Вот как об этом записано в его послужном списке: "На объединенном заседании ротных, командных и полковых комитетов избран на демократических началах командиром полка с 1 декабря 1917 года".