Михаил Шишкин - Русская Швейцария Страница 72

Не все русские путешественники были настроены столь радикально. Большинство, конечно, испытывали при виде памятника чувства более традиционные. Сергей Рахманинов, к примеру, сообщает в одном из писем: «Ехали через St. Gottard и по дороге зашли снять шляпу перед памятником Суворову на Чертовом мосту».

Менее известно, что горы Андерматта стали местом гибели не только для «жертв самодержавного режима», но и талантливой певицы, восходившей оперной звезды Зинаиды Юрьевской. Быстрое восхождение ее начинается в Мариинском театре, где она поет в 1921 году вместе с Шаляпиным. Вскоре Юрьевская уезжает в Германию и выступает на сцене Государственной оперы Берлина. За один сезон из дебютантки она превращается в ведущую солистку. В августе 1925 года юная примадонна проводит отпуск в Швейцарии, в Андерматте. Во время прогулки в горах она попадает под внезапный обвал.

В Гешенене (Göschenen), через который прошли некогда «суворовские орлы» по направлению к Альтдорфу, берет свое начало знаменитый Сен-Готардский туннель, связавший Северную Европу с Италией и избавивший путешественников от погодных капризов альпийского перевала. Однако не все были в восторге от чудес техники. Художник Александр Бенуа отправляется в 1894 году во время своего свадебного путешествия в Италию. «Gotthardbahn, открытый в 1882 г., – читаем в его мемуарах, – продолжал еще быть сенсационным, непревзойденным чудом инженерной отваги… Однако мы отказались в такой ясный радужный осенний день зарыться, как черви, в эту ночь, а решили высадиться на последней станции перед тоннелем, там переночевать и наутро совершить перевал тем же путем, каким совершали наши деды».

Забавное описание своего перехода через Альпы оставил двадцатидвухлетний Иван Сергеевич Тургенев в письме своему знакомому Ефремову от 17 мая 1840 года, описывая свое путешествие из Италии в Берлин: «…Ездил на Лаго-Маджоре, в санках на Св. Готард – черт бы его побрал – был, кажется, в Люцерне, в Базеле, в Келе, в Маннгейме, в Майнце – постепенно потерял зонтик, шинель, шкатулку, палку, лорнетку, шляпу, подушку, ножик, бумажник, три полотенца, два фуляра и две рубашки и теперь скачу в Лейпциг с чемоданом, sacco divuoti, пачпортом в кармане и <…> в штанах, и только! И смех, и горе!»

Интересно, как через много лет юношеские впечатления отзовутся в произведении, написанном писателем за несколько месяцев до смерти.

«Я проживал тогда в Швейцарии: я был очень молод, очень самолюбив и очень одинок». Так начинается тургеневское стихотворение в прозе «У-а… у-а…», записанное в 1882 году.

И.С. Тургенев

Речь в нем идет о юноше, изнывающем от тоски и бессмысленности жизни и собирающемся покончить с собой, для чего и отправляется в горы. Самоубийца останавливается над пропастью. «Я один! – повторял я, – один лицом к лицу со смертью. Уж не пора ли? Да… пора. Прощай ничтожный мир. Я отталкиваю тебя ногою!» В самый последний момент перед решающим шагом он слышит детский плач. Что-то заставляет молодого человека пойти на крик. Он видит хижину альпийского пастуха, в ней сидит семья и мать кормит ребенка. Картина простого семейного счастья вдруг вылечивает страждущую истины душу и прогоняет мысли о бессмысленности существования. «Байрон, Манфред, мечты о самоубийстве, моя гордость и мое величие, куда вы все девались?.. Младенец продолжал кричать – и я благословлял и его, и мать его, и ее мужа… О горячий крик человеческой, только что народившейся жизни, ты меня спас, ты меня вылечил!»

А вот впечатления от поездки в Италию через Сен-Готард молодого Пастернака, описанные в «Охранной грамоте»:

«Кругом галдел мирской ход недвижно столпившихся вершин. Ага, значит, пока я дремал и, давая свисток за свистком, мы винтом в холодном дыму ввинчивались из туннеля в туннель, нас успело обступить дыханье, на три тысячи метров превосходящее наше природное?

Была непрогляднейшая тьма, но эхо наполняло ее выпуклою скульптурой звуков. Беззастенчиво громко разговаривали пропасти, по-кумовски перемывая косточки земле. Всюду, всюду, всюду судачили, сплетничали и сочились ручьи. Легко было угадать, как развешаны они по крутизнам и спущены скрученными нитками вниз, в долину. А сверху на поезд соскакивали висячие отвесы, рассаживаясь на крышах вагонов, и, перекрикиваясь и болтая ногами, предавались бесплатному катанью.

Но сон одолевал меня, и я впадал в недопустимую дремоту у порога снегов, под слепыми Эдиповыми белками Альпов, на вершине демонического совершенства планеты».

Однако продолжим наш путь. Вслед за Суворовым мы направляемся из Италии на север и оказываемся в Альтдорфе (Altdorf).

«Альтдорф – главный город в кантоне Ури, лежащий при подошве Баннберга, есть преимущественное поприще мнимых подвигов Вильгельма Телля, – рассказывает своим читателям Николай Иванович Греч, издатель и публицист, неоднократно бывавший в Швейцарии. – На главной его улице стоят две статуи над фонтанами: одна изображает Телля с сыном, а другая представляет ландаммана со знаменем, на котором изображен герб кантона. Эти два фонтана отстоят один от другого на сто шагов. Говорят, что на месте первого стояла липа, к которой был привязан сын Телля; эта липа высохла и была срублена в 1567 году. Другой фонтан означает то место, с которого Телль будто бы пустил роковую стрелу».

В Альтдорфе начинаются теллевские места. По легенде, использованной Шиллером в знаменитой драме, здесь, в центре Альтдорфа, габсбургский наместник Гесслер повесил свою шляпу, которой всякий должен был поклониться, за чем следили специально приставленные австрийские солдаты. Кланялись шляпе все смертные, кроме, разумеется, национального героя. Лучший стрелок из арбалета Вильгельм Телль был схвачен и приведен к Гесслеру, который в наказание приказал стрелять в яблоко на голове сына. После удачного выстрела наместник спросил Телля, зачем тот приготовил вторую стрелу. Гордый горец ответил, что если бы промахнулся, то пустил бы ее в Гесслера. За это героя снова хватают и везут в тюрьму, но по дороге Телль бежит, а после, подкараулив, убивает тирана.

Не до героев эпоса было русским генералам, пришедшим в Альтдорф 26 сентября 1799 года. Русские приходят в почти целиком выгоревшую деревню. Суворов останавливается в доме Штефана Яуха, одном из немногих, которые пощадил огонь. Этот дом на Хеллгассе (Hellgasse), в котором была штаб-квартира полководца, и сейчас носит имя Суворова, а в местном музейчике редкому посетителю покажут историческую кровать, в которой якобы провел ночь главнокомандующий. Ночь, по всей видимости, тревожную – только уже в Альтдорфе выяснилось, что дороги на Швиц вдоль восточного берега Фирвальдштетского озера, по которой планировалось идти дальше на Цюрих, нет. Это одна из тех загадок военной истории, разрешить которую до сих пор не могут ученые, занимающиеся Альпийским походом Суворова. Что на самом деле послужило причиной столь странной ошибки суворовских штабистов – предательство союзников-австрийцев или русское «авось» – так, наверно, и останется тайной. Та дорога, по которой Суворов собирался вести вдоль озера свою армию на соединение с Корсаковым, будет пробита в прибрежных скалах только через полвека после описываемых событий и получит название Аксенштрассе (Axenstrasse).

Суворов, исполняя приказ Павла об «освобождении» Швейцарии от завоевателей, распространяет в Альтдорфе листовки, призывающие население к общей борьбе вместе с коалицией против французов. Потомки Телля, однако, без особой любви относятся как к «поработителям», так и к «освободителям» в казацких шапках и не проявляют никакого желания воевать на чьей-либо стороне, покорно выжидая своей участи.

Флориан Луссер (Florian Lusser), очевидец событий, так описывает пребывание Суворова в Альтдорфе в своей книге «Страдания и судьбы жителей кантона Ури», вышедшей в 1803 году: «В шесть часов вечера Суворов в окружении нескольких сотен казаков и большого количества пеших въехал в своей фантастической одежде в Альтдорф. На нем была рубашка, открытый черный камзол, открытые с боков штаны, в одной руке он держал плетку, другой рукой он осенял всех кругом крестным знамением, подобно епископу. Вышедшего ему навстречу ландаммана (президент общины. – М.Ш. ). Шмида он обнял и поцеловал, а от достопочтенного пастора Рингольда принял благословение, почтительно преклонив главу. Всё это французские россказни, что вскоре после этого он приказал последнему всыпать палок. Потом он обратился с речью к собравшемуся люду и провозгласил на ломаном немецком, что является спасителем и избавителем Швейцарии и что пришел освободить ее от тирании безбожников. Он призвал светские и церковные власти поднять народ на войну и следовать за ним в Цюрих… На это Тадеас Шмид отвечал молчанием». На призыв Суворова последовать за его войском на освобождение от французской блокады Цюриха никто не откликнулся.