Бартон Бланш - Тайная жизнь сатаниста. Авторизованная биография Антона Шандора ЛаВея Страница 11

Именно этой необычной белизной кожи Мэрилин и привлекла Антона в первую очередь, «Она действительно пробудила от спячки мое давнее навязчивое влечение к этой характерной полупрозрачности кожи. Я никогда особо не интересовался блондинками, пока не встретился с Мэрилин. Но, если восстанавливать цепи причинности, я могу вспомнить одну вечеринку, на которую мои кореша позвали меня, когда мне было примерно 16. Когда мы вошли в гостиную, кучка подростков устроила на полу кучу-малу, и все они дружно придавили эту самую девицу, так что ее платье задралось над задницей. Я увидел эти тоненькие панталоны, растянутые ее белыми, пухлыми ляжками… Она была блондинкой, с тем же самым, мэрилиновским типом кожи. Она была просто еще одной школьницей — я никогда не имел к ней никакого любовного интереса. Я едва посмотрел на нее, ничего такого не подумав, отвернулся и пошел по своим делам. Это просто показывает, что ты никогда не можешь предсказать, как и когда случится твоя ИЭК. Эта штука, которую невозможно планировать заранее, — она просто происходит, и все».

ИЭК (инерция эротической кристаллизации): точка во времени и личном опыте, когда застывает сексуальный архетип (или фетиш) личности.

«Потом, когда я в первый раз увидел Мэрилин на сцене, она повернулась спиной, и у нее была эта бледная, как зефир, плоть, с маленькими синяками внизу, на задней стороне бедер — и меня пронзило то самое эротическое чувство, которого я на самом деле не ощущал с той вечеринки двухлетней давности. Это было скорее пробуждение объекта похоти, я обязан признать это, нежели пробуждение реального объекта любви. Любовь приходит только после похоти, если приходит вообще. Сейчас, когда я думаю о Мэрилин, я вижу ее не так, как она выглядит на всех этих постерах или в фильмах, — я вижу те чудесные пухлые белые бедра».

Инциденты длятся вечно. «У меня есть только воспоминания — единственная вещь, в которой мы можем быть уверены. Каждый, кто пытается украсть у меня мои воспоминания, атакует меня всерьез. Все есть воспоминания плюс эстетика. На самом деле это единственные вещи, имеющие значение».

Мэрилин была весьма впечатлена Антоном как музыкантом. «Это было во время ее «музыкантской фазы», когда она выхаживала свой полузадушенный роман с Фредом Картером, музыкальным директором «Коламбии»». В ту самую первую ночь Антон подошел к Мэрилин между выступлениями с кое-какими советами насчет песен, которые можно было бы добавить к ее программе. Когда начался третий номер, Антон вставил пару припевов из «Любовника из снов» и «Глубокой ночи». Мэрилин отвечала, благодарная его умению извлечь максимум из любого музыкального произведения. Хотя она раздевалась лишь до узкой ленты, прикрывающей пах и крепящейся к другой ленте, на талии, и декоративных цветочков, скрывающих соски, ее движения подчиняли толпу своей власти. Когда она закончила танец, оба они уже знали, что станут любовниками.

Хотя время, проведенное ими вместе, было коротко, они были неразлучны и страстны, как часто бывает с молодыми любовниками. ЛаВей переехал с Мэрилин в мотель на бульваре Вашингтона. «Это был типичный вшивый мотель, какой можно ожидать найти в том районе города, но там было дешево и была кровать». Экономика сыграла свою роль в его решении. Мэрилин зарабатывала 12 баксов в день как стриптизерша… На 2 бакса больше, чем сам Антон.

Иногда, покинув театр, они катили вдоль по скоростной автостраде от Оушен-парка на «понтиаке» Мэрилин. Скоростная автострада была неудачно названной длинной узкой, полной выбоин дорогой с двусторонним движением, бежавшей вдоль океана. Буровые вышки и высотные краны всплывали и вновь погружались во тьму по обе стороны от занесенной песком полосы.

«Однажды ночью машина Мэрилин сдохла после мили с чем-то пути, и нам пришлось топать всю дорогу обратно. Мы дотащились до конечной станции электричек в Венисе и прождали целую вечность. Эти «Красные вагоны» ходили с периодичностью около раза в час — они проезжали всю дорогу от пирса Вениса сквозь Голливуд по Венис-бульвару. Эти поезда ездили довольно быстро — кое-кто утверждал, что они разгоняются до 60 миль в час по ночам, когда нет никакого транспорта. Когда поезда набирали эту скорость, вагоны принимались раскачиваться — катились и колыхались. Под тобой скрежетали колеса, и чувство было такое, будто ты на самом деле на «русских горках». В те дни у трамваев были плетеные сиденья, издававшие характерный запах потных задниц, липнувших к ним весь день напролет».

Они прошли через весь поезд до последнего вагона. Кроме них двоих, практически единственным пассажиром в этот поздний час ночи был вагоновожатый, и он даже не удосужился пойти вслед за ними. В последнем вагоне оказалась только парочка пьяниц, вот и все. Пока ритмичное покачивание поезда убаюкивало других пассажиров, Мэрилин становилась все более страстной. Она льнула к Антону, крепко прижимаясь к нему. Потом она встала, задрала свое облегающее платье и села к нему на колени. «Мы занялись любовью прямо там — это было тем более возбуждающе, что всю дорогу был шанс, что пьяницы проснутся и увидят нас. Ей нравилось ощущение опасности. Мы часто занимались любовью в местах, где была вероятность, что нас обнаружат, например на кладбище, на заднем сиденье ее машины, в заброшенном здании… Ей нравился риск».

«Наш мотель был рядом с Редондо, так что, сойдя с поезда, мы пошли напрямик через семь или восемь диких пустырей. В то время по всему Лос-Анджелесу было полно таких больших, непомерно разросшихся пустырей — вот как вышло, что труп Черного Георгина был брошен на одном из них и провалялся до утра, пока его не обнаружили. К тому времени, когда мы в конце концов добрались до мотеля, уже занимался рассвет. Наутро нам пришлось выбраться и отбуксировать машину. Водитель машины техпомощи собирался содрать с нас 25 баксов или около того, но Мэрилин сделала так, что он отбуксировал «понтиак» бесплатно. Женщины это умеют».

Хотя для Мэрилин не было проблемой околдовать мужчину, с собственным автомобилем ей везло куда меньше. «Она была ужасным водителем, — признает Антон. — Она сшибла священника, слыхала про это? Поддала ему задним ходом, когда он ждал у светофора. Конечно же, он не мог выругаться или там проклясть нас, но было видно, что он зверски завелся. Некоторые люди обнаружили в этом инциденте кучу скрытого смысла. Может, скрытый смысл и был. Как раз перед тем, как я ее встретил, религия ей окончательно опротивела. Ей всю жизнь говорили, что она «нехорошая», грешная и дурная. Последняя капля, переполнившая чашу, упала всего за две недели до того, как она сшибла этого священника. Она пришла в читальный зал «Христианской науки» и действительно попробовала прочесть эту чушь. В конце концов она вышла оттуда, решив, что читать это невозможно, что смысла во всем этом — ноль». Антон предполагает, что это было одной из причин того, что они так поладили, — их обоюдное презрение к религии.

Мэрилин была зачарована антоновскими рассказами о жизни в балагане и его все более глубоким проникновением в тайны черной магии. Когда они катили вдоль по окутанным ночным туманом улицам Эп-Эй, она всегда хотела услышать еще что-нибудь об оккультизме, о смерти, исследовать сферы странного и причудливого, с которыми Антон становился знаком все больше и больше.

ЛаВей и Мэрилин объединял также и культурный голод. Пол Валентайн (известный также как Вал Валентино), был великолепным танцором и хореографом клуба «Майя». В то время он был женат на легендарной стриптизерше Лили Сен-Кир, которой Антон аккомпанировал у Цукка. «Пол Валентайн думал, что я был странным парнем. Мы с Мэрилин обычно поднимались на балкон, когда они крутили претенциозные фильмы типа «Амока» и «Оммо, Оммо, акулий бог». Однажды я слышал, как Валентайн сказал партнеру: «По-моему, они действительно смотрят там фильмы». А мы и смотрели. Мы были голодны. Мы хотели учиться — слушали музыку Бизе или изучали декорации». В довольно скором времени после этого случилось так — и это было странно, — что Валентайн появился в фильме братьев Маркс «Счастливая любовь», в которой Мэрилин предстояло говорить колкости Гручо в своей самой знаменитой сцене.

Одним из любимых парковочных мест было то, которое находилось рядом с Эннис-Хаусом в Глендовере — высоко над Лос-Анджелесом. Здание, выстроенное Фрэнком Ллойдом Райтом с использованием трапециевидных форм (как многие проекты Райта), часто называли «Храмом майя» из-за его тревожащего сходства с древними постройками Центральной Америки. Многие говорили, что здание зачаровано — у него была весьма пестрая история. И оно было напрямую связано с кинотеатром «Майя».

«Большей частью мы уживались с ней довольно хорошо. Я могу вспомнить только одну ссорусней. Она случилась по поводу того длинного белого шарфа времен Второй мировой войны, который был у меня с 1943 года. Мы не могли его найти, и я был уверен, что она куда-то его запрятала и не хочет мне отдавать. Я стал необоснованно придираться, а она разозлилась. Я перетряс каждую коробку в багажнике ее машины. В конце концов мы нашли его — он был засунут в глубину постели, в самый низ. Я до сих пор подозреваю, что она хотела забрать его. А я был молод и не понимал многих вещей — я не понимал тогда, как женщины иногда хотят сохранить такого рода сувениры.