Газета День Литературы - Газета День Литературы # 107 (2005 7) Страница 12

А из этого следует, что послереволюционному периоду утверждения новых ценностей неизбежно предшествует революционный период отвержения старых ценностей, что на самом деле нередко становится периодом отвержения всяких ценностей вообще. Свидетелями чему мы все были.

Ситуация ценностного нигилизма, как нам думается, в полной мере еще не исчерпала себя, однако уже сегодня можно говорить о том, что новая ценностная парадигма начинает формироваться. И инициатором этого процесса выступает, как того и следовало ожидать, государство.

И здесь, мы полагаем, было бы очень полезно постараться выработать единый подход к пониманию проблемы воспитания подрастающего поколения. Любое государство, призванное осуществлять политическое, экономическое и культурное самостояние того или иного народа, рано или поздно приходит к необходимости формирования четкой и совершенно определенной воспитательной политики, обращенной к будущим гражданам этого государства. Что в самой непосредственной мере относится к России с ее тысячелетним цивилизационным опытом. И было бы в высшей степени неразумно не учитывать этого опыта. Обратимся к нему.

ВЕЛИКАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Уникальность российской цивилизации, пожалуй, как ни в чем другом выразилась в ее литературоцентричности. Собственно, уже с первых шагов древнерусской государственности, с крещения Руси и зарождения азов книжной премудрости, статус написанного слова в нашей культуре пребывал неизменно высоким. Это нашло свое отражение в известной поговорке: "Что написано пером — не вырубишь топором!"

Понятно, что в первую очередь такой высокий статус письменного слова для наших предков был связан с его сакральным значением: в разряд записанных текстов попадали в основном только богослужебные тексты, а также жития святых и душеполезное чтение на каждый день. И это — относится к родовым особенностям российской цивилизации как цивилизации христианской, начиная с Х-го века и вплоть до ХХ-го именно так, то есть как христианская цивилизация, себя и позиционировавшей. Христианство было доминантой культурно-исторической преемственности Владимирского княжества по отношению к Киевской Руси, затем — Московского царства по отношению к Руси Владимирской и наконец — Российской империи по отношению к древней и средневековой Руси-России в целом. Как мы можем заметить, менялись центры силы (Киев, Владимир, Москва, Санкт-Петербург); формы организации государственности: княжество, царство, империя; правящие династии (Рюриковичи, Романовы) — однако именно христианская веропреемственность оставалась неизменной и определяющей. Что в свою очередь поддерживало и сохраняло высокий статус письменного слова в российском обществе неизменным.

Светская литература Петровской Руси, с самого момента своего возникновения, оказалась в некотором смысле заложницей этой ситуации — и, призванная развлекать, поневоле была вынуждена еще и поучать. Тем более, что ученость ее создателей (а следовательно, и строй мыслей) была совершенно очевидного христианского, церковного происхождения.

Не вдаваясь в историю средневековой и классической русской литературы, обозначу известное: даже в самые смутные для российского общества времена русская литература никогда не забывала высоких христианских идеалов и своей воспитательной роли, никогда — даже в годы нигилизма и самого что не на есть вульгарного материализма — не являлась литературой развлекательной; в самых искренних своих порывах и заблуждениях никогда не была теплохладной! Практически все без исключения великие русские писатели были искренними детьми Православной Церкви — причем не по одному лишь факту рождения, но по всей сумме внутреннего опыта (с метаниями, борениями, падениями!), по самой родовой проблематике своих произведений и исканий.

Не случайно и то, что восторженное понимание и восхищение этой особенностью российской цивилизации нашло совершенно определенное воплощение в высказываниях выдающихся западноевропейских писателей и философов. Великий немецкий писатель Томас Манн восклицал: "Святая русская литература!" Именно это ее качество подчеркивали и Рильке, и Камю, и Стефан Цвейг. Не говоря уже о такой важной для нас оценке, которую дал творчеству Достоевского (а по сути — всей классической русской литературе!) прославленный сербский святой ХХ века Иустин Попович: поистине "пророческим" назвал он служение русского писателя! Причем в устах выдающегося богослова это не было метафорой.

Но, пожалуй, самую важную для нас оценку такого явления, как Великая русская литература дал Святейший патриарх Московский и всея Руси Алексий II. На недавней встрече с руководством Союза писателей России предстоятель Русской Православной Церкви совершенно определенно сказал о том, что в годы государственного атеизма, в годы, когда деятельность Церкви жестко контролировалась государством, одна лишь классическая русская литература беспрепятственно осуществляла проповедь высоких христианских идеалов на всей территории России. И что для нас наиболее важно — осуществлялось это через школу, посредством сложившейся у нас системы среднего и высшего образования!

Признавая то, что характер образования в России (а до того в СССР) был и остается светским, было бы совершенно нелишним задуматься о тех уникальных воспитательных возможностях, которые имела и имеет в себе русская классическая литература. Оставаясь литературой светской, изучая фундаментальные проблемы и пороки современного ей человеческого общества, русская литература не сводила своих задач к одной лишь бесплодной и разрушительной критике существующего строя или образа жизни, она утверждала (и навсегда утвердила!) на своих вершинах высокие образы подлинно духовной жизни, идеалы сострадания, самоотвержения, верности долгу, патриотизма!

Поэтому более чем тревожными кажутся попытки "облегчить" современную гуманитарную составляющую обязательного обучения — в первую очередь за счет русского языка и литературы. В истории были уже попытки избавить общество от "излишнего гуманистического балласта". В Германии это закончилось фашизмом, в СССР — ГУЛАГом.

Причем, к сожалению, помимо известного революционно-либерального проекта, направленного на смешение культур и традиций, преподаванию классической русской литературы сегодня угрожает и непомерное рвение "справа". В том числе, от новообращенных ревностных поборников традиций и "чистого христианства", которые ничтоже сумняшеся взвалили на русскую литературу всю вину за нашу национальную трагедию в ХХ веке: от народнической пропаганды революционных идей до оправдания сталинизма включительно.

В свете всего сказанного выше, весьма убедительной и удачной выглядит попытка А.И.Яковлева вернуть в современное образовательное пространство традиционное для России понимание воспитательной роли литературы. Тем более, что осуществлена эта попытка в романной художественной форме, где на стыке литературы и истории повествуется о, пожалуй, самом блистательном периоде русской истории, "золотом веке" нашей культуры — ХIХ столетии!

ВЕК ФИЛАРЕТА

Святитель Филарет (Дроздов) — одна из самых ярких фигур церковной и общественно-политической жизни России девятнадцатого столетья. Из восьмидесяти пяти лет своей жизни полвека он возглавлял Московскую митрополию и по сути являлся предстоятелем Русской Православной Церкви.

Несложно будет представить, что это было за время, перечислив лишь важнейшие события, случившиеся на веку Филарета: нашествие наполеоновских полчищ и их стремительный разгром, восстание декабристов и присоединение к России Кавказа и Средней Азии, поражение в Крымской войне и отмена крепостного права, невиданный расцвет русской национальной культуры, ознаменованный именами Глинки, Пушкина, Гоголя, Достоевского, и высочайшие образцы святости, связанные с духовным подвигом Серафима Саровского и Оптинских старцев. Этот период получал в истории и литературе разные определения: николаевская империя, "золотой век русской культуры", пушкинская эпоха, синодальный период и т. д. Однако А.И.Яковлев счел необходимым в название своей книги внести некую нарочитую двусмысленность: "Век Филарета" можно прочитать, как "Жизнь Филарета", но можно увидеть здесь и принципиально новое (!) в нашей исторической и литературной традиции понимание XIX века, как века в самой полной мере связанного лишь с одним именем — Филарета Московского!

В пользу последнего предположения говорит многое: во-первых, автор сознательно удаляет жизнеописание великого архиерея от житийной традиции; во-вторых, читая повествование ("роман-хроника" назвал его сам писатель), отчетливо понимаешь, что все, буквально все важнейшие события того столетья напрямую связаны с деятельностью митрополита и, больше того, в немалой степени определялись московским святителем.