Газета День Литературы - Газета День Литературы # 57 (2001 6) Страница 13

В этот момент, когда Рогаченко мне это рассказывал, я понял, что книга моя состоится и будет иметь успех. Уже состоялась.

Рогаченко был нужен Быкову, может, и не столько как организатор турниров, а скорее как образованный человек. Рогаченко любит Милоша Формана ("мой любимый режиссер"!) читает серию "Проклятые короли", слушает нечто общее с Тихомировым, а тот — подкованный музыкально товарищ; Рогаченко рассуждает об Александре Великом и Чингисхане, он на голову выше обычного окружения Быкова, будь это даже гендиректор КрАЗа Баранцев. Быков инстинктивно тянется вверх, учится и потому удерживает возле себя Георгия. Турнир проводят успешно 30 января 2000 года. Открывается турнир с пения Надежды Бабкиной. Боксеры выбраны отличные. И те, что запечатлены навеки рядом с Анатолием Петровичем на плакате, выпущенном к турниру, Саитов и Либзяк, вскоре станут олимпийскими чемпионами. Это к тому, что не пыль в глаза был турнир, а собрали талантливых парней. Лучших. Присутствуют отборные гости. И Усс среди них, уже председатель ЗС края, и брат Черной. 3-й брат Черной должен был вручить награду боксеру из Узбекистана. Но пары поменяли без ведения Рогаченко или Быкова. Потому вручил награду кто-то другой. И 3-й брат оказался без почетной миссии. Быков наорал на Рогаченко.

Рогаченко:

"Все поехали на банкет, а я поехал собирать вещи. Там они между собой разобрались, кто виноват в подмене… Звонит человек, который сменил пару: "Георгий, ты пойми, если ты не приедешь, то в Красноярске мне не жить! Я приеду, свяжу и привезу тебя!.." Пришлось ехать".

Нас прерывают. Входит человек и сообщает, что в помещении фирмы «Сибчелендж» (где я в сентябре познакомился с Быковым) идет обыск. "Обыск, как народное гулянье, регулярное развлечение, — острит Рогаченко. — Как нету, так вроде что-то и не то".

Я, в свою очередь, рассказываю, как при обыске у одного нашего партийного пацана в Москве невозмутимый мент сказал возмущавшейся матери партийца: "Он ведь у вас революционер? Какая же революция без обыска…" Все смеемся. А за этим смехом тюремные камеры. У них сидит лидер. У нас…

Меня предупредили, что Георгию нельзя доверять «всего». Предупреждение излишнее, поскольку я давно не доверяю никому. Всего. Но частично посвящать людей в половину, в четверть, в десять процентов моих военных тайн все же приходится, иначе задачи выполнены не будут. Я думаю, его предупредили, чтобы он не доверял мне. Но Анатолий Петрович 26 сентября в его присутствии дал добро на книгу.

Рогаченко:

"Анатолий Петрович — историческая личность! Ведь он как свою избирательную кампанию в ЗС проводил — всё против правил! Поехал в Тюхту, ему советовали: надо на «уазике», скромно, они там зарплату месяцами не получают… Он говорит: "Прикидываться не буду! Я тоже такой, как они, был". И ввалился в Тюхту на джип-мерседесе плюс охрана на зверских машинах. Народ навалил, люди бежали, как на спасителя, поглядеть. 75 % проголосовали «за». В первом туре сразу победил. Поехали в район, один глава — наш, другой — не наш. "Едем к ненашему!" Приехали: "Что ж ты не наливаешь?" — покорил человека, стал наш".

Первые недели две-три мы с Георгием перезванивались чуть ли не ежедневно. Потом я заметил, что он не пускает меня к Марине Быковой. Ведь он должен был познакомить, он четко обещал в первый день, а потом нахально заявил, что не обещал. Быков не поменял своего слова: о нем все говорят как о человеке, который если дал слово, то держит. Значит, меня тормозят здесь. Я попытался обойти преграду через Блинова, через Телятникова… Но первый заболел, потом я уехал на десяток дней, а Блинова отравили крысиным ядом. Что до Телятникова, то он был непробиваем. Георгий же перестал звонить вообще. Постепенно усиливалось ощущение того, что Рогаченко (да и другие тоже) все больше мне не доверяет. Что, возможно, ему доносят обо мне какие-то слухи враждебного содержания. Последняя капля плюхнулась числа 16 или 17 ноября. Я позвонил Рогаченко: "Георгий, хотелось бы…" Он прервал меня: "Эдуард, можно я вам перезвоню через 5 минут?" И не перезвонил через пять дней… И через десять.

Я работал. Опрашивал людей и писал первые главы книги. Стал встречаться уже совсем не с быковцами, — с политической элитой Красноярска, с газетчиками. И с ментами. Мне нужна была информация. И раз Георгий мне ее не давал, я должен был взять ее в другом месте. Правда, с женой, сестрой и братом Быкова могли меня познакомить только его люди. Менты не могли. Менты, кстати, отзывались о Быкове не так уж и плохо. Хорошо даже. Особенно те, кого не уволили или уволили не в связи с Быковым.

17 ноября наши ребята захватили башню собора Святого Петра в Риге. Продержали ее два часа, пока не прибыл на место посол РФ Удальцов. Национал-большевики требовали освобождения Фарбтуха, Савенко, прекращения дела против Кононова и всех стариков-партизан, томящихся в тюрьмах Латвии: освобождения 20 национал-большевиков, задержанных в Даугавпилсе, четверых — арестованных в поезде Санкт-Петербург-Калининград при переходе границы и двоих — арестованных в Риге. Несмотря на цензуру, существующую по отношению к Национал-большевистской партии, несколько российских телеканалов транслировали эту историю, об этом писали все центральные газеты. Я подумал, что, возможно, Георгий отдалился от меня, боясь, что близость к лидеру национал-большевиков, ко мне, повредит делу Быкова.

В конце ноября меня отвели на вокзал, где я сел в поезд "Красноярск-Новосибирск. Другой провожающий, незнакомый мне, я его не приглашал, задумчивый молодой человек в шапке цвета кедрового ореха и со светлым тупым ликом милицейского ангела, дождался у моего вагона, когда тронется поезд, и только после этого стал удовлетворенно подыматься по заснеженным ступеням железнодорожного моста. За мной наблюдали. Через пару дней при выезде из города Барнаула «уазик», в котором я ехал с попутчиками, остановили и тщательно, с понятыми, обыскали. Представитель УГРО (так он отрекомендовался), веселый блатной парень в кожаном пальто и большой шапке, и бледный, злой молодой человек в светлой куртке — явный служитель ссучившегося ведомства, прикрывающегося светлым именем революционера Ф.Э. Дзержинского, — эти двое командовали обычными хмурыми ментами с автоматами. "Операция "Вихрь-антитеррор"!" — облегченно оправдался угрозовец, когда они не нашли у меня оружия. "Это с понятыми-то?" — заметил я. Было ясно, что за мной установили постоянное наблюдение. Было неясно только — в связи с Быковым ("Криминалитет смыкается с национал-экстремистами!" — так и вижу я заголовки наших самых честных в мире газет) или в связи с активизацией Национал-большевистской партии в странах СНГ?

Отрывок из книги

Татьяна Глушкова СТИХИ ИЗ ПОСЛЕДНЕЙ КНИГИ

1877 год

Пусть тетрадка выпала из рук —

рано ты ликуешь, преисподня!

"Я трудом смягчаю свой недуг", —

начертает он еще сегодня……

Он споет нам «Баюшки-баю»,

слыша голос матери усопшей, —

песню предпоследнюю свою

выпуская из руки иссохшей.

Он споет, как мельниц жернова

хрустко перемалывают кости,

сыпля не мучицу, но слова, —

золотом наполненные горсти!..

Скажет, что, увы, на костылях

в этот раз к нему явилась Муза,

как к тому, кто век свой в бобылях

прожил, сам себе теперь обуза.

Сжалилась? Печали утолить

прибрела?.. В широкой мгле рассвета

горбится…… Но как же — позабыть

в вечность уходящего поэта?

Радости не много принесла

в темном, поистрепанном подоле.

Тоже, впрочем, жертва ремесла:

хворь — не хворь, а точно баба — в поле!

Он смутится: ведь читатель-друг

не поверит, что его работа

втайне от беснующихся мук

длится год, и год, и вновь полгода…

Только тень осталась от него.

А от жизни — считанные миги.

"Пододвинь перо, бумагу, книги!" —

жарко просит друга своего.

Господи, откуда ж эта страсть

в трижды обреченном человеке —