Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6463 ( № 20 2014) Страница 14

МЕМУАРЫ

Алан Милн.  Слишком поздно. – М.: АСТ, 2014. – 348 с. – (Серия: «Англия. Классика. ХХ век»). – 2000 экз.

Все знают Алана Милна с детства как автора, сочинившего медвежонка Винни-Пуха и его друзей. А ведь до выхода в свет книг о Винни-Пухе Милн уже был довольно известным драматургом. Однако бешеный успех книг о Винни, которые были переведены на двенадцать языков и разошлись в количестве около пятнадцати миллионов экземпляров, затмил всё остальное, написанное Милном: детективный роман «Тайна красного дома» (1922), романы «Двое» (1931) и «Хлое Марр» (1946), эссе, пьесы и автобиографическую книгу «Слишком поздно» (1939). Это остроумная и необыкновенно честная книга. Писатель создал произведение, близкое, скорее, к художественной, нежели к мемуарной прозе, с великолепно прописанной атмосферой удивительной «хроники утраченного времени» поздневикторианской и эдвардианской Англии, с множеством забавных и печальных приключений в Вестминстерской школе и Кембриджском университете. Читателю предстоит оказаться также среди военных разведчиков и журналистов послевоенного времени.

ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Радий Погодин. Кешка и его друзья. – М.: ЭНИАС-КНИГА, 2014. – 144 с.: ил.– 4000 экз.

В   жизни – не только в мелочах, но и в чём-то главном – не всё получается так, как хочется. Мальчик Кешка поймёт это рано. У него хорошая, добрая мама, много верных друзей – но жизнь всё равно складывается непросто. Зато сам Кешка – смышлёный и храбрый, добрый мальчик. Он напоминает, скорее, героев Пантелеева и Гайдара, чем Драгунского или Носова. Книга Радия Погодина – незатейливая, написанная ясно, просто, и даже, кажется, не очень эмоционально. Но это не так. Просто таков уж Кешка: не выставляет напоказ свои чувства. Про него не подумаешь: «Всё будет хорошо» – но в том, что этот мальчик вырастет хорошим человеком, нет сомнений. А пока он маленький, стойкий мужичок лет десяти. Читателям-подросткам эту книгу, пожалуй, не посоветуешь – но детям лет до десяти она вполне может понравиться: никакой зауми, мягкий юмор, простые, но не надуманные сюжеты, симпатичный главный герой. Он, конечно, живёт ещё в прошлом веке, но это же не значит, что современные дети не могут ему сопереживать.

Сентябрь начинается в мае

Проект "Волошинский сентябрь" приглашает дизайнеров и художников к совместной работе над обложкой будущего журнала. Организаторы будут благодарны за приглашения к участию ваших друзей и знакомых, среди которых наверняка есть художники, и за репосты в тематических группах соцсетей.

Призовой фонд - 10 000 руб.

Приём работ осуществляется по 25 мая 2014 года включительно.

Подробности на сайте: http://www.voloshin-fest.ru/index/0-66

Теги: книга , торговля , издательство , премия

Напуганный романтик

Кадр из фильма

В российском прокате появилась британская трагикомедия Ричарда Айоади "Двойник (The Double)", снятая в 2013 году по мотивам одноимённой повести Ф.М. Достоевского. 

С означенным жанром трудно согласиться, но люди, обычно снимающие фильмы ужасов, имеют своеобразное чувство юмора[?]

Скорее, это психологический триллер. И есть пара моментов, вызывающих смех в зале, чего явно недостаточно для того, чтобы отнести этот фильм к комедии хоть как-нибудь. Режиссёр Ричард Айоади также выступил соавтором сценария с Эви Корин и (не пугайтесь!) с Фёдором Достоевским (прямо так в титрах и значится). От Фёдора Михайловича, впрочем, взята только преамбула повести, и думается, исключительно для весу: знаменитый на весь мир бренд стоит в титрах картины начинающего автора. Айоади говорит: «Я не думаю, что есть строгое разделение смешного и дискомфортного. Эта повесть о том, как сходят с ума, но это одновременно и смешно, и напыщенно, и глупо. Мне нравится видеть вещи в таком свете». В работе над «Двойником» его вдохновили «Альфавиль» Годара, «Голова-ластик» Линча (оба фильма он определяет как «очень смешные»), меланхоличный юмор Роя Андерссона и Аки Каурисмяки.

У «Двойника» Достоевского также были предшественники в литературе романтизма: «Песочный человек» Гофмана, «Уединённый домик на Васильевском», повесть В. Титова, приписываемая Пушкину, «Шинель» и «Нос» Гоголя. В Анг­лии тема разрабатывалась в «Исповеди оправданного грешника» Хогга (1824), По («Вильям Вильсон»), Диккенсом («Повесть о двух городах»), Фаню («Зелёный чай») и Стивенсоном («Хозяин Баллантрэ», «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» - здесь раздвоенность впервые получила псевдонаучную трактовку). Примечательно, что в психоанализе феномен впервые истолкован лишь сто лет назад, в 1914 году, в работе «Двойник», написанной учеником З. Фрейда Отто Ранком, (опубликован труд только в 1925-м), а сам учитель фактически был вторым («Жуткое», 1919). В XX веке двойники фигурировали как в западной литературе («Лик», «Отчаяние», «Бледное пламя», «Соглядатай» В. Набокова, «Тема предателя и героя» Х.Л. Борхеса), так и в русской («В зеркале» В. Брюсова, «Рассказ № 2» и «Петербург» А. Белого). В советской литературе наиболее ярким произведением на данную тему стала пьеса Е. Шварца «Тень», но это и лейтмотив «Дракона». Так повелось, что страдают от двойничества чаще лица мужского пола, хотя одной из первых в европейской литературе появилась Джеральдина из поэмы Кольриджа «Кристабель» (1797).

Достоевский издал «Двойника» сначала в 1846-м, а потом, многое сократив, переиздал в 1866-м, добиваясь сложнодостижимого эффекта. До конца не должно быть понятно: кажется герою всё это или так оно и есть на самом деле; это порождение шизофренического сознания или вмешательство параллельного мира?.. Герой будто бы экзистенциально раздваивается, при этом возникают две реальности, глядящие друг на друга, как в кривое зеркало. Однако Достоевский принципиально сделал антигероя не иллюзорным, а во плоти, с должностью, вступающим в различные отношения с окружающими людьми – свидетелями его существования. Двойник господина Голядкина работает в том же департаменте и, настойчиво демонстрируя противоположные черты характера, добиваясь всеобщего признания, постепенно вымещает первого из его жизни. Но имеет он те же имя-фамилию! Отсюда – вся фантасмагоричность сюжета и сложность его восприятия. И в этом ключевом посыле фильм активно отступает от повести Достоевского, ломая основной её стержень, взамен предлагая другой.

Учитывая притягательность задумки не просто экранизировать, но перенести в современные условия быта и офиса историю Достоевского, фильм совершенно не склеивается в какую бы то ни было логическую реальность. И, наверное, это его самое главное достоинство, полностью отвечающее идее писателя. Вероятно, для удобства публики двойник Саймона, «позаимствовав» внешность и место работы, имеет своё собственное имя – Джеймс. Он гораздо моложе Голядкина, но также показывает противоположный герою характер и с лёгкостью всего добивается, в том числе и благосклонность женского пола, чем, разумеется, коварно злоупотребляет. Обе роли превосходно исполнил Джесси Айзенберг («Иллюзия обмана», «Социальная сеть», «Добро пожаловать в Зомбилэнд», «Парк культуры и отдыха»), который полярно перевоплощается, даже не прилагая к тому, как кажется, особых усилий. Актёр так говорит о своих героях: «Саймон не беспомощен и не несчастен в традиционном понимании, он эмоционально перегружен и неопытен, а Джеймс – не злодей и не преступник, он очаровательный и способный. Реакция Саймона на мир наигранна, неестественна, поэтому он живёт в таком мрачном мире. Джеймс живёт в этом же мире, но для него это утопия»…

На каком-то этапе происходит деление клетки на две равные противоположно заряженные частицы – на антагониста и протагониста. Тёмная сторона личности, скрытое и негативное, желает выйти наружу и действовать как самостоятельное начало. А чтобы прежде втереться в доверие к своей первичной субстанции, донору-жертве, второе «я» принимает её же внешность – кому ж доверять в этом мире, если не себе самому? И когда к Саймону приходит прозрение, он пытается всех убедить в том, что любимчик общества Джеймс – фальшивка: он не может существовать, потому что не должен! Конечно, никто не верит, и уже Саймон говорит какие-то ассоциативные формулы: «Я, как Пиноккио, милый деревянный мальчик – ненастоящий»; «Меня словно нет в моём теле. Можно сквозь меня стены потрогать».

Видно, не хватило авторам одного «мастодонта» Достоевского, раз они, замесив на его повести тесто своего пирога, добавляют в качестве ингредиентов итальянскую сказку Карло Коллоди (о превращении деревянной куклы в настоящего мальчика), «Человека-невидимку» Герберта Уэллса (о превращении простого смертного в сверхчеловека) и не артикулированные, но присутствующие идейно и атмосферно «Процесс» (с его без вины виноватыми и длинными коридорами в никуда) и «Превращение» (с обречённостью добра становится злом, а красоты – уродством) Франца Кафки. Накручивание лишних аллюзий призывает зрителя во время просмотра то разгадывать ребусы (а ну-ка, откуда взят данный контекст?), то искать выход из лабиринта (а знаком ли вам данный нами культурологический аспект?), а то и попытаться уловить в мрачных событиях «тонкий английский юмор» (а вы вообще-то знакомы с абсурдизмом?). Весёлая игра авторов со зрителем в «узнавайку» перемежается провокационным заигрыванием Джеймса с Саймоном: погляди, как беспринципно я всё это делаю, а тебе, мой дружочек, совсем слабо или поднатужишься?.. Вот таким напыщенным образом достигается вожделенная странность этого фильма.