Автор неизвестен - Журнал День и ночь Страница 15

Вот у кого тоже художникам современным ещё учиться нужно. И учатся же! Сколько тихого сияния вижу на многих полотнах у тех, кто не на потребу кошельку тугому пишет, а старается не изменять миру своему душевному и таланту. Им, таким-то вот художникам, тоже сейчас ох как трудно настоящее-то писать — кормиться было бы на что.

Да, вот что найдёшь у настоящих-то старообрядцев — очень сильные и чистые истоки просветительской и всяческой другой духовной деятельности. Но, как народ говорит, чего не поищешь, того и не сыщешь! Ищите же, люди, такое-то здоровое во всём!

Меня когда-то отчасти знакомство с историей старообрядчества и привело к убеждению, за которое меня уж били и надо мной куражилась недалёконькая критика: это хорошо, что декабристы в своё время потерпели поражение. Потерпев поражение, они очень много чего делали и сделали для Отечества, особенно для Сибири. Если бы они победили в ту пору, то раздрай в стране был бы ещё хуже, чем у нас сейчас. России, может быть, не существовало бы уже давным-давно. Пестель, Трубецкой и другие — они могли пользоваться вилкой, салфеткой, ножом за готовым-то столом очень хорошо. Но вот возьмём судьбу Трубецкого. Этот офицер, причём не русский офицер, благополучный и вообще пряником кормленый, тоже пошёл в Сибирь. А у них, декабристов, идеи никакой ясной не было, народ за ними не пошёл бы, и они с народом не пошли бы, декабристы, а просто великую — нет, невероятную! — смуту устроили бы, свалку бы несусветную устроили, и Россия, возможно, уже давно бы на княжества разбилась. Бог знает, что было бы: вот то же самое, что сейчас происходит. А чего сейчас нам не хватает — не хватает объединяющей силы, и слова тут мало.

Но верю, что силы — найдутся.

Верю, что лучшие люди России, в том числе и такие люди, как старообрядцы, да люди, ими воспитанные, будут, в конце концов, помогать спасать нас, наш придавленный народ, разлагающееся государство.

...Вернёмся к старообрядческому местечку Александрову. В одночасье сгорела там изба. Восьмеро детей остались без крова. Миша Перевозчиков, жив ещё был, через краевую газету «Красноярский рабочий» обратился от имени погорельца: помогите, люди добрые, чем можете. Я тоже собрал мешок, зашил, отправил,- кстати говоря, дошло по адресу. Ну, погорелец вскоре всех через газету поблагодарил, а потом сказал: спасибо всем, кто помог, не надо больше помогать. Лес, сказал, уже заготовили для новой избы, паства собралась, избу поставила, детям кто-то чего-то подарил, а дальше, мол, это дело рук Божьих и моих. Сейчас у него, бывшего погорельца, знаю, всё в порядке, живёт нормально.

А вот другой пример. Ниже Енисейска в ста километрах бежит речка Кий. Запустили мы там как-то тоню, и есть там такая рыбка — тагунок, сейчас она, правда, редкая стала, только в затонах у Туруханска и Енисейска ещё водится, и эти места люди, конечно, знают, рыболоводческие бригады там стоят. Так вот, кийскую тоню бросили люди, а мы всё равно заехали туда прошлым летом и порыбачили.

Ночная рыбалка — трудная рыбалка, но что же интересней может быть! ..

Рыбка стоит в устье реки и ждёт, пока скатятся хариус и ленок, после сама заходит туда и вымётывает икру. Так она поступает потому, что иначе хариус и ленок её икру просто съедят.

Да, так вот, несколько лет подряд сюда рыбачить мы заходили, и никого рядом не было, не видали, а прошлым летом, смотрим, стоят три избы, баня, навес. Люди.

Спрашиваю — кто? Старообрядцы, отвечают, с Бирюсы.

Пришлось им перебираться сюда с Бирюсы. Всё у них там было, на Бирюсе: и посёлок, и пасека, но.

Сначала кто-то устроил пожар, зажгли на пасеке омшаник. Люди кинулись тушить пасеку, а в это время им сожгли посёлок. Четыре года после этого они восстанавливались и уж начали оживать — как поплыла по реке возле них мёртвая рыба. Где-то там, в верховьях поставили, значит, такую химию, что после этого ни им там, ни рыбе не выжить было. Вот и решили переселиться на Кий.

Место выбрали хорошее. Однако.

Мужики, говорю, место-то вы умеете выбирать, и это замечательное место, лес рядом и по самой реке много всего — ягод и всякой благодати, и охота здесь должна быть хорошая, места нетронутые почти, и эта тоня тагуновая, и красная рыба на той стороне водится. А давно ли вы переселились сюда и сколько вас?

Четверо, отвечают, да стряпка. И за какое же время вы всё это поделали, спрашиваю, и сенокос провели, и баню с сараем поставили, и избу успели построить?..

Оказалось, за две недели. Вчетвером. Вот, говорю, мужики, вас бы заставить коммунизм-то строить, так вы бы давно его построили. Да будь он проклят, говорят, не надо его нам, ведь как при Советах преследовали нас — так до сих пор преследование это не кончилось ещё. Никому, говорят, не мешаем, но до сих пор не принимают нас. Принимают тех только, кто сам начинает жить так, как те, кто их и преследовал. Вот и здесь, говорят, собаку уже украли.

Не знаю, как они приживутся там, на Кие. Ведь действительно старообрядцам не дают жить до сих пор. Случалось в войну: их посёлки с самолётов, вот как в Ярцевском районе было, обливали керосином, соляркой и сжигали, потому что люди эти против войны, они не давали рекрутов. В 1945-м на каком-то своём собрании старообрядцы решили всё же рекрутов давать, но всё равно преследования продолжались. И до того власти тогдашние допреследовались, дорасстреливались, что уж далеко после войны выявилась такая жутчайшая история.

Делали аэросъёмку на каком-то притоке Нижней Тунгуски. Лётчики обратили внимание на то, что внизу — странным образом наклонённые кедры, а это могучие деревья. Что их могло наклонить? Так вот, обнаружили целый лес таких кедров, начавших сверху желтеть. С чего бы это?

Решили сесть, выяснить — с чего. И обнаружили... целое селение в землянках, вырытых под корнями кедров.

...Бежали когда-то старообрядцы от бесконечных преследований, добрались сюда, избы побоялись уж ставить и вот подкапывались к корням поближе, чтобы сверху никто не разглядел их посёлок. И прожили таким-то вот земляным способом десятилетия. Но началось уже у них кровосмешение, чего старообрядцы страшно боятся. Даже что в землю сеяли — семена злаков, которые при любой беде старообрядцы с собой носят, — и то уже начало вырождаться.

Разве не обязаны мы, ныне живущие, задуматься о первопричинах такого вот подкорневого житья и последующих мытарств инакомыслящих людей в наши-то времена.

Та экспедиция, конечно, не оставила таёжных робинзонов под корнями. Вышли они оттуда уж в такое время, когда стало возможно заниматься и фермерством. Ну и поселились у Ворогова, на острове. Развели скот, вырастили свиней — а у них мясо не принимают. Как в прежние годы. Принимать-то не принимают, а вот ночью кто-нибудь возьмёт да и пристанет к острову, да свинки две и зарежет. Хотя всего-то две маленьких семьи от того подкорневого братства осталось к тому времени.

Не знаю, к сожалению, какова сейчас их судьба. Проезжал как-то мимо того острова — вроде есть там какие-то строения. Значит, жизнь теплится. Каким образом теплится — а каким властям это интересно?. .

А мы сейчас как живём? Живём при той смуте, которою и не мог не обернуться весь рабский тоталитаризм, пережитый народом российским. Разве не смута то, что происходит в государстве? Смута великая. Смутное время. Если мы по-коммунистически — под штыком — маленько что-то наладили, то теперь, когда штык убрали, просто доказали всему миру, что не можем пока что жить свободно, хотя и стремились к этому. Это, как кто-то правильно сказал, — это та же бритва в руках ребёнка: любое неосторожное движение — и обрезался. Свободу мы восприняли как-то очень своеобразно: мол, свобода — это всё дозволено, это разгильдяйство, раздолбайство, воровство и откровенное бандитство. Появилась безработица. И люди говорят: тогда, при Советах хоть мало с радостью-то работали, но всё же сколько-то получали. И многие уже обратно в те Советы хотели бы вернуться, пусть там и дорогая будет та дешёвая колбаса, пусть кому она доступная будет, а кому не доступная, хотя половина граждан той колбасы не видывала и не едывала, — но уж хоть покой будет, какая-то уверенность в завтрашнем дне.

Вот такая вот перестройка ты наша! А ведь до края-то ещё мы не дошли. Вот-вот власть захватят, объединившись в банду, силы, о которых предупреждал Лесков сто с лишним лет назад, сказав: «Проклятое государство, в котором объединяются только силы зла».

Возьмём нашу Советскую эпоху «принудительного оптимизма», как хорошо её кто-то назвал. Так вот, они обязательно постараются объединиться снова, силы зла, и даже, может быть, вернутся, как Наполеон, на 200-300 дней назад, в прошлое. Но они никогда и ничего не смогут уже сделать. Они и с тем-то, оставленным к семнадцатому году почти в порядке Российским государством смогли сделать лишь одно: уничтожить крестьянство, без которого нельзя выжить. Не может человек без крестьянина, без хлеба существовать, не научился этому — без земли, без хлеба. Они устраивали и устраивают только свалки, а когда приходит поражение, они его не признают, это не те люди. Они даже сейчас не признают поражения своего — нам, дескать, не в чем каяться, это демократы довели до сегодняшней разрухи за несколько лет.