Газета Завтра Газета - Газета Завтра 309 (44 1999) Страница 15

Но — удивительное дело, апологеты рынка и "открытого общества" вовсе не считают себя победителями. Для них, все просчитавших и спрогнозировавших, очевидна эта страшная истина: Красный Вождь не ушел из истории. Он нависает над XXI веком — призраком новой Революции, которая сметет "золотой миллион" — планетарный класс капиталистов-рабовладельцев. Он — дух революции, эфирный великан, стоящий над планетарной твердью, зовущий на бой таких, как Мао и Че Гевара. Сегодня Ленин снова стоит на пороге истории, держа чуть приоткрытой дверь в новый, неизведанный мир. Как вестник, герольд, как посланник Красного Рая, уже несколько тысяч лет назад запланированного в планетарном сценарии истории, как символ все еще возможного "красного финала" истории. Мировая миссия вождя русской революции еще не свершилась; ибо он — тот самый краеугольный камень Революции, который дает ей высший смысл и лежащую за горизонтом человеческой истории цель.

СПРОСИМ СЕБЯ: чем была бы русская революция без Ленина? Возможно — стихийным, бессмысленным бунтом, закончившимся параличом русской государственности, дезорганизацией, хаосом и полувековой смутой. Или спонтанной вспышкой народного возмущения, которая привела бы к падению монархии и воцарению Керенских, Милюковых и Деникиных, превыше всего ставивших "верность Антанте" — альянсу ведущих западных держав. Или, быть может, Россию ждали раздел на "сферы влияния" между победившими в Первой мировой войне "четырнадцатью державами" и установление на русских землях колониальной администрации. Все эти варианты были летом 1917 года более чем реальны. Россия вполне могла повторить судьбу Китая, где после падения династии Цин сорок лет шла гражданская война, а три четверти территории страны было оккупировано империалистической Японией. Шансов на то, чтобы отстоять независимость страны под лозунгом сохранения "единой, великой и неделимой", практически не было. Впервые за триста лет, со времени польского нашествия 1612 года, над Россией нависла угроза утраты государственного суверенитета, потери независимости. В этой ситуации прежняя "традиционная" Россия, ослабленная анархией и декадансом, была обречена на поражение. Выиграть схватку с Антантой могла лишь принципиально "новая страна", вдохновленная невиданной в человеческой истории сверхзадачей. Встав во главе нового Советского государства, Ленин видел ситуацию в "ином масштабе" — он думал не о том, как договориться с американцами, англичанами и французами, жаждавшими "наказать" Россию за "несоблюдение союзнических обязательств", — для человека, привыкшего мыслить масштабами континентов и исторических эпох, это было бы слишком мелко и непродуктивно. Перед мысленным взором Вождя рисовалась панорама мировой эсхатологической войны за Красный Миллениум, которая должна была завершиться в Берлине, Париже и Нью-Йорке. И новая армия, собранная им под красные знамена, была движима этой удивительной мистической сверхзадачей, давшей силы русскому народу совершить невозможное. Вторгшиеся в Россию полчища Антанты и их союзники, генерал-либералы, были разгромлены. Красные батальоны столкнули в небытие американские, французские, британские, польские, чешские экспедиционные корпуса, уже тогда пытавшиеся четвертовать Россию, порезать ее на части и кинуть в пасть людоедскому молоху мировой олигархии. Русский народ под командованием Ленина выиграл великую освободительную войну, по своему историческому значению не уступавшую Великой Отечественной.

В 1918-1921 годах, перед лицом нашествия предшественников современных натовских "миротворцев", Ленин действовал так, как должен действовать русский национальный герой.

Подобно Сталину, остановившему под Москвой колониальные орды Запада в 1941 году, Ленин воплощал в себе архетип национального вождя, которого избирают Высшие силы в самые тяжелые для России часы, когда на карту поставлено все — и прошлое, и настоящее, и будущее. Таинственным образом сила такого вождя заключена в его мистической связи с народом, когда вождь и народ предстают двумя неразделимыми частями той несокрушимой силы, которая способна сокрушить на своем пути все, что враждебно России. В случае Ленина эта закономерность проявляется предельно отчетливо — в Женеве и Париже лидер большевиков был всего лишь левым интеллектуалом, теоретиком, радикалом, политическим эмигрантом, стоящим во главе небольшой революционной секты. Вернувшись в Россию и воссоединившись с почвенной евразийской энергетикой, с бурлящей народной стихией, он за считанные недели преобразился в Красного Вождя, действующего в унисон с чаяниями ста миллионов русских людей. Клокочущая мощь этой силы обратила в пепел брошенные на завоевание России легионы Антанты в 1918-1921 годах; благодаря ей же 25 лет спустя другая "интервенция" армий Запада захлебнулась под Сталинградом.

ПО ХАРАКТЕРУ СВОЕЙ МИССИИ в национальной истории он стоит в одном ряду со Святославом, Александром Невским, Мининым и Пожарским. То, что Ленин не принадлежал к числу православных христиан, не должно смущать или вводить в заблуждение: провидение избирает для своих целей тех, кого хочет, и пути небесных предначертаний никогда не могут быть постигнуты человеческим разумением. Ведь и киевский князь Святослав, избавивший славян от чужеземного ярма, был язычником и враждовал с христианами, однако без его подвигов была бы немыслима тысячелетняя Святая Русь.

Однако миссия Ленина имела и другой, вселенский, планетарный масштаб. Ленин был одним из тех, кто дерзнул взять на себя ответственность за судьбу всего мира. Оба его детища — СССР, которому суждено стать первой в истории русской глобальной сверхдержавой, и Коминтерн, задуманный как мировой фронт профессиональных революционеров, планетарный аналог ленинского большевистского ордена, — были призваны служить одной цели: освобождению всех обездоленных и угнетенных, вселенскому воплощению высшей правды и высшей справедливости. Эта вселенская задача по самой своей природе носила религиозный характер, перекликаясь с социальными идеалами Евангелий, Посланий Апостолов и проповедей св. Иоанна Златоуста, с мистическими чаяниями нескольких десятков миллионов русских людей, находившихся в "духовном подполье", принадлежа к многочисленным течениям "народного христианства".

Сознавал ли Ленин это глубинное сходство? По большому счету, сегодня тот или иной ответ на этот вопрос не имеет принципиального значения. Конечно, на уровне поверхностных пластов своего сознания Ленин мог быть атеистом, мог отрицать примат Духа над Материей, мог не замечать, Кто является Высшим Источником и Вдохновителем тех идеалов, в которые он верил. Однако со времен психологических открытий Юнга известно, что природа сил, лежащих в сокровенной глубине души и направляющих деяния и подвиги выдающихся исторических личностей, может быть и не осознана ими до конца. Пламя, горящее в душе героя, художника, гения, может вести его к неведомой и далекой цели.

И даже если сам Ленин не вполне понимал религиозный характер своей миссии, ее ощущали и продолжают ощущать миллионы людей в самых разных точках земного шара. То, что в свое время индийские борцы с колониализмом провозгласили Ленина — махатмой, а китайские крестьяне и поныне поклоняются образам Ленина и Мао как "божественным посланникам", — не случайность и не исторический курьез. За этим просвечивает смутное ощущение того, за делом Ленина стояла непреходящая Истина, которая еще ждет своего воплощения в конце времен. Тогда ей не будет нужды скрывать свои подлинные имена, впервые прозвучавшие две тысячи лет назад, и новые пророки Революции провозгласят наступление того, что ждали сотни поколений лучших людей, живших на Земле. Возвестят начало Царства Небесного, Нового Иерусалима, Божьего Града.

Александр Сергеев МИСТИЧЕСКИЙ СТАЛИНИЗМ

ПРИШЕСТВИЕ СТАЛИНА было великой тайной умирающей Империи, каким-то чудом успевшие на излете своей многовековой судьбы найти невозможное, парадоксальное, выходящее за рамки человеческого понимания продолжение. Наследник русских царей явился с отдаленной кавказской окраины, материализовался из персти и праха, поднялся с самых низов архаичного общества. Словно сбылось евангельское пророчество о последних, которых станут первыми. Возможно, впрочем, что с позиций особой, высшей, сверхисторической логики — не могло быть иначе.

Сметающий все преграды сверхмощный импульс не мог прийти из превратившихся в политическую рухлядь, наполовину сгнивших имперских центров, из помешанных на упадочной эстетике декаданса столиц. Вихри невиданных, новых энергий ворвались в русскую историю неожиданно и властно, как бы неоткуда, чтобы создать нечто, чего прежде не было на земле.