Евгений Стригин - Человек, похожий на генерального прокурора, или Любви все возрасты покорны Страница 16

«Глубокой ночью, 20 июня, на частном телеканале НТВ была прервана развлекательная программа и задыхавшийся от волнения ведущий политических программ сообщил полуночникам, что в стране произошёл очередной переворот.[171] И уже есть первые жертвы — это мало кому известные Евстафьев и, томящиеся в застенках Белого дома.

Эта версия была придумана в ту же ночь, с 19 на 20 июня, в особняке «Логоваза». Там заседали,,,,,, и деятели поменьше…

Телезрители, разумеется, ничего не поняли. В Москве светало, запели птицы. Признаков обещанного переворота не наблюдалось. Генерал, пару дней назад назначенный секретарём Совета безопасности, не мог дать журналистам внятного комментария по поводу ночных заявлений».[172]

Это, по словам самого героя скандала —, который уже успел к моменту откровения подружиться с. На самом деле, свежеиспечённый секретарь Совета безопасности промямлил по сути (и прорычал по форме), что все попытки переворота будут пресечены самым жёстким образом, т.е. произнёс банальную фразу, которая ничего не объясняла: кто, что и когда. Председатель Совета безопасности просто не знал, что нужно сказать и что вообще произошло.[173] Это расстиражировали по СМИ как поддержку «борцов» против нового ГКЧП.[174]

Ж. Касьяненко писала: «Как и все, что делается наспех, выглядит забавно и неуклюже попытки ельцинской команды, да и самого, сделать хорошую мину при очень плохой игре. Особенно, по-моему, вляпался. Так сказать, боевое крещение. С его-то командирскими свойствами в иной политической системе координат цены бы не было. А так ведь — заиграют, передавая из рук в руки: от Бергмана в Тирасполе к и Караулову, от них далее везде, вплоть до Кремля. А там — свои правила, своя игра, свои партии и подводные течения, которые то одного, то другого выбрасывают на рифы».[175]

Похоже, противники группы,, понимали, что они не особенно популярны в глазах народа и вовсю прикрывались именем, надеясь компенсировать его популярностью свою непопулярность. Например, сказал, что два генерала-безопасника испугались «усиления влияния».[176]

Имя генерала-десантника использовалось на полную катушку. «… применил против новаторский приём, использующий профессиональные рефлексы как дебютанта кремлёвских подковерных игр».[177]

Очень скоро сложилось мнение в значимости позиции в этом скандале. «Ясно, что осуществить изъятие двух самых могущественных генералов до того, как в Кремле появился, было в принципе невозможно», — пришла к выводу газета «Советская Россия».[178] Хотя, на самом деле, генерал-десантник играл роль невольного щита не особенно популярных личностей. Но заинтересованные лица, например президент фонда «Политика» всячески подчёркивали лебединый след в падении двух генералов госбезопасности. вещал: «…Возникла совершенно новая ситуация. На пост, дающий возможность контролировать деятельность спецслужб, пришёл, который, с одной стороны, имеет поддержку почти 15 процентов избирателей[179], а с другой — человек с совершенно железной хваткой. Отсюда — естественное стремление спецслужб «подрезать» позиции тех сил в президентском окружении, которые поддерживают[180], причём устранив тех людей, которые прямо с ним не связаны.

Это был двойной удар, нанесённый практически в сердцевину самой избирательной кампании. Потому, что и, и А. Евстафьев были в ней ключевыми фигурами, связанными и с аналитической группой, руководимой, и со штабом избирательной кампании, который возглавляют и. Здесь был целенаправленный удар по структурам избирательной кампании президента, имеющий целью парализовать её. Следствием этого могла стать отмена выборов».[181] Вот так одним махом куча обвинений. Но и этого оказалось мало.

На пресс-конференции прозрачно намекнул на причастность и к покушению на бывшего президента Национального фонда спорта Бориса Фёдорова и организации провокации с коробкой из-под ксерокса.[182]

Не забыл упомянуть о КГБ, сказав, что коробка была подброшена «действовавшими в духе советского КГБ спецслужбами»: «Никаких денег Евстафьев не выносил».[183] Какая же политическая борьба возможна без лжи? Испокон веков такого не было.[184]

В это не поверили сразу. «Судя по всему, — писала „Комсомольская правда“, — на пресс-конференции слукавил. И зря — мелкий обман порождает большие сомнения».[185] Чего уж там «слукавил», сказали бы проще «солгал». Привычное дело. По мнению Николая Леонова: «Лично А. Чубайс в те часы поставил рекорд вранья…».[186]

Кстати, это обстоятельство (враньё) в хвалебных по отношению к Чубайсу материалах, [187] естественно, не тиражируется. Чтобы не помнили люди. Однако, это к слову, неправда оказалась неудобной позже, а когда она произносилась, то была просто нужна. Обычная вещь, какая же политика делается в России без обмана?

Одновременно ударился в гробовую тему. «Назначение — это последний гвоздь в крышку гроба российского коммунизма, — заявил. — А увольнение, и — это последний гвоздь в крышку гроба иллюзии военного переворота в российском государстве».[188] Чем-то нездоровым веет от этих слов главного приватизатора. Уж, не с перепугу ли он стал таким решительным и заговорил гробовой терминологией?[189]

И в самом деле, чего переживать, разберутся как-нибудь с коробкой. Не собирался же сорвать выборы, к которому он хорошо относился. Но вот для команды рыжего приватизатора могли настать даже не чёрные, а всего лишь проблемные дни. Но им этого так не хотелось, и в ход сразу пошла подтасовка фактов и откровенная ложь. Политика — вещь не самая приличная.

В версию главного приватизатора об очередном ГКЧП мало кто поверил.[190] «…Скорее всего ничего подобного в природе на было», — написала уже через пару дней поддерживающая оппозиция «Советская Россия».[191] Совсем уж не оппозиционная газета «Известия» пришла к выводу, что «заговора генералов», скорее всего, не было.[192]

Даже провинциальная пресса быстро пришла к выводу о том, что так называемый путч выглядит нелепо. Одна из красноярских газет писала: «В пользу кого путч? на пресс-конференции долго не хотел отвечать на этот вопрос, а потом сказал: „В пользу тех людей, которые его готовили“. Это даже не смешно …, видимо, просто сильно переволновался перед пресс-конференцией».[193] Последнее обстоятельство отмечают многие. Например, в газете «Известия» писали: «У, видимо, сдали нервы…».[194] Немного главный приватизатор опростоволосился. Но чего с перепуги не бывает. Тут и похуже экспромт могли учинить.

Кстати, автор настоящей книги смотрел все эти передачи. И, действительно, крайне сложно было понять, что же происходит. Сказывался экспромт организаторов пресс-конференции. «Нет, не зря недавно ласково предупреждал: „Не высовывайся, не мелькай на телеэкране!“. Как чувствовал… высунулся, да ещё как! Его пресс-конференция по „тротиловому эквиваленту“ и по пафосу в голосе может сравниться разве что с победными августовскими, 1991 года. На весь мир заявлено и про гвозди в гроб (с разным содержимым), и про кровавую угрозу, нависшую над родиной в ночь со среды на четверг, и про мизинец.

Сейчас, когда туман несколько рассеялся, былинный стиль сказания о рыжем витязе, победившем трехглавого дракона в решающей схватке, выглядит, мягко говоря, большим преувеличением. Куда уместнее очередное меткое словцо генерала: «Мутное дело».[195]

Интересно отметить, что объективно раздувание скандала, чем занялись противники, действовало против президента. Тем более, что следующий тур выборов был не за горами. Но кто — же думает о президенте, своя рубашка, как известно, ближе к телу.

Активное давление с целью отпустить Евстафьева и оказывала дочь и его супруга Наина Иосифовна, которые беспрестанно звонили и.

Утром задержанных отпустили. А «виновники» скандала рано утром 20 июня доложили все президенту РФ. не особенно хотел влазить в эти дрязги, но общественный шум был уже поднят. С доводами главного охранника и директора ФСБ президент согласился.[196] Пока согласился. Интересно, что весь этот шум назвал мастурбацией.[197] так оценил откровения на пресс-конференции: «Все это — 100-процентная ложь. Я уверен, что — это бедствие для России».[198]

Стрелецкий вспоминает возвращение и от президента: «Генералы вернулись через 40 минут. Оба были в хорошем настроении, улыбались.

— Продолжаем работать, — сказал, — президент дал «добро».[199]