Газета День Литературы - Газета День Литературы # 128 (2007 4) Страница 16

– А вы мне не ответили. Значит, вы с Лёней учились?

– Да, да! И даже на одной парте сидели. У нас в классе было восемь мальчишек.

– А где же они теперь? – она хмыкнула и посмотрела в упор. А ресницы всё также метались, стрижи не могли успокоиться.

– Ну, где же они? – она повторила вопрос.

– Иных уж нет, а те далече... – я вздохнул, а она прыснула в ладошку:

– Стишки читаете. Но я, мальчики, в них не секу, – она опять засмеялась. Смех был густой, масляный, как у цыганки. И так же призывно, цыганисто сверкали глаза. Они притягивали к себе, не отпускали.

– Мальчики, а теперь в дом, в дом! Вы что не слышите! Ду-ду – говорю. Поехали! – И она шагнула вперёд, потом оглянулась: – Лёнечка, не отставай. Ты сегодня как подоенный.

– А я жду твоих приказаний, – он виновато кашлянул и повесил голову...

А через минуту мы уже были на веранде, а затем попали в широкий вместительный коридор. Рита вышагивала впереди, как королева. Плечи её слегка покачивались, подавались назад, она как будто не шла, а плыла по волнам. И такие же волны упали на плечи. Это не волосы, а награда. "Цыганка Аза!" – подумал я с восхищением и рассмеялся. Рита оглянулась на мой смех и подарила загадочный взгляд, а Лёня был серьезный, как студент-аспирант. И вот мы уже в большой комнате. Она почти что квадратная и тоже напоминала сундук. Наверное, потому, что была забита до потолка. Даже все стены в коврах, на которых висели какие-то декоративные пистолеты, тарелочки, здесь же жались друг к другу большие и малые портретики в малахитовых рамках. И на полу – тоже большой пушистый ковер, в котором так и тонула нога, а в самом углу томилась книжная полка – стеллаж. Но книг там не было, зато возвышались горки из хрусталя и фарфора, А в середине комнаты – круглый стол, заваленный фруктами и бутылками. И всё это стекло горит, цветёт и слепит глаза. И я не выдержал:

– Роскошно живёте! Пора раскулачивать...

– Значит, понравилось? – Рита оглянулась на меня, и у неё заметались ресницы. – Ладно, ладно, не отвечайте. Я и так вижу, что одобряете. Я ведь цыганка – на расстоянии читаю.

– Цыганка?

– Ты её слушай, ё-мое. Она же у нас артистка. В каждой пьеске играла, когда клуб был. И романсы пела – люди рыдали.

– Лёнечка, закругляйся. А то развёл антимонию. – Она сердито задвигала плечами, и я перевёл разговор на другое:

– А молодёжи здесь много?

– Спросите что-нибудь полегче. Но если честно, десять лет назад было много, а теперь все убежали. И я бы уехала, кабы не он... – Она внимательно посмотрела на мужа, и тот опять стал покашливать. Потом как-то неловко задвигал плечами, точно был тесный пиджак. И я усмехнулся сам про себя – надо же! Как он её боится и прямо смотрит в рот.

Но мои мысли опять прервал её напористый голосок:

– Вот что, мальчики. Разбирайте свои стулья и поближе к столу. А у меня знаете что?..

– Не знаем... – схохотнул Лёня, и в лице у него снова проступило что-то угодливое, даже больное. А она лукаво дернула бровью:

– Выходит, не знаете, ха-а! А у меня сильно ладошки чешутся. К чему бы это? Кто-нибудь скажет?

– К деньгам, Ритуля, к деньгам! – затараторил Лёня и подмигнул мне – смотри, мол, какая она весёлая, голой рукой не тронь.

– Может, и к денежкам, а может, и к дождику. – Она подвинула стул и подсела рядом со мной: – Отчего загрустили? Наверно, проголодались? – Она смотрела опять на меня, потом резко повернулась к Лёне:

– А ты лошадок-то выпустил? Поди всё еще в загоне?

– Не волнуйся, Ритуль. Все сделал как надо. Всё путем, по уму. А теперь предлагаю по стопочке. За нашу встречу. Ну как? – И не дождавшись ответа, он разлил по рюмкам коньяк, и мы чокнулись. Лёня выпил залпом, и лицо сразу вспыхнуло, налилось краснотой:

– Понимаешь, в прошлом году завели лошадок. А что прикажете – жить-то надо. Вон Ритуля моя заболела джипом. Но не путайте, граждане, с гриппом, ха-ха...

– Чем, чем заболела? – Рита даже привстала на стуле.

– Да ладно уж. Не одна ты угорела. Такая машина не ездит – летает. Вот мы и сбросились с жёнушкой – и загнали в оградку джип. Посмотришь потом, оценишь... – Он весело посмотрел на меня, а я осадил вопросом:

– А лошадки тогда зачем?

– Ох, дитя ты дитя. Ведь Казахстан у нас рядом, а конинка-то – не свининка. За нее валюту несут. И чуть ли не в драку. Вот и гоним туда лошадок. За лето откормим, а там уж как повезёт...

– Не прибедняйся, Лёнечка. За эту конинку ты всех обобрал.

– Зачем ты?.. – Он обиженно заворчал, а я опять решил их отвлечь:

– Я вам, Рита, привез подарок.

– Потом, потом, на десерт. – Она прищурилась, поиграла ресницами и снова наполнила рюмки: – У нас сейчас – генеральная репетиция. А через часок я соберу покруче. И тогда всей семьей отметим.

И тут я не выдержал. Как будто кольнули меня в бок:

– А для полной семьи я вам желаю сынка. За это и чокнемся.

– Нет, нет! Такого добра нам не надо! – Она нахмурилась и покачала укоризненно головой. И только я хотел возразить, она тут же меня перебила: – Я тут недавно услышала. То ли анекдот, то ли басенка. Значит так: сын институт закончил и приезжает домой. А отец ему: "Сынок, ты уж взрослый стал – я тебе свои "Жигули" дарю." – "Хорошо, папа, хорошо. А что ещё?" – "А сейчас с тобой диплом спрыснем и в сберкассу пойдём. Я тебе сниму пять тысяч рублей." – "Хорошо, – соглашается сын. – А что, ещё?" – "Через год оженишься, я тебе квартиру отдам, а сам с твоей матерёшкой где-нибудь прокантуюсь." – "Хорошо, папа, хорошо, – соглашается сын. – А что ещё?" – "А через месяц, сынок, ты работать пойдешь. Я тебе кое-что присмотрел." – "Ну, папа, заболтал, заболтал..."

– Ну и где тут мораль? – удивился Лёня и посмотрел вопросительно на жену.

– А мораль тут, мальчики, наверху – все современные детки такие. Так что рожать – выше сил... Вы, значит, пока покурите да погуляйте, а я на стол по-настоящему соберу.

– Верно, Ритуля! – поддержал её муж и сразу повернулся ко мне: – Ну что, горожанин, может, лошадок наших посмотришь?

– У нас и коровы есть. Три головы и две тёлочки, – подговорилась Рита. – Правда, сейчас наши доёны на выгоне. У нас с Лёнечкой появились и кролики.

– Всё имеем, взаймы не просим, – рассмеялся Лёня и похлопал меня по плечу.

– А как же вы успеваете?

– Да так, помаленьку. За лошадками, например, мои школьники ходят. Я ведь из совхоза ушёл, меня в школу переманили. А что? Я же биолог. Любимый ученик Ивана Григорьевича. На могилке-то у него бываешь?

– Виноват, Леня. Кругом недосуг да все некогда.

– Охотно верю и понимаю. Вот и мне школьники помогают, да и платить им не надо. Изучают предмет мой в натуре.

– Не в натуре, Лёнечка, а в разрезе! – Рита сбила ему шаловливо причёску и направилась к двери. Наверно, на кухню. А я снова к нему:

– Ну а кролики-то зачем? Неужели шапки будете шить?

– Тёща шить будет. Она у нас боевая. Сто тысяч стоит. Через часок появится – познакомлю. Да что уж – повезло мне с тёщей. Она и торгует у нас и баланс ведёт. И как коршун за всем следит. Знаешь птичку такую? Чуть задумался – и она тебе прямо на голову...

– А ты, Лёня, изменился.

– Не знаю, кацо, не знаю. А что прикажете делать? Оплакивать прошлую жизнь, коммуняк? Нет уж, извольте... Что-о? Ты не согласен? А у меня жена ещё девочка, гимназистка. Не нагулялась ещё, не наигралась. А ведь красавица, умница. Такой и денежки нужны и положение. Ты не согласен? Давай, спорь со мной, нападай!..

– А о душе-то ты, Лёня, думаешь?

– А это что за птица?

– Вот именно, именно... – ответил я невпопад да и разболелась голова, стало нехорошо. И он это заметил.

– А ты что-то побледнел. Давай, миленький, отдохни. Для тебя и комната есть. Одно плохо – там окно прямо на бор. А эти стервецы сильно кричат. Надоели гады. И ночью кричат. У Риты просто бессонница...

– Кто кричит?

– Грачи, конечно, грачи. Да ты не улыбайся – узнаешь. А теперь – на-ле-во! И марш за мной!

Через секунду мы стояли уже в маленькой, очень удобной комнате.

– Располагайся тут. Отдыхай. А я помогу жене. – И Лёня исчез.

А я огляделся. Комнатка была небольшая, квадратная и тоже походила на сундучок. Куда ни взглянешь – какие-то полочки, подвески, шкатулки. И через всю стену – старинный шкаф для белья. А сверху на шкафе – на подставочке птица. Она как живая, но сделана, наверно, из гипса. Это был голубок. Я подошёл поближе и дотронулся до головки. Она была холодная, мёртвая и походила на льдинку. А потом взгляд мой уперся в штору. Она вся тяжелая, с большими кистями и закрывала почти всё окно. Но только зачем? И я резко отдернул штору, а потом распахнул окно. И сразу же в комнату хлынул прохладный и лёгкий воздух. А вместе с ним надвинулось на меня что-то густое, парное, точно я нырнул в тёплую речку. Но это шумели сосны. Они как будто громко дышали, что-то рассказывали, и я замер, не смея дышать. Но вот мой слух различил другие, совсем посторонние звуки. Но что это, что? Да это же птицы! Это, наверно, грачи, – подсказала душа. И сразу же в груди что-то растаяло, просветлело, и мне стало легко-легко. А грачи кричали уже где-то рядом, на расстоянии ладони, и мне подумалось, что они вызывают меня, приглашают. Я засмеялся, я был почти что счастливый, грачи закричали так сильно, – и моё сердце забилось прямо у горла… И в этот миг они опять закричали, захлопали крыльями, наверно, что-то не поделили. А потом грачи стали стихать, успокаиваться, – и тогда оживали сосны. Они шумели тихо, размеренно и почему-то напомнили море. А море я любил сильнее всего. Ах, море, море, когда мы снова увидимся, когда же?..