Газета День Литературы - Газета День Литературы # 168 (2010 8) Страница 16

Итак, при наличии же требуемых для театрального постановщика свойств драмы Парпары легки к постановке, живы, доходчивы. Созданы для взволнованного участия зрителей в родном ему национальном действе. Свободны в произношении, чисты по речи. Вызывают на отклики.

Увы, не каждый

Позволить может груз такой нести,

Как честь своя, –

высокомерным укором брошенные канцлером Литвы Львом Сапегой слова. Поляком, прекрасно знавшим обо всём, что происходит на Руси. Кто чего стоит. И ответно звучащее в устах князя Пожарского слово об Отечестве:

Когда не мы, то кто спасет его?!

Историческая "дилогия о России" – драмы в стихах Анатолия Парпары "Противоборство" и "Потрясение", создаваемые автором в течение 15-ти лет, сегодня входят в русскую культуру. В момент трагичного духовного и общественного разброда, когда от художника требуется прямое, публицистическое вмешательство в жизнь Отечества.

Труд А.А. Парпары отвечает стремлению современных русских людей к осмыслению историко-государственному, к общенародному движению. Отвечает из самого центра исторической мысли – мысли о Московском царстве. Пожалуй, нет более злободневной темы. Ей, кстати, посвящена самая популярная ныне книга "Народная монархия" Ивана Солоневича.

"Вмешательство" драматических поэм Анатолия Парпары в вековой спор оказалось громом среди ясного неба для одних и нужнейшим патриотическим произведением для всё расширяющегося числа людей, тянущихся к истории своего Отечества.

Такая острая реакция на стихотворное произведение вызвана замечательной особенностью, привнесённой автором в современные размышления о прошлом и будущем.

…В истории есть события знаменательные и словно бы выпадающие из памяти потомков, несмотря на всю их важность и полное отсутствие ложной таинственности. Ум и воображение людей, включая и профессиональных историков, словно бы не доверяют тем самым реальным, очевидным фактам, о которых узнают, непременно требуются "подтексты", "тайная дипломатия" и всё в этом роде. "Уцелеть" и удержаться в памяти в своём первозданном виде могут лишь ослепительно яркие события и деяния – как высочайшие, так и ужаснейшие. И как часто это случалось в мире, пробудить память способно лишь слово поэта.

Однако замутнение исторического зрения потомков небезобидно. В нём-то и причина всевозможных "загадок истории", появления "загадочных исторических личностей".

Таким лицом, в сущности, сделан великий князь и первый законодатель Всея Руси Иван III. Наверное, нет ни одной его чисто человеческой черты, которую не назвали бы труднообъяснимой. Вся его государственная деятельность "загадочна", толкуется вкривь и вкось. И словно бы ни при чём непреложнейший факт его царствования – знаменитое Великое Противостояние на Угре (сниженное до действительно загадочного "стояния на Угре"), окончательное свержение ордынского ига.

Сила инерции исторического мышления велика. Можно опубликовать буквально все факты, но ни капли не изменить в устоявшемся, "общепринятом" ("общенавязанном") воззрении.

И здесь, как всегда, на помощь приходит поэзия. Пристальный и проникновенный взгляд поэта один способен разглядеть за горами фактов и вроде бы достоверных или полудостоверных версий абсолютно достоверное, а именно помыслы и чувства, одушевлявшие предков, управлявшие событиями. Недаром сердце народное всегда доверяло песне и преданию.

В поэтической драме Парпары десятилетия, отданные Иваном III на одоление и в противоборстве опаснейших вражеских сил, вся его напряжённая, многоразветвлённая политика, его труд по устроению отношений – в великокняжеской семье, с соседними русскими землями, с дальними и ближними странами, царствами, ханствами, княжествами и королевствами отразились в центральном образе властителя Московского. В его ясно звучащей московской речи:

Лишённый мудрого правителя народ,

Разбросанный по княжеским уделам,

Каких явилось столько на Руси, что ногу

Поставить негде, чтобы не споткнуться

О государство новое, забыл,

Что он един…

В эпоху окончательного избавления Москвы от ига, в княжение-царствование Ивана III дух Москвы достиг высшей зрелости, и голос её зазвучал на весь тогдашний мир, после долгих веков забвения и презрения, как голос Руси. И заговорила Москва словом великого князя. Не потому, что он был верховным властителем. Ведь и в Смутное время верховных властителей было с преизбытком, но все они оказались исторически бессловесными. Прямо по-пушкински – "тени". И Лжедмитрий – тоже "тень Грозного". В Смутное время самодержавная власть высказалась устами патриарха Гермогена, народная же – устами Минина.

В эпоху Великого Противостояния на Угре глас Божий оказался доверен основателю державы, русскому царю.

Удивительно, но именно этот историософский факт с предельной четкостью зафиксирован в драме Парпары. В обеих драмах дилогии троим персонажам доверены ключевые монологи: великому князю, Гермогену, Минину. Монологи, которые, естественно вырастая из общего течения событий, вновь претворяются в событие, в действие.

А это течение событий ни более ни менее, как возрастание и всемирная победа Московского царства. И все они – на виду, на площади, в народной толпе. Автор детально прослеживает, проходит с предками путь Москвы.

Первый посадский

Князь пятый год Орде не платит дани.

Рассердится Ахмат. А нам – разор…

Василий

…Иль худо, что давно уж

Не слышим крики горькие: "Татары!"…

…Когда отцы церковные вернули

Престол Василию,

что Тёмным прозван был,

То сын Иван, десятилетний отрок,

Ему в делах московских помогал…

Второй посадский

Так значит, мы уж тридцать лет в покое?

Василий

Какой покой?

Живой перекрёстный обмен мнениями так замечательно ложится в массовую сцену на театре! Способен увлечь и сегодня – ещё бы! Ведь дело касается Москвы! Речи о политике, о судьбе и нравах князя, о собственных опасениях и заботах, о бытовых занятиях москвичей в пору бурного строительства столицы. Об удачах и обидах, об исторических сроках и небесных знамениях… Они побуждают принять и сегодня в них горячее участие – в том числе и на рынках, на подмостках театров…

Народный приговор выносится князю нелицеприятно, смело. Судят его отношения с боярами да князьями:

Обидит волк лисицу! Жди! Но если

Лиса плутует, может наказать,

В пример другим…

Но рядом с едкой насмешкой – разумная справедливость, отдание должного, жалость, сострадание (которым не раз и не два ещё будут пользоваться лукавые властители).

"Иван хлебнул в достатке лиха с малых лет", при нём, ребенке, ослепили его отца. Народ всё знает, неизвестно какими, но своими, путями. Хотя молва долго перетолковывает, переплетает все подробности случившегося, творит легенду, соответствующую историческим представлениям различных слоев населения. Мы ведь забыли ещё и то, что в первый раз прозвище Грозный было дано именно Ивану III.

Для Ивана Русь, Государство немыслимы иначе, как Московскими. Без этого сердечного, наследственного чувства, сосредоточившего все помыслы князя, были бы пустыми, напыщенными все его "строительские" рассуждения. Великий князь строит не схематичное царство, не "идеальное" здание государственности, а обустраивает родную землю. Поэтому монолог Ивана о Москве – одухотворенность созидателя, поэтический восторг творца.

Великий князь Московский Иван III творил по Божьей воле, душой переживая этот процесс и как дело рук своих и как нечто высшее, свершаемое по воле Провидения. Сказочная древность в строках княжеского монолога о Москве: