Газета День Литературы - Газета День Литературы # 59 (2001 8) Страница 16

Но вряд ли были мы беспечные невежды,

Мы просто жили легче и смелей.

Мы пили все за здравие надежды

И юности, и всех ее затей…

Прошло полвека с дальней той поры,

И что же на глазах у нас случилось?

Чему свидетелями мы явились?

Игралищам таинственной игры,

Метаньям обездоленных народов,

Бесчестью новоявленных вождей,

Лишающих нас славы и свободы,

И — Родины! — священных алтарей…

Владыки — вновь! — бездушны и дремучи,

И каждый норовит на пьедестал…

И над Землей сошлися новы тучи

И ураган их…

Душит астма…

Я устал…

Бог помощь вам, друзья мои,

И в бурях, и в житейском горе,

В краю чужом, в пустынном море

И в пропастях родной земли!

Бог помощь вам, друзья мои!

Татьяна Бычковская ПОСЛЕДНЕЕ СРАЖЕНЬЕ

Всегда жаль, когда уходят поэты. Вдвойне — когда трагически гибнет молодой талант. В далеком Агинске появился новый могильный холмик. И скорбная надпись “Поэт Татьяна Бычковская”.

РЕДАКЦИЯ

ФАУСТ

Что означает клонирование человека?

Берется клетка донора.

С помощью легкого электрического шока

клетка вживляется в яйцо другого донора…

Из газет

— Свобода слова, совести и власти,

Как сладкое крепленое вино.

Вскружит любому голову оно…

Все разом! Мне! Да это ли не СЧАСТЬЕ!

— Мне разрешенье на разъятье Бога

Европа просвещенная дала.

Скажу вам: корень у добра и зла

Один!

Теперь пойду. Работы много.

И зазвенели колбы и реторты.

Сверкал в руках ужасный инструмент…

И близился торжественный момент…

У Бога доктор высмотрел аорту.

Он своего добился в этот раз.

Он созерцал, как бьется сердце мира.

Наш Фауст сердце вырезал для пира.

И дал откушать каждому из нас.

И ели плоть. И пили мы вино.

И закружило головы оно.

Лишь Мефистофель в ужасе взирает

И все считает… Фаустов… считает…

ТБИЛИСИ

Склонилось солнце, сумрак наступает,

Тбилиси-град разлегся на горах,

Как великан уставший отдыхает,

Мтацминду подложивши в головах.

Ему приятны тихая прохлада,

Ее ручьев вечерний разговор.

И гаснет… гаснет темная громада

На западе невозмутимых гор.

Пустеет площадь, надышавшись знойно,

Шумит слышней закатная Кура…

Тбилиси-город будет спать спокойно,

Он будет спать спокойно до утра.

А утром, при восходе солнца близком,

Проснется он с душою налегке

И будет говорить он на грузинском

И иногда на русском языке.

* * *

Когда я прикоснусь к тебе, друг милый,

Почувствую тепло твое живое,

Кровь закипит во мне с забытой силой,

Как в хрустале шампанское златое.

Когда, судом толпы пренебрегая,

Прижмусь к тебе с восторгом африканки…

— Любимый мой!

— Любимая! Родная!

Застонем — недобитые подранки.

Когда же утро — тяжкое похмелье —

Не отразится от вина в бокале,

Друг мой, запомним это наважденье,

Как утешение во дни печали.

* * *

…кто бы на родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово "вперед!"

Вперед, поэт! Пусть поскучает Вакх.

Потом допьешь, хватай скорее лиру

И возвести отравленному миру:

Идет сраженье где-то в облаках.

Смотрите, люди! Там, в небесной мгле,

Средь молнии и грома сотрясенья

Идет… гудит Великое сраженье,

Какого не бывает на земле.

Вперед, поэт! Бери же трубный рог

И в высоту, подобно пионеру,

Ты протруби: "За Родину! За веру!

Мы победим, поскольку с нами Бог!

Мы победим! Иному не бывать!

Иного не простят нам поколенья.

Все ширится последнее сраженье…

Все яростней Георгиева рать.

* * *

Москва, Москва… как много в этом звуке

Для сердца русского слилось!

Как много в нем отозвалось…

А.С. ПУШКИН

Москва, Москва… уж больше в этом звуке

Ничто не возвышает, не зовет.

За твой позор! За боль свою и муки

Провинция тебе не присягнет.

Москва, Москва… туда,

к вселенской цели,

Тебе, уже, похоже, не дойти.

Под натиском зурабов церетели

Ты сбилась с православного пути.

Тебя, как символ клятвы, сохраняла,

Как сердце золотое на крови,

Провинция, питала и спасала,

Не отличала муки от любви.

Москва! Москва! Как непонятно… странно!

Была святыней, стала миражом.

И жуткая, как дикторша с экрана,

Вещаешь на наречии чужом.

Опомнись же! Прощая не однажды

Во имя Бога, лживую, тебя,

Настанет миг, и голос твой продажный

Провинция отторгнет от себя.

* * *

Мне кто-то сказал:

— Это Пушкинский дуб,

Он мало с тех пор изменился…

Сам Пушкин услышал, упал бы как труп.

Да, да, он весьма б удивился.

И я покачала тогда головой.

Признаюсь — всерьез сомневалась.

А дуб трепетал кучерявой листвой,

Внимал, как легенда рождалась.

— Здесь не было Пушкина!

Не было! Нет!

Как глупость бывает упорна.

— Он видел его, — отозвался ответ.

А дуб улыбался покорно.

И вдруг прояснилось в моей голове…

Сундук в поднебесье качался!

Скрывалась русалка в тенистой листве!

И кот на цепи умывался!

Переделкино

Владимир Дробышев "В ОБЕЗЛЮДЕВШЕМ КРАЕ МОЕМ…"

Восстаньте и уходите, ибо страна сия не есть место покоя.

Книга пророка Михея. Гл. 2, ст.10.

С вечера в ночь суждено мне идти.

Что меня ждет на остатнем пути?

Разве увижу во тьме своей жизни

Благо страны и волю Отчизны?

Вижу и чую — сгущается мрак,

Жизнь превращается в мерзкий кабак.

Все очертанья расплылись во мгле —

Тяжко живется на грешной земле.

Только и знаю, что тьма не всегда:

Солнце взойдет, и — растает беда.

Тьма уплывет, и мрак уползет,

Светлое утро, конечно, придет.

Утро иное — о прошлом забудь, —

Ждет нас один неначертанный путь.

Брезжит рассвет. Это Бог помогает.

Он и ведет, Он и спасает.

Но не зарекись от сумы и тюрьмы.

Бог-то спасет. А спасемся ли мы?

СТАНСЫ

Памяти Александра Вампилова

Глянул утром на ясной заре —

мир веселый под солнцем распахнут,

и луга терпкой мятою пахнут,

и трава от росы в серебре.