Оскар Уайльд - Письма Страница 17

Оскар Уайльд

59. Г. К. Мэрильеру{72}

Тайт-стрит, 16

[Почтовый штемпель — 14 ноября 1885 г.]

Дорогой Гарри, спору нет, армия — профессия благородная. Я предпочел бы видеть Вас скорее военным в треуголке, чем священником или адвокатом. Мыслящий человек всегда может сохранить тонкость, и, думаю, Вы правы, что собираетесь держать экзамен, хотя я удивлен, что Вас не прельщает идея стать учителем. Вы с Вашей живой отзывчивостью, тонкой интуицией и воодушевленностью могли бы так превосходно преподавать! У Вас есть первое необходимое качество учителя — способность заставлять других полюбить Вас. Что до меня, то я считаю жизнь учителя самой приятной на свете. Но где бы Вы ни подвизались, какую бы профессию ни избрали, Вы добьетесь известности и сделаете карьеру. Я почувствовал это при первой встрече с Вами, а теперь, когда между нами завязалась переписка, я знаю это наверняка.

Интересно, вы в Кембридже так же мерзнете, как мы? Я люблю истому жарких дней и ненавижу холод нашей зимы, столь безжалостной, столь определенной: она дает лишь форму, когда тебе хочется цвета, ясность, когда тебе нужна тайна, и превращает несчастных людей в красноносых и сизоносых страшилищ. По-моему, мне лучше не приезжать в Кембридж. Вы должны заниматься, и я бы Вас отвлек. Вам следует мечтать о параллелограммах, а не о поэзии и говорить только об иксах-игреках. Что Вы на это скажете? Жизнь длинная, и мы еще часто будем видеть друг друга. А пока можно переписываться. Кстати, пришлите мне свою фотографию.

Сейл из Нью-Колледжа прислал мне свою книжку стихов. Вы его знаете? Там есть один очень красивый сонет. Любящий Вас

Оскар

60. Г. К. Мэрильеру

Тайт-стрит, 16

[Почтовый штемпель — 16 ноября 1885 г.]

Что поделывает Гарри? Читает Шелли в краю лунного света и тайны? Или катается себе на лодке в одеждах вавилонских? Видится ему мир мусорной кучей или цветником? Отвратительным или прекрасным? Или тем и другим?

О. У.

61. Г. К. Мэрильеру

Глазго, гостиница «Сентрал Стейшн»

[Почтовый штемпель — 12 декабря 1885 г.]

Дорогой Гарри, я в отъезде — в краю жутких снегов и жуткой почтовой бумаги! Читаю лекции и странствую — скиталец с миссией! Но Ваше письмо дошло до меня — как звуки музыки, принесенные ветром из дальних стран. В Вас тоже живет любовь к невозможному — l'amour de l'impossible (или как там люди называют это?). Когда-нибудь Вы, как и я, обнаружите, что такой вещи, как романтический опыт, не существует; есть романтические воспоминания и есть желание романтического — и это все. Наши самые пламенные мгновения экстаза — только тени того, что мы ощущали где-то еще, или того, что мы жаждем когда-нибудь ощутить. По крайней мере, мне так кажется. И вот что удивительно: из всего этого возникает странная смесь страсти с безразличием. Сам я пожертвовал бы всем, чтобы приобрести новый опыт, и притом я знаю, что такой вещи, как новый опыт, вовсе нет. Думаю, я скорее уж умер бы за то, во что я не верю, чем за то, что считаю истиной. Я взошел бы на костер ради ощущения и оставался бы скептиком до конца! Лишь одно сохраняет для меня бесконечное очарование — тайна настроений. Повелевать этими настроениями упоительно, покоряться им упоительно вдвойне. Иной раз я думаю, что жизнь в искусстве — долгое и восхитительное самоубийство, и не жалею об этом.

Многое из этого Вы, наверное, пережили сами; многое же Вам еще предстоит пережить. Есть неведомая страна, полная диковинных цветов и тонких ароматов; страна, мечтать о которой — высшая из радостей; страна, где все сущее прекрасно или отвратительно. Всю прошлую неделю читал Вальтера Скотта; Вам тоже следует читать его, так как всего этого он лишен.

Пишите мне на Тайт-стрит и сообщите, где Вы будете. Всегда Ваш

О. У.

62. Г. К. Мэрильеру{73}

Клуб «Альбемарл»

[Почтовый штемпель — 1 января 1886 г.]

Приеду в среду поездом 4.10. Кто такой Осман?

Давайте будем жить, как спартанцы, но беседовать, как афиняне. Всегда Ваш

Оскар

63. Редактору «Пэлл-Мэлл газетт»{74}

[Начало февраля 1886 г.]

По-моему, книги можно с удобством подразделить на три категории:

1. Книги, которые следует прочесть, такие, как «Письма» Цицерона, Светоний, «Жизнеописания живописцев» Вазари, «Жизнь Бенвенуто Челлини», сэр Джон Мандевилль, Марко Поло, «Мемуары» Сен-Симона, Моммзен и «История Греции» Грота (покуда у нас нет лучшей).

2. Книги, которые следует перечитывать, такие, как Платон и Китс: мастера, а не менестрели в области поэзии, пророки, а не savants[10] в области философии.

3. Книги, которые не следует читать вовсе, такие, как «Времена года» Томсона, «Италия» Роджерса, «Свидетельства» Пейли, сочинения всех отцов церкви, за исключением св. Августина, все труды Джона Стюарта Милля, за исключением эссе «О свободе», все пьесы Вольтера без всякого исключения, «Аналогия» Батлера, «Аристотель» Гранта, «Англия» Юма, «История философии» Льюиса, все полемические книги и все книги, тщащиеся что-то доказать.

Третья категория безусловно самая важная. Советовать людям, что нужно читать, как правило, либо бесполезно, либо вредно: ведь понимание литературы — вопрос характера, а не обучения; Парнас не постигнешь с помощью учебника, и все, чему можно выучиться, не стоит того, чтобы выучивать это. Зато советовать людям, чего читать не следует, — это совсем другое дело, и я беру на себя смелость рекомендовать курсам усовершенствования при университете поставить перед собой такую задачу.

Более того, это одна из самых насущных задач в нынешний век — век, который читает так много, что не имеет времени восхищаться, и пишет так много, что не имеет времени размышлять. Тот, кто отберет из хаоса наших современных учебных программ «Сто худших книг» и опубликует их список, окажет подрастающему поколению подлинное и основательное благодеяние.

Высказав эти свои взгляды, я, наверное, должен был бы воздержаться от каких бы то ни было рекомендаций относительно состава «Ста лучших книг», но, надеюсь, мне не будет отказано в удовольствии быть непоследовательным, так как я очень хочу предложить включить в этот список одну книгу, которую, как это ни странно, обошло вниманием большинство превосходных знатоков, выступавших на ваших страницах. Я имею в виду «Антологию древнегреческой поэзии». Прекрасные стихи, собранные в этой книге, занимают, по-моему, такое же положение относительно греческой драматической литературы, какое терракотовые статуэтки Танагры занимают относительно мраморов Фидия, и столь же необходимы для полного понимания духа Древней Греции.

Я также с удивлением обнаружил, что в списке нет Эдгара Аллана По. Ведь этот изумительный мастер ритмики безусловно заслуживает, чтобы его поместили туда, правда? Если ради того, чтобы освободить ему место, нужно будет выбросить кого-то еще, я выбросил бы Саути, а Кебла, по-моему, можно было бы с большой пользой для дела заменить Бодлером. Спору нет, и «Проклятье Кехамы» и «Христианский год» обладают определенными поэтическими достоинствами, но абсолютная всеобщность вкуса имеет свои опасности. Лишь аукционщик готов восхищаться всеми художественными школами.

64. Генри Э. Дикси{75}

Тайт-стрит, 16

[Начало июня 1886 г.]

Дорогой мой Адонис, я рад отметить, что хотя критикам не вполне понравилась Ваша пьеса, все они высоко оценивают очарование и изящество Вашей игры.

Что до меня, то я хотел бы, чтобы Вы были морской волной и танцевали вечно. Каждое Ваше движение, каждый Ваш жест преисполнены естественной красоты и выражают прелесть самой жизни.

Как-нибудь днем я, если позволите, загляну к Вам и посижу с Вами, пока Вы обедаете.

Примите мои наилучшие пожелания и поздравления. Искренне Ваш

Оскар Уайльд

65. Герберту П. Хорну{76}

Тайт-стрит, 16

[7 декабря 1886 г.]

Дорогой Хорн, ну конечно, мемориальная доска будет — мы этого добьемся. Мне казалось, мы договорились обо всем в Бристоле. Маленький классический фасад школы — самое подходящее место для нее: она придаст зданию дополнительный исторический интерес без ущерба для его облика и значения архитектурного памятника восемнадцатого века. Помнится, в поезде Вы говорили, что один из Ваших друзей обещал создать проект мемориальной доски, а я на днях разговаривал на эту тему с одним горячим поклонником Чаттертона.

Считаете ли Вы нужным поместить на доске барельефный профиль Т. Ч.? Сдается мне, что ни одного подлинного портрета поэта не сохранилось. А что, если ограничиться простой надписью:

Памяти

Томаса Чаттертона —

одного из величайших поэтов Англии