Дневниковые записи. Том 1 - Владимир Александрович Быков Страница 17

неприятного положения просто из-за моей, бзиковой уже тогда, страсти к максимальной симметричности всех своих сооружений. Моя левая отличалась от правой лишь одной заводской маркой – эмблемой: она у нас согласно отведенному машине месту на генплане оказалась с задней ее стороны. Для того чтобы марку перенести на нужную сторону, пришлось дополнительно просверлить 4 отверстия. Машина стала абсолютно симметричной. Хочешь – ставь ее в правый поток, хочешь – в левый.

Однако в каждом деле кроме прямых последствий есть косвенные. В данном случае плюсы последних много превышали минусы первых. Я получил превосходное подтверждение огромной целесообразности устремлений к симметричным формам, их явного преимущества (не только по упомянутой причине, а и по еще более значимым другим) в сравнении с асимметричными решениями. Естественно, в дальнейшем при обращении кого-нибудь в свою «веру» я не раз рассказывал об этом внешне впечатляющем копеечном выходе из той глупейшей ситуации. А для усиления непременно старался добавить: «И только благодаря практически полной симметричности нашей конструкции!». Не забывал и упомянуть Липатова, а при подходящем случае еще и рассказать про него какую-нибудь байку. Одна из них.

Года за два до выше приведенного случая, нас, нескольких молодых конструкторов, пригласили на заводской Совет по рассмотрению технического проекта того стана, о котором речь шла выше. Работали тогда, в 50-е годы, много, и подобные Советы, которые вел обычно главный инженер завода С. И. Самойлов, проходили в вечернее время. За полчаса примерно до его начала, во время отсутствия хозяина, под руководством Липатова развесили необходимые ему для доклада чертежи: все новенькие, исполненные тушью на полотняной кальке, и только один из них, гипромезовский генплан стана, представлен был в виде синекопии, причем достаточно уже потрепанной и замусоленной. Собралось конструкторское начальство и члены Совета. Расселись. У чертежей только Павлов и Липатов. Ровно в 8 часов появляется Сергей Иванович, бросает взгляд на чертежи, видит мутную синекопию генплана и, повернувшись к Павлову и Липатову, своим крикливым писклявым голосом учиняет им форменный разнос.

– Сколько раз я просил и Вы мне обещали представлять чертежи только в кальках, а здесь опять что? Что это за подтирочная бумажка? Ее как, прикажете, членам Совета в бинокли рассматривать? Вы-то сами на ней слепой хоть что-нибудь узреть в состоянии?

И далее в том же вопросном духе, без пауз. Павлов и Липатов перед ним без хотя бы мало-мальски заметной на их лицах реакции, без тени смущения, как будто так, чуть не с мата, только и должен начинаться любой Совет. Наконец Самойлов выдыхается.

Вступает Павлов и в своей театральной манере, спокойно, как будто до этого и не было никакого начальнического крика, произносит.

– Сергей Иванович, ваше указание принято и неукоснительно нами выполняется. Вы видите, что все наши чертежи представлены в кальках.

Показывает рукой на висящие кальки и делает небольшую паузу, которую моментально заполняет, будто по заранее имевшей место договоренности, Липатов.

– Здесь только одна синекопия гипромезовского генплана, но она больше для меня – докладчика – и членам Совета, как Вы дальше увидите, не потребуется.

Самойлов заводится снова, но уже более спокойно:

– Чего же Вы тогда молчали? У нас что, есть лишнее время?

Павлов делает попытку возразить: он, дескать, никак не мог прореагировать раньше по независящим от него обстоятельствам, но Самойлов его прерывает:

– Ладно. Прошу меня извинить. – Садится в кресло и продолжает: – Начнем. Нам нужно рассмотреть технический проект… Докладчик А. П. Липатов.

– Сколько Вам надо?

– 30 минут.

– Постарайтесь сократиться на 5 минут, что мы тут бездарно потеряли.

А дальше тот же спектакль, но уже совсем другого плана. Игра Самойлова в нем восхитительна, завораживает всех участников. Он безупречно корректен, вопросы точны и уместны, ни одного для формы. Во всех его репликах чувствуется незаурядный ум, знания, опыт, умение схватить главное. Заключительная речь впечатляюще хороша: без воды, без общих фраз, коими обычно заполняются подобного характера выступления начальнических лиц. Только по сути проекта и его месте в планах завода, министерства, страны с вполне конкретными и весьма обоснованными предложениями конструкторам и другим службам завода в части стоящих перед ними задач по его ускоренной и качественной реализации.

Поучительно, что многое из отмеченного, как потом устанавливалось участниками Совета, вполне отвечало или соответствовало их пониманию проблем и действительно требовало дополнительного акцентирования на них внимания на уровне Главного инженера, но было и такое, что не представлялось и не мыслилось даже главным исполнителям проекта.

Именно на данном Cовете, если мне не изменяет память, Сергей Иванович, обратив внимание присутствующих на изготовление заводом в ближайшее время большого количества прокатных станов, перечислил для убедительности все объекты и предложил подумать над созданием в цехе крупных узлов специализированного участка для обработки их станин и других, подобных им крупных деталей. Дабы станину, пояснил он, не таскать от станка к станку и не выверять там ее сутками, а, наоборот, установив раз на участке, обработать всю за один, как говорят, заход да еще и с совмещением отдельных операций. Этот участок был срочно создан, и через какие-нибудь полгода в цехе 29 можно было увидеть, как огромная первая станина обрабатывалась одновременно со всех четырех сторон. Во столько раз, если не больше, был сокращен и общий цикл изготовления.

И если зашла речь о Самойлове, то не могу не отметить, что с его именем связан период самого значимого роста завода и его возможностей. Новые объекты, новые технологии, новые процессы на самом заводе. Высокочастотная закалка деталей и другие способы их поверхностного упрочнения, электрошлаковая сварка, бесчисленные мероприятия по снижению трудоемкости изготовления оборудования, крупномасштабный переход с литья на сварные и сварнолитые конструкции, агрегатная обработка и поточные линии для наиболее массовых узлов – все это внедрялось тогда, в годы главного инженерства Самойлова.

Самобытный, одержимый, преданный делу и только делу человек! Таким он оставался и после ухода с завода на преподавательскую работу в УПИ. Помню, как однажды, уже на склоне его лет, случайно встретившись в коридоре заводоуправления, я задал ему стандартно-вежливый вопрос о здоровье и жизни.

– Не жалуюсь, – ответил он мне. – Но, Вы знаете, по моим годам, кажется, живу не очень спокойно: все время ловлю себя на осмысливании каких-то идей.

В нем оставался дух прежнего постоянно ищущего человека, дух бывшего, самого лучшего из всех на нашем заводе главных инженеров. Да пусть не обидятся на меня другие, что также достойны нашей памяти.

И вот по прошествии тех лет, когда в какой-либо компании заходил разговор о нашем заводе, его работе, о нам в ней чем-то нежелательном, я