Газета День Литературы - Газета День Литературы # 122 (2006 10) Страница 19

Ах, как небо-то чисто —

Хорошо б не коршун!

Как живется воробью?

Нет водицы — пиво пью!

Молодице налью —

Будет плакать горше!

Воробей под кустом

Принакроется листом.

Жить бы лет вот этак сто —

Хорошо в пузе!

Но средь каменных камней

Столько нашенских парней!

О, восплачьте обо мне,

Братии и друзи!

Сколько землю не топчи

Ноги на морозе.

Апчи! — на печи:

Покупайте кирпичи!

Жив — чив!

Жив — чив!

И почил в Бозе.

Не укроешься нигде:

Под кустом или в гнезде

Не робей, воробей,

Думою несметной.

И в гнезде ты в беде, и везде ты в беде —

Внезапу найде

Страшный час смертный.

Чив — чив — ничего!

Пиво — во! И воля — во!

Мы ведь все до одного — одного званья.

Мне страшно два дня —

И не страшно два дня.

Так целуйте ж меня

Скорбным целованьем…

ИСХОД

Ты ищешь до коликов: кто из нас враг…

Где меты? Где вехи?

Погибла Россия — запомни, дурак:

Погибла навеки…

Пока мы судились: кто прав — кто не прав…

Пока мы рядились —

Лишились Одессы, лишились Днепра —

И в прах обратились.

Мы выжили в черной тоске лагерей,

И видно оттуда:

Наш враг — не чеченец, наш враг — не еврей,

А русский иуда.

Кто бросил Россию ко вражьим ногам,

Как бабкино платье?

То русский иуда, то русский наш Хам,

Достойный проклятья.

Хотели мы блуда и водки, и драк…

И вот мы — калеки.

Погибла Россия — запомни, дурак.

Погибла навеки.

И путь наш — на Север, к морозам и льдам,

В пределы земные.

Прощальный поклон передай городам —

Есть дали иные.

И след заметет, заметелит наш след

В страну Семиречья.

Там станет светлее, чем северный снег,

Душа человечья.

***

Дорога к дому и дорога — из,

Она в снегах и муках пролегла.

Я думал вверх лечу, а падал вниз.

Едва ль душа останется цела.

Вот я собрал осколки и куски.

Прими, сестра, подруга и жена.

Как прежде мы, любимая, близки.

Но какова той близости цена?..

***

Г.Красникову

О погоде и чахлой, и хлипкой,

Как с рыбалки с не пойманной рыбкой,

Вдоль колодца под лифтовой клеткой,

Мимо надписи матовой, меткой

На панели мохнатой стенной,

Шел мужчина мириться с женой.

Шел, похоже, мужчина мужчиной:

Щеки вдавлены щедрой щетиной,

Из кармана торчала газета,

Что нашел он у биоклозета.

И казалось тому мужику:

Станет каждое лыко в строку.

Он задумался меж этажами,

Будто встретил бандитов с ножами.

Словно аура эпилепсии

Вдруг мелькнула на небе России.

Словно детский услышал он крик —

Не мужчина уже, а старик.

Это детскую видит он зыбку.

Смуглой мамы святую улыбку.

Кто-то шепчет: — Живи- не живи,

А уже не узнаешь любви…

Тут весенний, раскатистый гром

В крышу дома ударил ребром.

И виденье — оборвано громом.

Утонуло дырявым паромом.

Небосвод изогнулся — и замер

Пред его голубыми глазами.

Нет. Не ляжет обратной дороги.

Нет. Не встанет жена на пороге.

Нет, родимый, подумай: тебе ль

Колыхать по ночам колыбель?

И шептать над младенческой зыбкой:

Хорошо не до старости жить,

Хорошо — до усталости жить,

И уйти незаметно, с улыбкой…

Он в ненастную майскую ночь

Развернулся — и вышел. И — прочь.

ДЕВЯТОЕ МАЯ

Шел месяц май — и я с высоким лбом

Писал пейзаж чернилами в альбом,

Потом я брал чернильный карандаш —

И танк подбитый вписывал в пейзаж.

Солдат, что был похожим на отца,

Лежал на поле мая и свинца.

О, если б мне в ту пору мастихин —

Я б мастихином написал стихи.

Отец остался жив на той войне.

Купил гармонь, чтоб лучше пелось мне.

Так далеко, казалось мне, война…

А нынче гляну — вижу: вот она…

Спешат, несут Россию на погост.

На нем смешенье из крестов и звезд.

За что дрались? Таков был дан приказ.

Нас не спросили — вот и весь мой сказ.

Сейчас пойду, наливочки напьюсь,

Над вымыслом слезами обольюсь,

Стихи припомню старые свои…

А в пять утра — засвищут соловьи.

Геннадий Ступин МИГ ВЕЧНОСТИ

СЧАСТЬЕ

То ли осень была, то ль весна —

Я не помню. Но солнце сияло

Так, что неба голубизна

В его блеске весь цвет теряла.

И дорога была тверда

От предутреннего мороза,

И студёно синела вода

Сквозь сверкающие берёзы…

Было тихо кругом, хорошо,

Крепкий воздух грудь мою полнил

Силой, радостью… Я всё шёл…

А куда и зачем — не помню.

В ТРАМВАЕ

Она лицом к окну стояла,

Тиха от грубой тесноты.

Темно, туманно отражало

Стекло прекрасные черты.

И видел я как на портрете

Глазами раненый овал…

Глаза… Но взгляда я не встретил,

Скользя, он мимо проплывал.

Она дышала рядом где-то,

Но далека была за той

Чертой немого этикета,

Повеленного теснотой.

И пел трамвай всё тише, выше…

И замер. И теням вослед

Я, ничего не видя, вышел

На нестерпимо яркий свет.

***

Ночью к двери моей пришёл и кричал

Чёрный бездомный котёнок.

Я спал и тот жалобный крик принимал

За странные звуки потёмок.

Но душу мою наконец разбудил

Голос животной тревоги.

И встал я поспешно и дверь отворил —

Он тихо лежал на пороге.

Лил дождь ледяной, он лежал и дрожал,

Поникнув от изнеможенья…

Несчастный, мне в руки себя отдавал,

Не чая уж, видно, спасенья.

И я испугался: куда мне его?!

И дверь затворил торопливо…

О, был я слабее и жальче его!

Всю ночь не спалось мне тоскливо.

Я часто с тех пор просыпаюсь в ночи

И вижу и слышу спросонок,

Что к двери моей пришёл и кричит

Чёрный бездомный котёнок.

***

Такое утро было в Казахстане,

Уже не помню сколько лет назад.