Газета День Литературы - Газета День Литературы # 164 (2010 4) Страница 2

Кто ей Люба? Дочка. Любе уже восемь.

Если бы не она – баба Настя вряд ли переехала бы из Москвы сюда в дом, доставшийся от покойного брата.

Люба – дочка соседей по Москве. Муж и жена пили, пока не превратились в животных. Девочке было пять, когда её отец погиб, тело нашли битое и замёрзшее. А мать стала выбираться с ней в город – побираться. Скоро она заставляла дочку в одиночку выходить на промысел – петь песни и клянчить подаяние. Мать напивалась, лупила дочь или пропадала сутками, и баба Настя забирала Любу к себе. Отмывала, кормила, играла. Она специально для девочки покупала книжки и сама, читая не очень хорошо, иной раз по складам, учила её грамоте. Купила куклу и мяч.

Люба пела песню "Вот кто-то с горочки спустился", с которой обычно ходила по электричкам. Или с диким смехом скакала, долбя мячом с размаху, так что он взлетал от пола до потолка, но смех сменялся плачем и воплем: "Не отдавай меня!", если приходила мать.

Можно ли было лишить эту мать родительских прав?

Баба Настя пробовала, зашла к местному участковому, но так ничего и не сдвинулось.

Потом у Любы, ей уже было шесть, завелись вши, и баба Настя, знакомая с народной мудростью, втирала ей в голову клюкву. Настя вывела вшей, хотя и к ней они прицепились. Пришлось и на себя лить клюквенный сок. В то время Любина мать слегла в больницу, а когда вернулась – напилась и поколотила дочь.

На следующее утро старушка решилась.Она собрала мешок и вдвоём, старая и малая, потащили его на вокзал, такое знакомое для Любы место. Они сели в электричку, старая, у которой сбивалось дыхание, но тик веселья передёргивал лицо, и малая, у которой ссадина запеклась на губе.

Баба Настя готовилась к этому переезду загодя – дом в посёлке был готов к новым обитателям.

Отдельная история, как мать всё-таки лишили родительских прав (потом она пропила квартиру и следы её теряются), как девочка пошла в сельскую школу, как баба Настя – в возрасте восьмидесяти трёх – её удочерила. Стала матерью на девятом десятке! А? Круто, да? Впрочем, Люба зовёт её не "мама", а "баба", как и я.

Они сдают квартиру в Москве, развели кур. Приходят летом в мой дом напротив. Баба Настя прихватывает обязательный гостинец – пяток яиц в пакетике. Она самозабвенно играет с моим сыном, а Люба спрашивает вежливо и насуплено: "Можно почитать?" Читает недетские книги. Стендаля, Лескова. В классе она читает лучше всех. Баба Настя её научила: "Учёный человек – далеко пойдёт". Иногда за этой ранней девочкиной серьёзностью мне мерещится нечто зловещее, непредсказуемое. Вероятно, только мерещится.

Люба много шалила первый год жизни в посёлке, даже убежала как-то на полдня в лес и баба Настя с ног сбилась, её разыскивая. Но то ли жертвенный свет "бабы", то ли здоровый быт, резко отличный от прошлого, но что-то смягчило девочку и сделало одновременно строгой. А может быть, она чувствует, что приёмная мать не вечна, и поэтому скорее стремится стать большой.

Едва ли современная женщина может повторить бодрый и святой вариант судьбы бабы Насти. И надо ли? Ведь кроме апологии Настёны возможно и другое понимание: в чём-то она ещё и жертва эпохи, когда и горечь принимали за мёд, а горе за радость.

Но для меня лично важно, что за этой бодрой святостью – явное присутствие духа и доброго делания. Едва ли Люба в распахнувшемся пространстве жизни будет всегда примерницей. Но интересно, что баба Настя совсем лишена грустных предчувствий и раздумий.

Кажется, она фаталист – баба Настя. Она играет свою роль, истово, без запинки, как заведённая.

"Слушай Люба, не моргай! Смотри за сынком евонным, учись, сама мамкой будешь!"

Исполнив театральную реплику, старушка смеётся, семенит, машет ручкой, костистой, но жилистой, и видится взмах той же её руки, но давным-давно – топором, киркой, молотком.

Алексей Шорохов ДЕЖАВЮ

Начну, как и полагается, с антисемитизма. Все информагентства в эти дни, так или иначе, приводят статистику взрывов в московском метро. Начиная с 1996 года. "Кавказский след"…

Что ж, и то верно, действительно – кавказский… Только вот не с 1996-го, а с 1977-го года. Когда три армянских отморозка впервые (!) в истории московского метрополитена осуществили теракт. То есть взорвали вагон с людьми. Плюс ещё два взрыва на улице (кстати, по тому же адресу – на площади Дзержинского, нынешняя Лубянка). Число погибших до сего времени рознится, при советском режиме секретности – от 7 до 26 человек.

К чему я это? Разумеется, не к тому, чтобы обидеть главарей современного полуроссиянского кинематографа ("Сволочи", "Апостол", "Штраф- бат" и другие шедевры ереванского патриотизма с московской пропиской), и уж тем более – упаси меня политкорректность – не для того, чтобы бросить камень в беззаветных светочей транзитного юмора и ведущих микрофонов "армянского радио": петросянов, мартиросянов, голустянов и прочих гастарбайтеров телевизионного хихачества. Их (всех скопом), в общем-то, даже пожалеть можно – и геноцид-то у них украли, переименовав в холокост, и с антисемитизмом борются совсем другие семиты и под другим соусом…

Но что характерно – сразу же после взрывов появились комментарии: кому это выгодно? В ЖЖ, на "Эхе Москвы", в эфире нежно цветущего кактуса "пражской весны" (символа демократии и свободной любви) "Радио Свободы" с небольшими вариациями, но до боли одно и то же: "кровавая гэбня", "путинский режим", спецслужбы и политические манипуляторы…

И вот здесь – не знаю кого как – а меня посетило ощущение дежавю. Потому что этим мерзким "проискам спецслужб" уже свыше тридцати лет. С чем и связано моё "антисемисткое уточнение" о первом взрыве в московском метро. Потому что главарём той националистической армянской банды был, прости Господи, "правозащитник" и, уж извините за выражение, "диссидент", – некий Степан Затикян. Посидевший к тому времени уже "в кровавых брежневских ГУЛАГах" за "политику", то есть всего-то за свободную и независимую Армению "от Москвы до Анкары".

Так вот – первым свои правозащитные щёки по поводу "провокаций спецслужб" тридцать лет назад надул недоброй памяти отец водородной бомбы и новой русской демократии академик Сахаров. Вслед за ним и вся чухонская правозащитная общественность в лице Московского филиала Хельсинкской группы. Дескать, Затикян – мученик свободы и совести, наш брат и страдалец, общечеловек и проверенный антисоветчик, а его обвиняют… Нечего и говорить, что "вражеские голоса" тогда (как и сегодня) сделали всё, чтобы вывести "кровавую гэбню" на чистую воду. Но вот незадача – у диссидента (не Сахарова, а Затикяна) на квартире нашли и "взрывное устройство", и соответствующую литературу. С листовками. Про "великую Армению" – "от Севана до Ямайки". Последнее "мировую общественность" несколько напрягло… Особенно на фоне постоянно звучавших в ту пору взрывов – в США, Франции, Швеции, Италии… Тоже с листовками про "великую Армению от Севана до Ла-Манша"…

То, что сегодня "след" другой – очевидно. Предыдущие товарищи себя взрывать не любили. Заводили механизм и уезжали в Ереван. А вот "правозащитная реакция" – один в один. И государственная – увы, тоже. Уже спецы из ФСБ нашли для шахидок и помощников "со славянской внешностью", уже звучат голоса, что "несчастные женщины" потеряли в ходе спецопераций сородичей ("добрейшей души людоеды и палачи", "нежные отцы и заботливые супруги", "талантливые богословы и знатоки Корана"). Обязательно услышим про наркотическую и психологическую обработку, может быть, и про личную связь с Усамой бен Ладеном. Да вот беда – терроризм половым путём не передаётся. Значит, что-то ещё?

Безусловно. И первое – миллион (или больше) долларов, который получат из Саудовской Аравии семьи самовзорвавшихся убийц. Вот если бы вместо этого к ним в аул нагрянули кадыровцы и показательно вырезали всё близкородственное (дети, братья, племянники) население, то никаких "шахидок" впоследствии (ни наркотических, ни нервно-неуравновешенных) на всё обозримое будущее на Кавказе не нашлось бы. А свалить можно было бы на кого угодно. Придумать каких-нибудь "белых мстителей", навербовать десятка полтора бритоголовых идиотов, и показывать время от времени по телевизору. Для Госдепа США и Европарламента.

А на Кавказе всё бы и так знали – по "сарафанному радио" – что и как. Это – о профилактике. Есть мысли и по безопасности.

Дело в том, что в СССР прозвучал в метро один взрыв – в 1977 году – и до развала Союза (за 14 лет) больше ни-ни. "Кровавая гэбня" работала. Ныне – с 1996 года по 2010 (тоже, кстати, 14 лет) – считайте сами сколько. Почему так – ответов много и все правильные. Как это изменить?