Газета Завтра Газета - Газета Завтра 862 (21 2010) Страница 20

     Наша классика — Пушкин и АКМ.

     ***

     Ты ищешь правду? Адовы круги

     пройти придётся, мир виня порою,

     друзья сдадут и не поймут враги.

     Но это одиночество героя.

     Под хор указов правды не найти,

     ищи её вне стада, стана, строя,

     и даже сгинуть на таком пути

     считай за привилегию героя.

     ***

     Кончилось время и мир исчислен,

     если ты — пепел, то я — алмаз.

     Цели бесцельны и смысл бессмыслен.

     Апокалипсис — здесь и сейчас.

     Делай, что должен и будь что будет.

     Солнцу и сердцу известен рок.

     Нас только избранный враг разбудит —

     слишком высок болевой порог.

     Демон идет по мечтам народов.

     Крошево камня и схватка рас.

     Кровь поднялась до небесных сводов,

     Апокалипсис — здесь и сейчас.

     Танец огня над большой дорогой.

     Пламя скручивается в блик.

     Перед рожденьем Руси сверхновой

     в точку уходит простор на миг.

     Сгинут все, кто нас ненавидел.

     Пламя — в зрачках восхищённых глаз:

     Я это понял! Я это видел!

     Апокалипсис — здесь и сейчас!

     ***

     Если завтра война, мы поплачем о милом,

     перекрестим дымящийся дол.

     Проведём бэтээры по отчим могилам,

     чтоб могилы никто не нашел.

     Подожжём златоглавый истерзанный город,

     чтобы городом враг не владел.

     И зазубренный серп, и заржавленный молот

     зашвырнём за небесный предел.

     Всё вино мы допьем и пройдём по бокалам —

     никому нашу радость не пить.

     Если завтра война, мы забудем о малом, —

     честь и славу — за грош не купить.

     Наш распахнутый мир будет светел и страшен,

     голос крови сильней, чем закон.

     Заминируем каждую пядь этих пашен,

     динамит — под оклады икон.

     Видишь, — выхода нет, поднимается ветер,

     Русь уводит на облачный край:

     впереди только битва и огненный пепел,

     позади — очарованный рай.

     ***

     Мы пытаем судьбу, и пытает

     нас на прочность загадочный Бог,

     за кого он живущих считает,

     повышая небесный порог?

     От исканий, сомнений, метаний

     не уйти с безмятежной душой,

     но сложнее любых испытаний

     испытание правдой чужой.

2

Евгений Головин Я, ТЫ, ОН...

От Катулла до Готфрида Бенна поэзия так или иначе отражала "я". Без "я" — простого, делового, бытового, административного, официального, тайного, словом, художественного "я", стихотворение было немыслимо. Для подчеркивания скрытости или отдаленности "я" заменялось на "ты" или "он", для выражения воображаемого единомыслия с читателем "я" растворялось в "мы". Для передачи сложности или распада личности появлялось второе "я", как в строках испанского поэта Хуана Рамона Хименеса:

     "Я" — не "я"

     Я это он,

     Кто идет рядом и я не вижу его,

     И кого временами я забываю.

     Он спокоен и молчалив, когда я говорю,

      Он милостиво прощает, когда я ненавижу,

     Он идет вперед, когда я боюсь сделать шаг,

     Он непринужденно поднимется, когда я умру.

     Стихотворение не так уж просто при внимательном чтении. Оно может относиться к двойнику, лучшему "я", к душе и даже ангелу-хранителю. Оно может относиться к вымечтанному или вычитанному субъекту, к шизофренической проекции "я" на киногероя или к воспоминанию о сновидении. Стихотворение побуждает размышлять о какой-то другой стороне жизни, о том, что никогда не приходило в голову. Мы нашли решение. Поэзия создается для размышления о бесконечном количестве людей, фактов, событий, взаимоположений, сновидений, ситуаций, проблем, теорий, фантазмов, которые нас не касаются, да и вообще никого не касаются. В отличие от прозы, поэзия расширяет область ненужного, никчемного, бесполезного, заоблачного до невероятных размеров. В отличие от кино и телепродукции, много стихотворных строк претендует на серьезность. И действительно, читая поэзию, удивляешься иной раз: как мало в мире важного и необходимого по сравнению с "мусорной свалкой" (образ) всего остального.

     Поэзия в традиционном смысле. Стихотворение Хименеса не отмечено категорией времени, его можно без особого ущерба отнести к любой эпохе, его тема вечна: индивидуальные отношения с двойником или лучшим "я" или душой — можно по-разному назвать весьма условного героя стихотворения. Строки Хименеса, очень личные, очень сокровенные, не имеют ни малейшей связи с современной поэзией. Персонаж современного стихотворения целиком поглощен новой быстротекущей жизнью: он одинок, недоволен условиями бытия своего и большинства людей, хотя на последних ему наплевать, он устал бродяжить, ночевать в случайных отелях, продираться в безалаберщине и суматохе. Он может обращаться к себе на "ты", чтобы подчеркнуть бессмысленность и безликость собственного "я", но это "я" чувствуется в каждой строке. Такова "Зона" Гийома Аполлинера.

     В конце концов ты устал от этого дряхлого мира

     Пастух о башня Эйфеля стадо мостов блеет сегодня утром

     Тебе надоело жить в греко-римской античности

     Здесь даже автомобили выглядят очень и очень древними

     Религия одна пребывает в своей новизне

     Простая словно ангары аэропорта…

     В современной цивилизации масс, проще говоря, во всеобщем мельтешении удобней называть себя "ты". Здесь всякий человек — ты, это самая демократичная форма. Когда "я" меняется на "ты", возникают дистанция, некоторое отчуждение, переадресовка собственных негативов на чужие, пусть воображаемые плечи. Автор стихотворения подразумевается ("я" почти совпадает с героем "ты"). Почти, да не совсем. Автор все равно невидимый сторонний наблюдатель, незаметный толпе в любом местонахождении. О нем ничего нельзя сказать, пока он отчужден. Он просто созерцатель действий и мыслей "я", которое для толпы — "ты". В "Зоне" Аполлинер увидел данное положение дел: участвуют в жизни, создают цивилизацию коллективы "ты", наблюдают за ними группы "я". Неконтролируемое "я" ведет к шизофрении, контролируемое — к творчеству:

     Теперь ты в Париже один посреди толпы

     Стадо автобусов мычит проносится мимо тебя

     Жажда любви давит тебе горло

     Как будто тебя никто не будет любить никогда

     В другую эпоху ты бы ушел в монастырь

     Вам неприятно и стыдно когда вас ловят на молитве

     Тебе наплевать на себя словно адский огонь блистает твой смех

     Искры этого смеха золотят дно твоего бытия…

     Несмотря на "почти совпадение", минимальная дистанция остается. "Я" может совершенно не разделять смысл строки "ты бы ушел в монастырь". "Я" даже меняет обращение "ты" на "вы", что резко увеличивает дистанцию меж "я" и "ты". Личные местоимения исчезают, появляются неопределенные "вам" и "вас", не имеющие отношения к интимной интонации стихотворения. Читателю ведь все равно, что кому-то и где-то неприятно, когда его застают за молитвой.