Роджер Киран - Продавшие социализм: Теневая экономика в СССР Страница 21

По нашему мнению, она могла привести к лучшим результатам, если бы заранее был учтен имеющийся опыт других стран в этом направлении. Так, например введение «сухого закона» в США в начале XX столетия вызвало невиданный рост нелегального производства и торговли спиртным. Опыт показал, что положительные результаты в данном направлении можно ожидать от применения следующих мер: 1) повышения цен; 2) системы налогов и сборов на производство и торговлю спиртными напитками; 3) индивидуальной работы с людьми, систематически злоупотребляющими алкоголем.

Другой, довольно чувствительный провал политики Горбачева наметился в объявленном им курсе на повышение и ускорение темпов производства ряда отраслей экономики.

Усиленное общественное внимание и финансовая поддержка этой кампании привели, однако, к довольно неожиданному следствию — чрезвычайному росту ассортимента и количества всевозможных эрзацев и подделок. Горбачев попытался противодействовать подобным неблагоприятным явлениям при помощи мер по повышению роли системы госинспекции. Вскоре выяснилось, что удельный вес продукции низкого качества, не отвечающей государственным стандартам, чрезвычайно высок. Это вызвало, однако, резкое недовольство рабочих, поскольку уровень их зарплаты должен был упасть из-за регистрации столь больших количеств бракованных изделий и товаров. В конце концов от системы «госприемки» тоже пришлось отказаться.

Тем не менее, эти два примера политических неудач не сказались на общем ходе экономических реформ, начатых в 1985–1986 годы. Они, в общем, давали положительные результаты. Вышеупомянутые провалы, скорее всего, стали следствием не очень хорошо продуманных и подготовленных решений, очевидно, вызванных стремлением к достижению быстрых и легких успехов. Несмотря на неблагоприятный общественный резонанс, на неудачу и преждевременное прекращение указанных двух кампаний, их никак нельзя было воспринять неким «общим провалом» как системы в целом, так и экономических реформ, начатых Горбачевым непосредственно после его прихода к власти.

Не выдерживает проверки фактами и предположение о том, что политический поворот Горбачева «направо» якобы был вызван сопротивлением выдвинутому им курсу реформ со стороны ряда руководителей партии. И по сей день не обнаружено абсолютно никаких данных, подтверждающих наличие неких настроений неодобрения или отрицательного отношения высокопоставленных деятелей партии и государства к идее о необходимости существенных преобразований в экономической системе.

На это указывают также М. Эльман и В. Канторович в своем исследовании «Разрушение советской экономической системы» (1996 г.), в значительной степени основанном на данных и выводах, содержащихся в проведенных ими интервью с ответственными советскими руководителями тех времен. «Никаких доказательств наличия какой-либо оппозиции против курса реформ обнаружено не было», — подводят они итоги опроса.

В своей книге «Борьба Горбачева за экономические реформы» ярый сторонник рыночной экономики Андерс Асслунд, проживший довольно долгое время в Москве в период 80-х годов, также подчеркивает, что «все выбившиеся в то время на ответственные позиции новые советские руководители неизменно выступали в пользу перемен». Более того, в той же книге он признает, что как «брежневисты», так и члены тогдашнего Политбюро — Гайдар Алиев, Виктор Гришин, Динмухамед Кунаев, Владимир Щербицкий и Николай Тихонов, которых считали «прямолинейными марксистами», — поддерживали необходимость перемен в советской экономике, которые бы вывели ее на качественно иной уровень развития, сходный, скажем, с моделью экономического устройства ГДР.

Асслунд обращает внимание также на существование трех других реформаторски настроенных групп среди тогдашних ответственных советских деятелей, отличающихся как от уже упомянутых течений, так и от «круга Горбачева», определенно вставшего в конечном итоге на сторону идей «свободного рынка» и перевода советской экономики на рельсы системы частной собственности.

Такая группа сформировалась, например, вокруг тогдашнего председателя Совета Министров СССР Николая Рыжкова. По его мнению, решений экономических проблем страны следовало добиваться на пути повышения производительности труда и интенсификации производства. Группа Рыжкова настаивала на принятии мер по ускоренному применению достижений научно-технического прогресса в производственную практику. Она выступала также в поддержку повышения капиталовложений в сферу машиностроения. Сторонники Рыжкова поддерживали проводившиеся в то время эксперименты по установлению системы самостоятельного финансирования на предприятиях.

Другое направление реформаторов, отличающихся от «круга Горбачева», возглавлял Лев Зайков. В июле 1985 года его избрали секретарем ЦК КПСС по вопросам военно-промышленного комплекса (ВПК). Его взгляды на политику перемен тоже были связаны с реформами системы капиталовложений и поощрительным развитием научно-технического прогресса и машиностроения. Реформаторские программы Зайкова предусматривали принятие мер по улучшению качества продукции и введению обоснованной системы дифференцированной оплаты труда, а также по улучшению порядка на производстве и повышению требовательности к сменной работе.

В отличие от группы Рыжкова, Зайков и его люди были против идеи о самостоятельном финансировании предприятий, ибо она, по их мнению, способствовала бы развитию элементов конкуренции и появлению других механизмов рыночной системы.

Свои взгляды на ход необходимых перемен в советском обществе и экономики были и у Егора Лигачева, тогда второго человека в партии после Горбачева. Он тоже выступал:

— за введение серьезно обоснованной дифференциации оплаты труда на предприятиях;

— совершенствование системы бухгалтерского учета их деятельности;

— введение коллективных трудовых договоров;

— проведение эксперимента по установлению системы самостоятельного финансирования на предприятиях.

Наряду с этим Лигачев безоговорочно отвергал систему частной собственности и экономику «свободного рынка». Залог успеха положительных перемен для него состоял:

— в совершенствовании и укреплении существующей системы единого экономического планирования;

— в повышении рентабельности и ответственности отдельных предприятий;

— в улучшении дисциплины во всех ее измерениях.

С точки зрения таких позиций, Лигачев поддерживал и кампанию против алкоголизма. Вместе с тем он считал, что следует предпринять более серьезные меры против превращения практики и мировоззрения потребительства чуть ли не в основную норму жизни и устройства всего советского общества и его экономики. По его мнению, следовало безотлагательно и бескомпромиссно действовать против коррупции и всяких форм незаконной «теневой экономики».

Лигачев полагал, что изменения в экономике следует проводить на основе рекомендаций и решений, намеченных на состоявшейся в июне 1985 года Всесоюзной научно-технической конференции по этим вопросам. Он самым категорическим образом подчеркивал, что все реформы и перемены должны происходить в рамках принципов и системы научного социализма, что не следует допускать никаких компромиссов и кампаний в сторону «рыночной экономики» и возвращения к частной собственности на средства производства.

Первые сигналы о «новом курсе» Горбачева, предназначенном повернуть политику перемен в СССР в каком-то другом, неизвестном до тех пор направлении, наметились во время работы XXVII съезда КПСС в феврале 1986 года. По правде говоря, тогда Горбачев, скорее всего, сделал заявку не столько на какую-то новую политику, сколько на внедрение в нее некой иной, принципиально отличающейся идеологии о характере, целях и содержании реформы. Он уже не только больше не говорил о преемственности с принципами и идеалами прошлого, но и всячески старался навести на мысль о якобы уже созревшей необходимости порвать с этим прошлым.

В плане тактическом он обычно связывал подобные идеи с рядом недостатков, допущенных во время «застойного периода» правления Брежнева, сложившегося после начала его серьезной болезни. Очевидно, заигрывая с уже довольно широко распространенными общественными настроениями, он призывал к «подлинно революционным переменам» и к необходимости «решительного поворота» как во внутренней, так и в международной политике.

Общие речи такого рода вводили людей в заблуждение, позволяя им воображать вещи, в корне отличающиеся от того, что в действительности происходило впоследствии.

Горбачев также подменил конкретную формулировку Андропова об «ускорении научно-технического прогресса» более неопределенной и туманной фразой об «ускорении экономического и социального развития». К тому же, если, как ему казалось, кто-то не уделял нужного внимания таким изменениям в терминологии, он всегда подчеркивал, что речь идет не просто о словах, а о совершенно ином понимании совершающихся перемен. По его мнению, их не следовало бы ограничивать сферой лишь экономических реформ. Наоборот, в соответствии с «новыми взглядами» Горбачева, изменения должны были охватывать все методы работы, всю систему существующих политических и идеологических институтов.