Анатолий Уткин - Как пережить экономический кризис. Уроки Великой депрессии. Страница 22

Главное значение «Нового курса» для американского народа не в вышеприведенных цифрах, а в начале изменения отношений между людьми. Биржа перестала быть единственным барометром жизни нации, люди начали ценить сочувствие, солидарность, осмысленные коллективные действия. Так, вода вТеннеси стала после постройки предложенных Рузвельтом гидроэлектростанций чище и бежала теперь быстрее. Платформа демократов — плод работы Рузвельта и команды — была необычайно откровенной и ясной по своему смыслу. Пародируя Декларацию независимости Джефферсона, она говорила: «Мы считаем самоочевидными следующие истины что правительства в условиях современной цивилизации имеют определенные твердые обязательства перед своими гражданами, среди которых выделяются следующие: 1) защита семьи и семейного очага; 2) создание демократических возможностей для всего народа; 3) помощь тем, кто попал в беду». Задачей правительства является «избавить нашу землю от расхитителей, бандитов и злодеев большого богатства».

Индекс промышленного производства поднялся с 58 пунктов в 1932-м до 101 пункта в 1934-м и 121 пункта в 1935 году. Главным орудием — и главной надеждой — Рузвельта в 1936 году было то, что люди не успеют забыть ситуацию четырехлетней давности, с которой они могут сравнить настоящее.

Самым известным посетителем президента Рузвельта в мае 1934 был английский экономист Джон Мейнард Кейнс. Он прибыл к президенту с рекомендательным письмом от судьи Феликса Франкфур-тера. Прославленный экономист рекомендовал дефицит в бюджетных расходах: «Ничто не сравнится в эффективности борьбы с кризисом с этим средством». Рузвельт позже писал, что они имели «потрясающую беседу». И все же Рузвельту было трудно свыкнуться с мыслью, что ради процветания надо отбросить страх и влезть в долги. Он дал распоряжение Тагвелу познакомить Кейнса с членами его кабинета.

Ситуация все еще была очень сложной: более восемнадцати миллионов американцев получали государственную помощь.

Писатель Синклер Льюис, выдвинув свою кандидатуру на пост губернатора Калифорнии, предложил создать цепь социально ориентированных коммун под лозунгом: «Я произвожу, и я защищаю». Его поддержали Теодор Драйзер, Арчибальд Макли, Дороти Кэн-филд Фишер, Стюарт Чейз, Моррис Эрнст, Кларенс Дарроу, — и даже отец Чарльз Кофлин из Роял-Оак

(Мичиган). Рузвельт ценил Льюиса Республиканцы в Калифорнии выступали за пенсию в 200 долларов всем, кто старше 60 лет.

Левые в Америке получили политическое влияние в штате Вашингтон, в Висконсине (где Роберт Лафолет выиграл и сенаторскую, и губернаторскую гонки), в Миннесоте.

И все же нужно признать, что администрация Рузвельта могла не все. Она могла удесятерить жителям долины могучей Теннеси их жизненный уровень, но она не могла одним рывком вырвать огромную экономику Америки из лап мирового кризиса. Рузвельт пытался, и Администрация национального восстановления была самым большим его усилием в этом направлении.

Администрации национального восстановления (NRA) подняла моральный дух нации — и уже это сослужило службу американской нации. Выступая пе-ред ассамблеей штата Нью-Йорк, учитель рукоделия Роберт Маршалл объяснил, что учит безработных плести ремни из веревок. Редакционные статьи по всей стране высмеяли мастеров делания ремней — вот, мол, чем занимается Гопкинс за государственные деньги. На самом деле Гопкинс и его соратники ненавидели бессмысленную работу — она лишает человека гордости и самоуважения. Любимая фраза, которую всегда хотел услышать Гопкинс, была: «Мы перестали получать пособие, мы теперь работаем на правительство».

У руля

В 1930-е годы закладывались основы той политической практики, которая позднее приобрела в американской жизни черты «естественного состояния». В те времена отсутствовали массовые опросы населения, не было крупных социологически ориентированных исследовательских организаций. Политики в определенном смысле блуждали во тьме — заголовки ведущих газет ведь тоже строились на пристрастиях ведущих комментаторов. Тогда еще Не было больших социологических агентств, но уже опгутима была необходимость в том, чтобы и в политике просчитывать возможные результаты, видеть на несколько шагов вперед.

Новый — рузвельтовский — доллар (который к лету 1933 года был опущен до 83 центов в золотом измерении) позволил американской промышленности с большим успехом конкурировать на мировом рынке, тесня европейские компании, которые уже выступали за инфляцию своих валют. Президент Рузвельт издал 31 января 1934 года прокламацию, которая сокращала' золотое содержание доллара с 25,8 до 15,5 грамма и устанавливала официальную цену золота на уровне 35 долларов за тройскую унцию.

Свободное падение валового национального продукта значительно замедлилось — на 2,1 процента в 1933 году. Но безработица выросла до 24,9 процента. Рузвельт отверг совет Дж. М. Кейнса прибегнуть к большому дефициту расходов.

Если основная масса американских промышленников еще не понимала этого, то Уолл-Стрит уже понимал. Известный экономист Чарльз Дэвис аплодировал Рузвельту, и также поступала часть республиканцев. Партнер Моргана Рассел Леффингвелл писал Рузвельту: «Ваши действия по «уходу от золота» спасли страну от полного коллапса». И даже настроенный против Рузвельта миллиардер Дж. П. Морган приглушил свой критицизм, объявив с редким для него проявлением чувств, что он «приветствует объявленные действия президента… Кажется ясным, что выходом из депрессии является борьба с дефляционными силами».

Большой бизнес увидел в связи профессиональных союзов с правительством подлинную для себя угрозу. Бизнесмены, как мы уже отмечали, называли меры, предпринятые президентом Рузвельтом, «ползучим социализмом». Но американский народ смотрел на это дело иначе. Процитируем далекую от социальных сопереживаний газету «Нью-Йорк тайме»: «Американскому народу кажется, что Рузвельт оседлал смерч и поставил под свой контроль всеамериканский шторм. От президента Рузвельта он (народ) получил серию исполненных мужества речей и ряд достижений, которые заставили миллионы его сограждан считать президента человеком, ниспосланным небесами в-самый трудный час».

Переход от мучительного ожидания своей судьбы к отчаянному овладению этой судьбой был таков, что в Америке появилось нечто прежде невиданное — культ личности. По поводу Рузвельта повсеместно утверждалось, что «он может видеть во тьме». Американские историки не без основания утверждают, что в этот, редкий для Америки, период Рузвельт мог получить от конгресса практически любые полномочия — вплоть до диктаторских.

Историк Дж. Гюнтер утверждает: «Мы склонны забывать ныне о той огромной, беспрецедентной, возобладавшей надо всем власти, данной впавшим в энтузиазм конгрессом Рузвельту во время первых ста дней его правления. Германский рейхстаг не дал канцлеру Гитлеру большего». И Рузвельт посчитал обязательным отметить, что будет действовать строго в рамках Конституции.

Глава четвертая Общение как инструмент преодоления моральной депрессии

Между тем Рузвельт интуитивно чувствовал опасность. Он боялся девальвации своих слов, он не согласен был выступать ежедневно (как ему многие предлагали). Он знал волшебную и страшную силу слова—и не злоупотреблял этой силой. Рузвельт сам определил свою роль как миссию «президента, убеждающего молитвами». В те времена не было «Голоса Америки», не было Информационного агентства Соединенных Штатов, и президент, выступая как бы от себя, был своего рода учителем, а «классом» была вся страна.

Выступление перед народом

Новое законодательство можно было провести лишь с полной поддержкой американского народа. Главной заслугой президента Рузвельта в этот самый суровый период американской государственности было не некое отдельное мудрое решение, а то, что он сумел создать в стране атмосферу солидарности, готовности к инновациям, чувство, что препятствия преодолимы. Из мрака отчаяния он сумел извлечь луч надежды, его оптимизм был заразителен. Страна не стала жить много лучше, но стала более уверенной в том, что труд и поиски выхода из экономических и моральных злоключений в конечном счете обеспечат выход из кризиса. Такие общенациональные авторитеты, как Уильям Аллеи Уайт, признали, что недооценивали Рузвельта: «Мне трудно понять — я ли не понимал его до выборов или он развернулся после победы? Он демонстрирует спокойствие, великодушие и, более всего, властность!.. Я видел в своей жизни многое, но ничего подобного».

Отвергая высокомерную гуверовскую практику («президент никогда никого не навещает»), Рузвельт посетил ушедшего в отставку судью Оливера Уэндела Холмса в связи с его девяносто второй годовщиной, несмотря на то что ступеньки дома у великого судьи были очень круты. Рузвельт, поправ всякое высокомерие, спросил у великого судьи дать совет: «Что делать?» Ветеран Гражданской войны ответил кратко: «Крепите свои ряды и сражайтесь!» После ухода президента судью спросили, каково его мнение о новом президенте. «Знаете ли, — сказал смущенно Холмс, — его дядя Тэд назначил меня Верховным судьей». — «И все же». Взглянув на дверь, через которую только что вышел президент, старый судья высказал суждение, которое является, возможно, самой верной, гениальной оценкой Франклина Делано Рузвельта: «Второклассный интеллект, но первоклассный темперамент».