Газета Дуэль - 2008_39 (587) Страница 22

Потом стало известно, что давно отвернулись от Солженицына и осудили даже школьные друзья — Николай Виткевич, Кирилл Симонян, его жена Лидия Ежерец (она у нас в Литинституте читала курс по современной западной литературе), которых он во время следствия по его делу назвал своими единомышленниками-антисоветчиками. О Наталье Решетовской, первой жене, тоже преждевременно зачисленной им в единомышленники, я уж не говорю. Он сам «отвернулся» от нее на пороге старости. Отвернулись ещё и те, кто вместе с ним сидел, а это тот же Виткевич, Лев Копелев, Сергей Никифоров — прототип Роди из «Круга». Прототип напечатал в «Нашем современнике» беспощадные воспоминания «Каким ты был, таким ты и остался». Нельзя забыть и Ольгу Карлайл, внучку Леонида Андреева. В 1965 году её отец Вадим Андреев тайно вывез на Запад микрофильм романа «В круге первом» (а мы, телята, спустя уже год после этого обсуждали его в ЦДЛ!), в 1968 году её брат Александр вывез «Архипелаг ГУЛАГ» (Вот оно, всезнающее и всемогущее КГБ! Вот он, колпак, под которым задыхался Титан!), а сама Ольга с мужем по просьбе романиста почти пять лет возились с переводом и с организацией издания этих книг на Западе. И что же? Оказавшись там, Солженицын обвинил супругов Карлайл в намерении нажиться на издании его книг. Они вынуждены были защищаться. В 1978 году в США и во Франции вышла книга О. Карлайл «Солженицын и тайный круг». Теперь она издана и у нас. Книга кончается так: «Не одни мы стали жертвами солженицынской ненависти. Вадим Борисов, Иван Морозов из издательства ИМКА-пресс тоже изведали её в полной мере» (с.174). Как видно, Ольга Вадимовна не знала, что совсем не старый Борисов умер, как не знала и о других жертвах.

Примечательно, что ведь отвернулись от Солженицына или прокляли его не только советские патриоты по идейным и литературным соображениям как антисоветчика с апостольскими задатками (Шолохов, Симонов, Симонян и др.), но и люди очень близкие ему по антисоветским убеждениям (супруги Копелевы, супруги Карлайл, Бакланов — друг Рейгана и Сороса, и др.), — тут уж оказалась непереносима просто его человеческая суть.

Незадолго до преждевременной кончины Александра Солженицына было много чёрных знамений: небывалое наводнение в восточной Европе и в Германии, затмение солнца, убийство инкассатора в Москве, в Троице-Лыково (это на западной окраине Москвы), по рассказам очевидцев, курочка ряба три раза прокукарекала петухом, что, как известно, всегда шибко не к добру… И как было не насторожиться, не поберечься? Нет, великий писатель продолжал работать над своим очередным 30-томным собранием сочинений. Хотя уже были 3-, 6-, 8-, 10- и 20-томные. Мало! А ведь его «Архипелаг», переизданный тиражом всего в 4 тысячи экземпляров, лежит в магазинах вот уже второй год даже в Москве, в самом центре.

Такая глухота к знамениям тем более удивляет, что Александр Исаевич всегда был человеком мистически чутким. Однажды получил он письмо, пригляделся, как всегда, зорко, настороженно и вдруг с ужасом увидел приклеившийся к конверту волосок. Чёрный вьющийся волосок! Что бы это значило? Не угроза ли какая? Вот, мол, оставим от тебя один волосок… А другой раз у него вдруг зазвонил будильник, много лет уже не ходивший. Наверняка тоже какой-то знак свыше! Трепет прошёл по всем его членам… А почил он в Бозе как раз в ночь с 3 на 4 августа, т. е. между Днём инкассатора и Днём железнодорожника. Видимо, и в этом скрыт какой-то великий мистический смысл, который, может быть, разгадает когда-нибудь такой же мистик…

Смерть Солженицына, как это нередко бывает, ярко высветила кое-что и в фигуре самого покойного, и в людях, так или иначе с ним связанных, и даже в более широкой сфере.

Тут начать следует, видимо, с «Литературной газеты», главной писательской трибуны. В номере, вышедшем 6 августа, в день похорон, помещён большой портрет усопшего и краткое, прощальное слово Валентина Распутина. Всё это под общим заголовком «Неустанный ревнитель», что не только странно, а просто непонятно, как, допустим, «Неутомимый почитатель». Ведь такие слова требует дополнения: ревнитель чего — общего блага? просвещения? поп-музыки? Почитатель чего — чтения? живописи? пива? Редакция в ущерб русскому языку деликатно уклонилась от ясного ответа, но ясность тут же в полной мере внесли четыре лауреата Солженицынской премии: помянутый писатель Валентин Распутин, поэты Инна Лиснянская и Юрий Кублановский, артист Евгений Миронов.

Суть их небольших статей определяют речения такого рода: «Могучая фигура… великий талант… мерило гражданского подвига… Он так много и хорошо сказал, что теперь только слушать, внимать, понимать… Я скорблю вместе со всем народом… великий писатель, великий человек… Ещё не одно столетие будут читать его пророческое слово… Его смерть — знаковое событие, как смерть Достоевского или Толстого… Беда общенародная… Он открыл глаза русским и Западу на природу тоталитарного режима… Масштабы его прозы не сравнимы ни с чем… Меня поражало его простодушие, идущее от чистой и доброй души…»

Ничего нового тут нет. Правда, никто раньше не смог даже под микроскопом разглядеть у Солженицына простодушие, чистоту и доброту, как это удалось зоркому Ю. Кублановскому невооруженным глазом. А в остальном… В самом деле, ещё когда Могучая Фигура обреталась в штате Вермонт, например, Лев Аннинский писал в «Московских новостях» в связи с фильмом о нём Станислава Говорухина: «Великий Отшельник… Величие, очерченное молчанием, наполняет мою душу трепетом сочувствия и болью восторга… Классик: бородища, длинные волосы… Не учит, не пророчит — страдает. Как все…» Замечательно! Только (уж о страдании в поместье за океаном не говорю) о каком молчании речь? Отшельник не закрывал рта, то понося Советский Союз, то нахваливая Америку, то призывая Запад ударить по его родине… В таком же, как солжлауреаты, духе говорили о нём раньше по телевидению и Эдвард Радзинский, Альфред Кох, Борис Немцов, Евгения Альбац… Они еще и агитировали нас: «Читайте Солженицына! Штудируйте «Архипелаг!» Правда, ни один не утверждал, что обожает великого Отшельника «вместе со всем народом».

При поголовной их рутинности в помянутых откликах заслуживает однако внимания восторг, с которым В.Распутин возгласил: «Апостол!.. Одна из самых могучих фигур за всю историю России… Великий нравственник… Великий справедливец… Один бросил вызов огромной системе — и победил!». Победил «систему», т. е. Советскую власть, которая в числе несметных благ и талантов взрастила и самого товарища Распутина из иркутской деревни Усть-Уда, сделав его Героем соцтруда, кавалером орденов Ленина, а потом — лауреатом 15 советских и антисоветских премий (на 2003 год + 5Х) и других советских и антисоветских наград.

Человек радуется уничтожению Системы, породившей его! Как будто сочинил новый стишок по мотивам известного В.С. Печерина, заменив у него только слово «Отчизну»:

Как сладостно Систему ненавидеть

И страстно ждать её уничтоженья…

Радостная мысль о том, что вот Справедливец один-одинёшенек пришёл, увидел Систему и победил её, принадлежит не Распутину, она многократно высказывалась раньше, это излюбленная мысль его почитателей, её разделяет и беспорочный Бондаренко, а пламенная Людмила Сараскина, его знаменитый биограф и друг, говорит даже так: «Солженицын создал себя с нуля, можно сказать, на пустом месте». Ну, вообще-то говоря, всё начинается с нуля. Минувшей весной у меня появились внук и внучка, а ведь раньше был голый нуль. Но Солженицын, явившись из нуля и стоя на пустом месте, потом всё-таки окончил университет, побывал на войне, посидел в лагере и только потом вдруг увидел огромную Систему и сокрушил её.

Однако вот что заметил в «Советской России» Александр Бобров по поводу песнопений о Давиде, сразившем Голиафа: «Да, этот штамп часто повторялся в похоронные дни, но всё-таки возражу Валентину Григорьвичу: Запад и «пятая колонна» здорово помогли писателю в борьбе с Системой». Да не только это, Александр. Начинать надо с «Нового мира» и Твардовского, с Хрущёва и Политбюро, с «Советского писателя» и «Роман-газеты». А уж вслед за этим — многомиллионные тиражи и гонорары на Западе. А Нобелевская и ворох других премий разве не поддержка? А свистопляска во всех СМИ? А провозглашение его новым Толстым и вторым Достоевским устами всех радзинских?.. Но вот вернулся он по приглашению Ельцина в Россию, побывал у него в гостях, выступил в Думе, но ещё вздумал пробурчать по телевидению что-то неласковое о Чубайсе, Гайдаре, реформах… И что? Бобров напоминает: Система сработала моментально — тотчас выставила его с телеэкрана. Вот тебе пять гектаров земли, блукай по ней из конца в конец и бурчи о чём угодно хоть с утра до ночи. Даже притронуться к себе Система не позволила.

«Его признала Россия, — уверяет однако наш Лауреат от имени России. — Ни у кого, будь то самые знаменитые личности в искусстве, науке и политике, не было столь огромной прижизненной славы, популярности, как у Александра Исаевича». Такое заявление Героя (оставим в стороне учёных и политиков), пожалуй, можно объяснить затмением памяти, вызванным либо пароксизмом скорби по поводу смерти Апостола, либо приступом радости в связи с поражением Системы. Впрочем, может быть, просто не знает, какая прижизненная слава и популярность были у Пушкина и Толстого, у Горького и Шолохова, у Есенина и Маяковского, у Шаляпина и Лемешева, у Чайковского и Шостаковича, да хотя бы и у Михаила Жарова да Николая Крючкова, у Любови Орловой да Марины Ладыниной, у Райкина да Шульженко… Чтобы убедиться в этом, достаточно сопоставить, допустим, похороны Есенина и Маяковского (есть кинохроника) с той сходкой, что мы видели 6 августа в ритуальном зале Академии Наук. Но возможно и такое объяснение: Герой-Лауреат принимает за славу и популярность шумиху и гвалт, визг и звон, что устроили вокруг Апостола сперва с благословения Хрущёва у нас, потом — на русофобском Западе, а в годы Ельцина и у нас, и на Западе. Да, вокруг Толстого, Горького, Шостаковича ничего подобного не было и не могло быть, ибо это непристойно, неприлично, не по-русски. А уж превозносить своего кумира за счёт всей русской культуры… Я бы за это лишил и Золотой Звезды и всех орденов Ленина.